Огненная страсть

— Хорошо, Мистер Галлагер. Вы можете мне точно сказать, что произошло? — спросила медсестра, задергивая занавеску между кроватью Йена и Микки, чтобы помочь первому сосредоточиться. Однако сосредоточиться было просто невозможно: брюнет лежал на кровати рядом с ним, вне поля зрения, но определенно не тихо. Он громко стонал, издавая низкие болезненные звуки, когда перекатывался взад-вперед по больничной койке. — Кто-нибудь может просто сделать мне ебучий укол морфина, пожалуйста! Иисус, блядь, Христос, да у меня вся задница горит! — закричал Микки. Грудь медсестры подпрыгивала, пока она пыталась приглушить свой смех, одновременно прикрыв рукой рот, когда буквально хрюкнула, извиняясь перед Йеном. Девушка быстро встала и закрыла дверь в их отдельную смотровую, мельком увидев Микки, который перекатывался из стороны в сторону и держался за свои ягодицы через шорты, в то время как два деревянных столбика от спинки кровати были пристегнуты к его запястьям наручниками с пушистыми розовыми манжетами, которые он купил Йену на День Святого Валентина. Она знала, что, скорее всего, будет гореть в аду, но ничего не могла поделать — просто продолжала смеяться до слез, вытирая глаза, когда возвращалась к кушетке Йена, за что получила грубое «ДА ПОШЛА ТЫ!» от Микки. Йен испытывал не меньшую боль, держа на своем члене сразу три пакета со льдом. — Ох, мистер Галлагер, вам действительно необходимо положить полотенце между вашим пенисом и пакетами со льдом, чтобы убедиться, что вы не обморозитесь, — она потянулась к нему, чтобы помочь сделать это, но он лишь оттолкнул ее руки, а из его глаз потекли слезы боли, в то время как по ее щекам все еще катились слезы от смеха. — Все в порядке. Насколько это возможно сейчас, — сказала она, делая паузу из-за очередного громкого стона брюнета и нескольких брошенных ругательств. Глубоко вздохнув, Йен пытался обрести дар речи. Его голос дрожал, когда он наконец заговорил, в отличие от голоса Микки, наполненного болью, но все еще сильного и громкого. — Я и мой му… аууууууууууу, как же больно! — он затряс головой, надеясь, что ему не придется вдаваться в слишком много деталей, но Микки был достаточно любезен, чтобы заполнить пробел для нее. — Мы ТРАХАЛИСЬ! Ебаный боже, Йен! Она же чертова медсестра, а не 5-летняя девочка! — завопил брюнет. — Я ЗНАЮ! Ты ей все хочешь рассказать? — Йен выпятил подбородок вперед и нахмурил брови всего на секунду, делая всю ситуацию еще более смешной, чем она уже была, и обеспечивая медсестре новый приступ смеха, сопровождаемый фырканьем между ее попытками подавить его. — Охххх, заткнись нахуй… — простонал Микки. Девушка предпочла говорить с Йеном, а не с Микки, потому как рыжий казался гораздо более снисходительным к тому факту, что почти все работники в отделении скорой помощи долго не могли перестать смеяться, чтобы, в конце концов, помочь им. Каждый раз, когда новый человек пытался спросить кого-нибудь из них, что случилось, то тут же начинал заливаться слезами от смеха, пока Микки угрожал оторвать ему все конечности. Несмотря на то, что он говорил это, катаясь по полу и держа свою задницу между закованными в наручники столбиками кровати, они все еще верили, что он может сделать это, как только почувствует себя лучше и свободнее. В итоге дежурная медсестра распорядилась, чтобы их перевели в отдельную палату, предназначенную только для тяжелых ранений, но, по крайней мере, так все происходящее перестало пугать других людей в приемной. Йен снова посмотрел на нее, вытирая слезы руками в перчатках, которые медсестра надела на него, чтобы он не распространял жгучую боль на другие части своего тела. — Мы с мужем ТРАХАЛИСЬ… вот! Теперь ты счастлив? Ну и решили вытащить эту штуку, которую один из его братьев подарил нам на Рождество. Какая-то горячая, ароматизированная смазка. — А вы случайно не захватили ее с собой? — спросила она, делая пометки, пока он говорил. Покачав головой, он посмотрел на нее так, словно она была отсталой. — У меня даже не было времени надеть чертовы штаны или найти ключ от наручников! Вы думаете, я вспомнил о том, чтобы захватить бутылку смазки? Нет! — почти пролаял он. — Сука, блядь! Оооо Боже, она горит… кто-то убейте меня! — Ладно, извините меня. Пожалуйста, продолжайте, — сказала она, сильно прикусив губу, чтобы не рассмеяться. — Так или иначе, поначалу все было нормально, понимаете? Я попробовал ее, потому что она была ароматной и довольно хорошей: когда я разогрел смазку между ладонями, то почувствовал приятное ощущение теплоты, поэтому подумал «Да, это может сработать». Дверь в их палату открылась, и вошел еще один сотрудник — мужчина. Он бросил быстрый взгляд на Микки, катающегося по кровати, потом на Йена с его пенисом на льду, а также ртом и глазами малинового цвета, после чего разразился смехом! — А-а, чтоб тебя! — брюнет сделал движение в сторону медбрата, но жгучая боль в заднице заставила его снова лечь на кровать. — Убирайся к чертовой матери! ВОН ОТСЮДА!!! Медсестра вытолкала парня за дверь, предупреждающе покачав головой и умоляя, чтобы он перестал смеяться, а затем вернулась к своей беседе. — Хорошо. Так что же случилось дальше? — Ну, Микки уже был прикован наручниками к кровати, так что ему на руки ничего не попало — только мне, — Йен повернул ладони вверх, чтобы показать ей красные ожоги, образовавшиеся от смазки. — В общем, я начал… Ну, вы понимаете, смазывать ею… Он кивнул подбородком в сторону своего пениса, как бы показывая, что именно он смазывал. — Это единственное место, которое вы смазали? — спросила она, записывая все в блокнот. — Нет. Я… хм… я еще… — он кивнул в сторону занавески, за которой находился Микки, но не сказал этого вслух. — Бляяяяя… он засунул свои пальцы мне в задницу, хорошо! Чертова садистская сука! Ты, блядь, наслаждаешься этим? Ебаная трата времени… — Пожалуйста, просто не обращай на него внимания. Мы очень много выпили. Обычно он так себя не ведет, — пояснил Йен. — Ладно, это неправда. Обычно он немного такой, но не настолько плох. Я просто думаю, что ему нужно, чтобы кто-то проверил его задницу. Она улыбнулась, прикрывая рот рукой, чтобы сдержать смех, а затем ответила: — Уверяю вас, что мы уведомили доктора о сложившейся ситуации, и он постарается прийти как можно скорее, хорошо? Мы просто не можем… — она попыталась найти нужные слова. — Ну, мы не можем положить лед ему в задний проход: это может привести к обострению ситуации. Только пакеты со льдом, как у вас. — Ааааабоже, я хочу, блядь, сдохнуууууть… — Ну значит так. Мои пальцы были, знаете ли, в его заднице… — А сколько их было? — перебила она. — Че… а? Вы серьезно? — спросил Йен. К счастью, Микки стонал слишком громко, чтобы расслышать ее вопрос, поэтому девушка кивнула и стала ждать его ответа. — Не знаю, а какое это имеет значение? — поинтересовался рыжий. — Мне нужно дать доктору полное описание, чтобы мы могли точно определить, какая часть его ануса может быть затронута, — спокойно объяснила медсестра, но Микки ее услышал. — ВСЯ! Полностью вся задница! Запиши это в своем ебучем маленьком блокноте! На этот раз Йен присоединился к ней, подавляя смех. Его пенис наконец-то настолько онемел, что жжение было только двухкратным пожаром вместо пятикратного, с которым он прибыл в скорую. Он поднял четыре длинных пальца и пошевелил ими, как бы отвечая на ее вопрос, из-за чего глаза девушки расширились в изумлении, а затем она опустила взгляд в блокнот, записывая сказанное. — Скажите мне, когда началась эта… реакция на смазку. Я полагаю, вы терли глаза и рот, пока она все еще была на ваших руках, верно? — спросила она, пристально глядя на его распухшие губы и почти закрытые распухшие глаза. — На самом деле, нет. Не думаю, чтобы я тер их. По крайней мере, я не помню, как это делал, хотя я попробовал немного. — Хорошо, тогда как она попала сюда, в область ваших губ и носа? — медсестра легонько коснулась ручкой тех мест, о которых спрашивала, заставив рыжего слегка поморщиться. — Я… э-э… Занавеска между кроватями распахнулась. Столбик кровати, прикованный наручниками к руке Микки, едва не ударил девушку по голове, прежде чем она отпрянула в сторону, издав негромкий крик. — Я не собираюсь тебя бить, сука! Просто отодвигаю блядскую занавеску. Какого хуя, ты закрыла ее и оставила меня там совсем одного. Девушка хотела извиниться, но потом поняла, что он был буквально в трех футах от нее, в той же комнате. Она никак не могла оставить его одного. Микки заметил Йена, и впервые за все это время он громко расхохотался, сопровождая свой смех болезненным стоном. Теперь он понял, почему медсестра смеялась: лицо мужа выглядело так, словно он натер ядовитым плющом всю свою кожу, а его рот и глаза были распухшими, словно он провел восемь раундов с Майком Тайсоном. — Заткнись нахуй, Микки! — завопил Йен. — Пожалуйста, блядь! Я думал, что у меня все плохо. Моя задница горит еще хуже, чем в тот раз, когда я съел ту зеленую хрень с чили из «Маленькой Тихуаны», — он снова засмеялся. — Но ты… ты выглядишь реально дерьмово! Йен вскинул руку вверх и показал Микки средний палец. Пакет со льдом, который он держал на своем члене, упал на пол, обнажая его сморщенный замерзший пенис, что вызвало у брюнета совершенно новый приступ смеха. Он перекатился на спину, его тело сотрясалось от смеха, но сам он не издавал ни звука. — ДА ПОШЕЛ ТЫ, Микки! Я собираюсь надрать Игги задницу, когда увижу его! Он сделал это нарочно! Я знал, что был прав, когда сказал, насколько это подозрительно, что он сделал нам подарок для «спальни», но неееет! Ты назвал меня параноиком! И кто теперь смеется, черт возьми? В ту же секунду, как Йен задал этот вопрос, он понял, что говорить это было неправильно. Микки буквально чуть не свалился с кровати от того, что наклонился набок, держась за живот. Каким-то образом он умудрился застрять одним из деревянных столбиков, который был прикован наручниками к его руке в поручнях его больничной кровати, и начать им нажимать кнопки пульта дистанционного управления. Кровать стала подниматься с обоих концов, складывая его в центре как тако, но все, что он мог сделать, это бороться со столбиком и ругаться, пока кровать поглощала его. Медсестра бросилась к нему, чтобы помочь освободиться, но он отшил ее. — Я справлюсь! — крикнул брюнет, но, определенно, у него не получалось это. Наконец кровать перестала складываться, а Микки продолжил свои попытки освободиться. Медсестра отступила назад и просто дала ему возможность разобраться самому, решив вернуться к Йену. — Ладно, вы рассказывали мне про свой рот… — Он вылизывал мою гребаную задницу, ясно! — сказал Микки, сильно дернув за столбик кровати и, наконец, освободившись. Йен со стыдом закрыл глаза и кивнул. — Да. Именно то, что он сказал, — его лицо каким-то образом умудрилось стать еще более темного оттенка красного, когда девушка записала это. — А вы не могли бы… хотя, знаете, неважно, — произнесла она, подумав, не спросить ли его поподробнее, но Микки сразу же все понял. — Эта сука хочет знать подробности, Йен. Давай, расскажи ей. Чертова извращенка, — сказал он, свирепо глядя на медсестру. — Мистер Милкович, уверяю вас, я не пытаюсь все усложнить или смутить вас с мужем. Я просто пытаюсь помочь, и чем больше информации у меня будет, тем легче мне будет правильно назначить лечение, — парировала девушка, но совершила ошибку, думая, что если установит правила, то, возможно, Микки будет вести себя хорошо. В конце концов, голос власти всегда вызывал уважение. За всю свою жизнь она еще ни разу так не ошибалась. — Ох, тебе нужны чертовы подробности, чтобы ты могла помочь. Я знаю, как мы поступим… — спокойно сказал брюнет. Причем настолько спокойно, что и медсестра, и Йен немного занервничали, а последний и вовсе энергично замотал головой, одарив Микки своим классическим «не смей, блядь» взглядом. — Я дам тебе гребаные подробности! Приготовь свою ручку. Мистер Галлагер вылил пригоршню этого дерьма себе на пальцы, а затем, не торопясь, потому что ему нравится видеть, как я извиваюсь, засунул один палец мне в задницу, медленно двигая им внутрь и наружу. Затем он добавил еще один, — Микки все еще корчился на кровати от боли, но его решимость рассказать ей все детали превзошла желание орать благим матом. — Он дошел до четырех ебучих пальцев, глядя на мой набухший член, и потребовал, чтобы я кончил… и знаешь, что я сделал? Именно то, что он сказал! Да, именно так, сука. Не-блядь-тронутым, потому что когда у тебя почти полностью кулак Галлагера в заднице и это лицо… — он снова посмотрел на Йена и поморщился. — Ну, не это лицо, а его другое лицо, смотрящее на тебя, ты, блядь, кончаешь, когда он тебе говорит. Медсестра не написала ни единого слова с тех пор, как он добрался до момента с четырьмя пальцами. Ее лицо представляло собой смесь свекольно-красных щек и бледно-белой кожи, поэтому Йен не был уверен, перегрелась ли она или вот-вот потеряет сознание. Он подвинул ногу на кровати и велел ей сесть, потому как знал, что эта история не скоро закончится. — Затем, пока я лежу там, закинув ноги ему на плечи, и моя сперма выплескивается на мою гребаную грудь, этот ублюдок наклоняется вперед и начинает слизывать ее с меня. Запишите это дерьмо, это очень важно. Если ты соизволишь притащить сюда свою задницу, чтобы проверить меня, то увидишь, что моя грудь такая же неебически красная, как и его лицо. Йен кивнул, как бы подтверждая слова Микки, в то время как медсестра воспользовалась тем местом, которое предложил ей Йен, прочистила горло и сделала заметку про повреждения на груди брюнета. — Так вот, — продолжил он. — Мы продолжили дальше, потому что вопреки размеру его члена в данный момент, у него все еще был этот огромный гребаный 9-дюймовый стояк, подпрыгивающий между его ног, и нахуй меня, если бы я позволил этому монстру пропасть даром, так что… — Знаете что, мистер Милкович, вы были правы. Мне не нужны подробности. Все нормально. Вы можете прекратить, мне очень жаль. Вам не нужно все это рассказывать, клянусь, — она хотела встать, но тут Микки снова заговорил. — Хрена с два! Теперь мы все вместе в этом, сука… ты, я и мой муж, и тебе, блядь, лучше запомнить эту ночь, потому что это единственный чертов тройничок, который у нас когда-либо будет. А теперь сядь! Она утвердительно кивнула и тут же упала обратно на поролоновый матрас, бегло посмотрев на дверь в поисках поддержки, но все уже ушли. — Итак, он все еще держит свои пальцы у меня в заднице, облизывает мою грудь, и, черт возьми, если я снова не становлюсь твердым, потому что знаешь что? Ты не пропустишь ни одного раунда с Галлагером, только если не прошел все 12. А я кстати проходил 12 раундов, — он высунул язык и засмеялся, гордясь своими с Йеном сексуальными похождениями. — Он, значит, видит, что у меня стоит, и снова становится чертовски веселым. Его красивая гребаная улыбка освещает всю чертову комнату, и я говорю «Приступай, сука. Не обращай на меня внимание». Вот тогда-то он и начал меня вылизывать. — Хм… вы хотите сказать, что он предоставил вам оральный секс? Правильно? — спросила парамедик, надеясь, что ее голос прозвучит спокойно, но в то же время она изо всех сил старалась быть профессионалом в сложившейся ситуации. — Ага. Оральный секс, — подтвердил Микки. В этот момент Йен прикрыл глаза рукой в перчатке, как будто он был черепахой, прячущейся в своем панцире, но все еще мог умереть от смущения. Он больше не пытался остановить своего мужа и даже не осмеливался сделать это, потому что в тот момент Микки поставил своей жизненной задачей рассказать историю, и самое большее, на что Йен мог сейчас надеяться, это на то, что молния поразит их обоих насмерть. Беспокойство медсестры изменилось. — Мистер Милкович, мне очень жаль. Вам тоже нужны пакеты со льдом для вашего пениса? — она встала, чтобы принести брюнету несколько пакетов. — Нет. Сядь! Это был не тот вид орального секса, — он игриво пошевелил бровями и улыбнулся. — Господи Иисусе, неужели я должен объяснять тебе все по буквам? Он вылизывал мою задницу. Запиши это. И он охуеть какой мастер в этом… его язык был на дюйм выше моей дырки, и я, блядь, умолял его о большем, — он протянул ей свои запястья, чтобы показать красные отметины. — Видишь это дерьмо? Это произошло не потому, что я пытался сбежать. О, черт возьми, нет! Это случилось, потому что я не могу, блядь, лежать спокойно, пока он это делает. Я перемещался по всей гребаной кровати, подталкивая свою задницу так высоко, как только мог, чтобы он действительно туда засунул свой язык, понимаешь? Девушка вытерла лоб и с трудом сглотнула. Ее дыхание стало заметно тяжелее, чем раньше. Она оглядела всю смотровую, потому что стало почти невозможно смотреть ни на Микки, ни на Йена. — Мик… да ладно тебе, хватит, — взмолился Йен. — Заткнись нахуй… так вот, я лежу там и принимаю все это как гребаный чемпион, умоляя засунуть его в меня… — Микки заметил, что она не пишет, и на секунду задумался, чтобы уточнить. — Его член… ну, ты понимаешь, его пенис? Я хотел, чтобы он засунул свой член в меня…запиши это… но этому мудаку нравится видеть, как я корчусь, поэтому он просто продолжает это делать — сосать, дуть, лизать, кусать и блядь, пожирать меня, как будто я полукилограммовый стейк. И не буду врать — я знал, что если он не вставит свой огромный член в меня в ближайшее время, я снова взорвусь, и никто не знает, хватит ли меня на третью разрядку, когда я так проебался, но я чертовски хотел попробовать! В любом случае, я говорю «Эй, придурок! Засади свой гребаный хер мне в задницу, чтобы я почувствовал тебя, когда кончу снова». Микки гордо улыбнулся, как будто он знал, насколько она была впечетлена, и продолжил. — Говорю тебе, что в ту же секунду, как его стояк коснулся моей дырочки, я понял, мне конец. Я лежал, затаив дыхание, стараясь не думать об этом, но он был весь такой чертовски горячий и потный, снова и снова постукивая своим кончиком по моему входу, и я типа «Не заставляй меня, блядь, умолять тебя», но я знал, что он собирался поступить именно так. Что я и сделал. Я, блядь, умолял его засадить мне. Потом я закрыл глаза, как будто умоляя, пытаясь сосредоточиться на чем-то другом, чтобы не кончить, но этот подлый ублюдок сделал это именно в тот момент! Вогнал этот огроменный член на всю длину в мою жопу без всякого ебучего предупреждения. Поэтому я сделал то, что сделал бы любой парень в такой ситуации, и закричал «О, Боже милостивый, мать твою!»… или что-то в этом роде. А потом я открываю глаза, и он уже сверху, усердно работает, врезается в меня, как долбаный молоток из ада, с этой огромной говноедской ухмылочкой на лице… Микки замолчал. Шестеренки в его голове закрутились, когда каламбур дошел до него, а потом он расхохотался! — ГОВНОЕДСКОЙ УХМЫЛКОЙ! Ахахахахахахах! О боже, именно так оно и было! Ты это уловил, Галлагер? Это было так же ржачно, как и ты сам! Медсестра ничего не могла с собой поделать. Она тоже расхохоталась, снова прикрыв рот и зажмурив глаза, пытаясь остановиться. — Господи, Микки! Достаточно! Но этого было недостаточно. Этого никогда не будет достаточно, пока они не доберутся до конца всей истории. Йен громко застонал, но не от боли. Его уровень смущения превзошел все, что он когда-либо испытывал в своей жизни. — Ладно, ладно! — сказал Микки, держась за живот и пытаясь сдержать смех. — Значит, он трахает меня, да? И вот тогда это случилось. Это было похоже на бомбу замедленного действия, которая вот-вот взорвется, и я думаю, что мы оба почувствовали это одновременно. Его член перестал двигаться внутри меня, в то время как моя гребаная задница стала похожа на костер. Мы вместе начали вопить, а я закричал «Отвали от меня!» и он стал бегать по комнате, держа в руках свое хозяйство. Я говорю ему, чтобы он достал блядский ключ от наручников, потому что моя задница горит, а он начинает плакать и …. — ТЫ ТОЖЕ, БЛЯДЬ, ПЛАКАЛ, МИККИ! — взорвался Йен. Медсестра закрыла лицо обеими руками, ее блокнот лежал на полу, а сама она буквально подпрыгивала на кровати, смеясь так сильно, что не могла дышать. На этот раз она даже не пыталась остановиться, фыркая с каждым вздохом, когда Микки продолжил рассказ. — Я кричу «ЗВОНИ 911! ЗВОНИ 911!», а эта сука стоит там и говорит «Не-е-ет, я не могу. Что, если Сью ответит на звонок?». А я думаю «Тварь, мне плевать, если мой старик ответит на этот чертов звонок, лишь бы кто-нибудь пришел и спас наши задницы!». Девушка уже лежала на спине в ногах кровати Йена, издавая крики в приступах смеха, а Микки продолжал. — Короче, я кричу ему про ключ, а он, блядь, собирает одежду и швыряет ее в меня, как будто я мог одеться, с руками, пристегнутыми над головой, а потом убегает из спальни в одной футболке и трусах. Просто оставив меня там кричать. — Я ПЫТАЛСЯ НАЙТИ КЛЮЧ! — объяснил Йен. — С какого хуя ключ должен быть в гостиной, пиздюк! Итак, я хватаюсь правой рукой за столбик кровати, упираюсь на пятки и начинаю тянуть изо всех сил, понимаешь? Эта кровать очень древняя — раньше она принадлежала моей маме, когда я был ребенком, но она из цельного долбаного дерева, так что я просто лежу и думаю, что умру, когда Йен возвращается с кувалдой, и я начинаю кричать «Какого хрена ты собираешься делать?!». Я имею в виду, что, черт возьми, я должен был подумать? Все, что я представил себе — это та цыпочка из романа Стивена Кинга, которая ломает ноги писателю, и я такой «Этот сученыш собирается сломать мне запястья!». В общем, я кричу, как гребаный баньши (Воины из игры, чьи маски содержат пси-усилители звука, превращающие их леденящие душу боевые кличи в смертельные ударные волны, наносящие страшный удар по нервной системе врагов), в то время как он начинает ударять по столбикам кровати, останавливаясь каждые несколько секунд, чтобы подержать свой член и поплакать, но я не говорю ему об этом, потому что теперь я подбадриваю его «БЕЙ! БЕЙ СИЛЬНЕЕ!» и, наконец, мы слышим, как эта хуйня начинает трещать. В итоге, он ударяет, а я, блядь, тяну за столб, и довольно скоро столбик поддается. Так что теперь я весь зажегся — причем не только моя задница, ну знаешь, я чувствую, что если я смогу освободить свою вторую руку, то мы действительно сможем выжить? Это было похоже на какое-то дерьмо из разряда Титанов! Микки снова лег на больничную койку, чтобы продемонстрировать, что произошло дальше. — Значит, я лежу, с одной рукой здесь, и эта, наконец, свободна. Я поворачиваю эту руку вот так, чтобы попытаться занять более выгодную позицию, чтобы сломать другой столбик кровати, но эта сраная деревяшка, пристегнутая к моей руке, размахивается и бьет Йена по голове со всей дури! Я имею в виду, как бейсбольная бита, понимаешь? Я уже получал битой по голове, и это дерьмо причиняет конкретную боль, но я не знал, что ударил его, поэтому я все тяну и тяну, ожидая, когда он переместит свою задницу на другую сторону кровати, чтобы помочь мне освободиться, но он не появляется. Так что я снова поворачиваюсь и вижу этого придурка лежащим на полу, нокаутированным нахуй! Медсестра ничего не могла поделать — она полностью потеряла контроль над собой и отдалась этой истории, шлепнув Йена по ноге и указывая на кровь, стекающую по его голове. Он кивнул, как бы подтверждая «Да, именно так я и получил этот порез на голове». Девушка закричала, снова ударив его по ноге и кивая. — В этот момент я был вроде «Блядь, я убил своего мужа». Это было похоже на бойню в День Святого Валентина, ясно? Только я убил его, а он убил мою задницу, и я думаю, что умру, блядь, в этой кровати с огнем, пышащим из моей дырки, и когда нас найдут, они скажут что-то типа «Да, мы всегда знали, что они уйдут в огне ебучей славы». Микки фыркнул над собственной шуткой и продолжил: — Я кричу «Йен! Йен! Ну же, просыпайся!». И через несколько минут он, наконец, приходит в себя. К счастью, думаю, горящий член разбудил его, потому что он сразу же схватил его и снова начал плакать. Поэтому я встаю на колени и начинаю тянуть изо всех сил, пока столб, в итоге, не был вырван. Теперь у меня к рукам пристегнуты два долбаных куска дерева, потому что ни один конец этих шестов не пролезет через крошечное отверстие в наручниках, но как бы там ни было… Я свободен. Так что я вскакиваю… прихрамывая иду через комнату, пытаясь понять, что же, черт возьми, делать. Я надел дурацкую футболку через голову и попытался просунуть руки внутрь, но эти гребаные столбы … короче я оставил как есть — с одним внутри и одним снаружи, как сейчас. Потом я надеваю шорты, хватаю Йена за руку и кричу ему, чтобы он поднял свою задницу. Мы бежим вниз по улице, крича и плача, и выглядим, как чертова парочка психов. Я втайне надеюсь, что нас остановят копы и мы сможем доехать сюда, но разве ты не знаешь — эти ублюдки всегда рядом, когда они тебе не нужны, но в ту секунду, когда возникает чрезвычайная ситуация, они торчат в закусочных с пончиками. Микки сел прямо на кровати и пошевелил руками, имитируя бег. — Итак. Я прикидываю, что больница находится примерно в восьми кварталах от дома, так что мы ускоряемся. Я не бегал так быстро с тех пор, как в последний раз попал в колонию для несовершеннолетних. Ты помнишь это, Йен? Только на этот раз за нами не гонятся копы. Так что, наконец, мы добираемся сюда и бежим прямо в чертову скорую, крича, чтобы вы, придурки, блядь, помогли нам, и весь этот адреналин и остальное дерьмо, которое мы получили от бега, начинает выветриваться, и мы снова катаемся по полу, воя как подорванные. Микки торжествующе поднял руки вверх. — Вот так мы и оказались здесь, в этот ебучий день Святого Валентина. Теперь ты счастлива? А сейчас можно мне немного блядского морфина? Медсестра кивнула головой, размахивая руками в воздухе, как будто она больше не могла этого выносить — не то, чтобы он ожидал, что она выйдет через эту дверь и будет хоть как-то уважать его достоинство. Она вышла из комнаты, оставив Микки лежать на кровати, прикрыв рукой глаза. — Эта сука сейчас же пойдет и расскажет эту историю каждому встречному мудаку, — сказал он, отказываясь от мысли когда-нибудь получить обезболивающее. Через тридцать секунд в палату вошел доктор с папками пациентов в руках. — Мистер… Милкович… эмм…. и мистер Галлагер, — произнес он, пока не поднимая глаз ни на одного из своих пациентов. — С днем Святого Валентина. Здесь написано, что у вас какая-то аллергическая реакция. Почему бы вам не начать с самого начала и не рассказать мне, что именно произошло?