возможно я пожалею...

      — Возможно я потом пожалею об этом, айщ, кого я обманываю? Я буду потом страдать всю свою никчемную жизнь. Но… — пальцы нервно трясутся, а подкашивающиеся колени так бесят как никогда. Глаза обводят полупустую серую комнату, в которую попадает бледная струя света от ближайшего фонаря, и парень нервно сглатывает. После тянется к недалеко лежащему телефону с горящим экраном.       Сообщение давно написано, давно перечитано несколько раз в поисках ошибок, давно стёрто и заново написано, но от чего то, это сообщение кажется ему таким тяжёлым трудом, просто непосильной ношей, которую он должен отправить.       — Твою мать, — чуть слышно проговаривает он и валится на кровать.       Хочется кричать, без остановки кричать, кричать так, чтобы сорвать голос к херам, чтобы на другом конце города было слышно, но… но нет сил, ни капельки. На душе так паршиво и от чего то колет в левом боку. В злосчастном левом боку колет так, что кажется, будто от сердца ничего не осталось, только маленькая ниточка вен, переплетённых в узел и разносящих боль по всему организму. Кажется, будто все, что было раньше от сердца выгорело, оставив черную, маленькую, дымящуюся горку пепла. Кажется, будто сердце прожгли насквозь горевшим окурком и оно нескончаемо истекает кровью.       Ким немного приподнимается, переворачивается и падает лицом в подушку. Измученный приглушённый стон проносится по комнате и слышится стук маленьких коготков по ламинату. Маленький пёсик запрыгнув на кровать начинает жалобно скулить и ложится рядом с хозяином. Он толкает мордочкой ладонь, сжатую в кулак и легонько облизывает.       — Танни, ну что ты? Волнуешься, да? Ну хоть кто-то о мне заботится, — пёсик скулит, — Да ладно тебе Танни, он меня не любит больше, ты даже не представляешь как мне больно это осознавать. Эх… у него теперь есть Чимин, я не хочу мешать их счастью. На самом деле я счастлив за них, они красивая пара. Чимин мой лучший друг детства, я его люблю так же сильно как и Гуки, я не могу разбить их сердца, они тоже люди, тоже имеют право на счастье… — всхлип, — ну, а я что? Ну, а я Ким Тэхен, я потерплю, я привык терпеть… — Танни легонько кусает его за палец, — Айщ, ну что? Хочешь сказать, что Чонгук не такой? Что это не он каждый вечер звонит моему другу и разговаривает с ним хер пойми сколько времени? Хочешь сказать, что это не он приглашал Чимина в кафе раза в 4 больше чем меня? Думаешь это не он выкладывает постоянно их селки в Твиттер? Айщ, хотелось бы мне, чтобы это был не он, но… Но, Танни, от судьбы не уйти, я должен отправить это чёртово сообщение, пока не поздно. Не хочу обманывать ни себя, ни Чонгука, ни Чимина.       Перевернувшись, Ким заворачивается в кокон из пухового одеяла и издает пару всхлипов. Но вдруг, резко встаёт и идёт в ванную комнату. Встаёт перед раковиной и смотрит на свое отражение, да так смотрит, что если бы это был кто-то другой, то этот человек бы убежал от Кима неоглядываясь.       В отражении он видит жалкого, серого и никому ненужного человека. В глазах напротив абсолютная пустота, как будто в этой глубине янтарных глаз прошел невиданный ураган, подобный смерчу, сметающем и уносящем все на своем пути.       Тэ уже не смотрит на их совместную фотку, сделанную спонтанно на каком-то из бульваров Сеула. На этом фото они такие счастливые, улыбаются во все тридцать два и обнимаются так, что кажется, губы посинели не от мороза. Но если взглянуть на их глаза, можно представить насколько им было тогда хорошо вместе, насколько у них горели сердца в тот момент. Правильно говорят — глаза не обманут. Но Ким не смотрит на это фото. Это фото уже в прошлом. Прошлое останется в прошлом, настоящее в настоящем.       Ким смотрит и видит как маленькая блестящая, как будто кристальная слеза катиться по его щеке. Он вытирает рукавом толстовки намокшее от слез лицо и пятиться назад.       Он не чувствует боли от сильного удара спиной об стену, покрытую холодной белой плиткой, медленно съезжает по ней, садясь на пол, и вытягивая ноги.       Ким не чувствует физическую боль, он как будто провалился в бездну и не понимает что сейчас происходит, зато моральная тяжесть ощущается прекрасно.       Он сидит так на полу где-то полчаса, смотря в никуда, в бездну страданий и мучений по неразделённой любви, но просыпается из этого мучительного сна из-за противной трели телефона. Ким плетется к кровати, на которой оставил его включенным и удивляется когда видит там четыре пропущенных от Чимина за последние две минуты.