***
… — Он такой маленький… На лице Главы Цзян неописуемый ужас. Видел бы его сейчас Павлин Цзинь — умер бы со смеху, но малыш А-Лин казался крошечным в его руках и таким хрупким, что Цзян Чэн мог с уверенностью утверждать: он Цишань Вэнь так не боялся, как боялся сейчас уронить крошечный сверток со своим племянником. Малыш же в ответ так увлеченно на него смотрел, что, казалось, изучает и видит насквозь. Маленькое чудо, которому он и Цзысюань покажут целый мир и немного больше… — Все дети маленькие, А-Чэн. Осторожней, придерживай под головой. Цзян Чэн стушевался, делая как велено. Почему-то со стороны казалось, что держать на руках ребенка гораздо проще. Но со стороны, не зная деталей, все кажется простым. Яньли с нежностью наблюдала, как два её сокровища оказались под боком на ближайшую неделю. Время пролетит быстро, но глядя на Цзян Чэна, испуганно держащего в руках малыша А-Лина, пытающегося понять, как держать ребенка правильно, на душе у госпожи Цзинь становилось светло и почти радостно. Не хватало только Вэй Ина, но сейчас, когда А-Чэн смущен и почти забыл о своих проблемах, она не решится ему напомнить о брате. Она устала. Роды были быстрыми, но тяжелыми, поэтому бледность и круги под глазами не могла скрыть никакая косметика. Но она была так счастлива, что думала только о том, что оно того стоило. Прикоснуться к крохотной ручке своего драгоценного сына было для нее сродни подъему на гору. Появившийся в покоях Цзысюань скривился при виде Цзян Чэна, словно хотел сказать гадость, но нежная и такая ласковая улыбка А-Ли умерила его пыл, заставляя смутиться: с такой любовью на него смотрела жена. Как ни одна женщина в мире. В такие моменты Цзинь Цзысюань отца просто не понимал. Да, между родителями не было большой любви, но стоя под дверью собственных покоев и слыша измученные, полные невыносимой боли крики жены он не понимал, как можно не уважать женщину, что подарила тебе ребенка. Наследника. Ещё сильней хотелось в очередной раз влепить себе пощечину за то, что когда-то назвал свою жену «посредственной и серенькой». Кому как не ему знать, что спокойная и тихая госпожа Цзинь так же тиха, как омут, в котором водится нечисть. — Ты надолго, глава Цзян? — Ненадолго, наследник Цзинь. В отличие от тебя у меня работы целая телега. Они перекидывались шпильками постоянно, раздражая друг друга неимоверно, но желания пустить в ход кулаки у них не было очень и очень давно. Цзян Чэн смирился с тем, что Цзысюань сделал его сестру счастливой, а Цзинь Цзысюань с тем, что без любимых братьев в глазах жены, где-то очень глубоко, засиживается глухая тоска и боль. Да он бы и с демоном дружбу завел, если бы это сделало А-Ли счастливой. Что уж там какой-то Цзян Ваньинь. Да и не страшен он оказался в семейном кругу. Просто слишком рано его прогнула под себя ответственность за жизни других. Война покорежила их всех, да и… Почему-то от мысли что Цзян Чэну некуда больше возвращаться делала Цзинь Цзысюаня терпимей. Дружелюбней даже. Цзян Чэн, глядя на беззубую ещё, но почти улыбку, пухлощекого малыша умиляется глубоко в душе, глупо улыбаясь и прижимая кроху к сердцу. Этот маленький комочек счастья такой теплый и пахнет детством, что он таскает малыша А-Лина до тех пор, пока Цзинь Цзысюань не начинает ныть от обиды, вереща как маленький ребенок, что это его сын, а не Ваньиня. «Хочешь тискаться — заведи своего. Не приставай к моему сыну». Глава Цзян знал, что Цзинь Цзысюань обидчив как юная госпожа, но не ожидал, что ещё и ревнив как черт. Такой изменять не будет. Это грело душу. Глядя из предоставленных ему покоев вниз, Цзян Чэн был глубоко задумчив. Он знал, что рождение Цзинь Лина для сестры лишь повод вытянуть его немного отдохнуть, но на сердце скребло непонятное ощущение. Словно вестник скорой беды. Черты лица главы Цзян ещё юношеские, тело до сих пор не потеряло островатых углов. Сказывались недосып и проблемы с Вэй Усянем. Сейчас, когда Башня Кои утопала в пионовом цвету, он чувствовал почти умиротворение. Сияние Средь Снегов утопало в золоте построек и громких, счастливых выкриках подвыпивших адептов — все праздновали рождение молодого господина клана Цзинь из Ланьлина уже который день. В иные времена их бы давно усмирили и растолкали по домам трезветь, но Цзысюань был горд собой как никогда и спускал с рук вещи, которые в здравом уме порицал: где это видано, чтобы здоровые мужи, заклинатели прославленного ордена, пьянствовали сутками не просыхая? Глядя на это, Цзян Чэн думал о том, что он сможет преодолеть любые трудности. Он не потеряет брата. Он справится. … Или нет.***
— Дядя?! Дядя! — глубокий баритон эхом разносился по Пристани Лотоса, словно гром посреди бела дня. Никто не смел и звука лишнего издать, хотя Цзинь Лин явился в Юньмэн с бывшими адептами ордена. — Обыскать каждый угол. Не шуметь. Не пугаться. Не найдете дядю, оставлю вас здесь, подниму щит и запру ворота — в назидание таким же трусливым собакам как и вы, — адепты разбежались по разные стороны, зная что глава ордена Ланьлин Цзинь похож на своего драгоценного дядюшку слишком сильно. Ни слова на ветер. Сказал? Сделал. На самом деле Цзинь Жулань не винил их за страх. Но винил за то, что они оставили главу своего ордена, хозяина своего собственного дома наедине с проблемами. Бесхребетные трусливые крысы. Цзинь Лин устало прислонился к чучелу на тренировочном поле, с тоской глядя в небо. Он знал что так будет, но поверить в то, что Цзян Ваньинь вот так всё бросит, не просто пойдя «по кривой дорожке», а став чудовищем… Он не мог. Просто не хотел.***
— Глава ордена Цзян, — вежливый поклон и улыбка. Для посторонних она могла казаться вежливой по всем фронтам, но во взгляде искорки нежности, которые доступны пониманию лишь тех, кто знает Лань Сычжуя достаточно долгое время. Цзинъи шикнул на него, отвешивая вежливый полупоклон и с тоской глядя куда-то в сторону. — Молодой господин Лань, — они безупречно вежливы на людях, ещё не скрепленные узами брака. Их переглядки не бесили, нет. Они СМУЩАЛИ. Смущали всех, кто обращал внимание чуть больше пары минут на эту парочку. Цзинь Лин божился обеспечить наследниками сразу два ордена, будучи уже несколько лет глубоко женатым. По этой скромной причине Цзян Ваньинь, много лет скрывавший свои трепетные чувства к одному из адептов ордена Гусу Лань, выдыхает и с чистой совестью прибывает в Облачные Глубины… Свататься. Это слово было непривычным, тяжело оседало на языке и никак не желало обличаться в слова. Стоило ли это всё…? Конечно стоило. Смотреть в лицо Лань Цижэню и почти улыбаться, глядя на чужое негодование было … Изысканно и бесценно. Цзян Чэн словил на себе почти осуждение во взгляде Сычжуя и беззаботно пожал плечами. Он все равно от своего не отступится, так какой смысл подстилать солому туда, куда все равно будет жестко падать? Лань Цижэнь заперся в своих покоях ещё неделю назад, потеряв в кои-то веки самообладание. Все были расстроены, но не обижены. Все понимали, что лучшие ученики, обретшие спутника в виде мужчины… Для старого Учителя Лань это был удар ниже пояса. — Господин Лань, — Цзян Чэн не отходил от Сычжуя до самого отъезда в Пристань Лотоса, где и было решено провести церемонию. — Глава Цзян, — Лань Юань с едва заметной, нежной улыбкой смотрел на своего спутника и давался диву. Цзян Ваньинь словно помолодел на добрых пару десятков лет, напоминая мальчишку. Когда их с Цзинъи только отправили в Пристань обучаться одному из мощнейших барьеров, существовавших в мире заклинателей, Сычжуй и не думал, что все обернется так. Их отношения завязались случайно, хоть и шли они к ним долго. Их любовь тлела, как угли в печи, иногда раззадоренные редкой безбашенностью адепта Гусу Лань, иногда глухим раздражением Цзян Ваньиня. О том, что Цзян Чэн не ладил с невесткой ходило столько баек, что впору было целый сборник его саркастичных шуток в адрес миролюбивой, в общем-то, девы собирать. Ему не нравилось всё. Начиная от внешности, заканчивая тем, что эта вредная дама умудрялась без скандалов, истерик и нытья расположить к своему решению Цзинь Лина. Кто-то очень сильно и очень долго радовался тому, что жена племянника не лезет в дела ордена в принципе. — Ты опять хмуришься, сердце моё, — Лань Юань с нежностью провел кончиками пальцев по лбу, разглаживая морщинку. Не глубокую, но уже начавшую отпечатываться. В Облачных Глубинах им не мешали. Это был островок спокойствия и уединения, который ещё долго будет вспоминаться как одно из самых счастливых мгновений. Мгновений, когда Цзян Чэн позволил себе быть просто до одури влюбленным мужчиной. И хотя показывал он свою любовь редко, своеобразно, а вслух и не говорил вовсе… Сычжуй понимал его чувства. И говорил за двоих. — Стоит мне вспомнить на ком женился Цзинь Лин становится не по себе, — Цзян Чэн хотел обнять Лань Юаня. Так сильно, что зудели руки. Не успел. Сычжуй со смешком обнял за пояс своего драгоценного «А-Чэна», коротко касаясь губ целомудренным поцелуем. — Она беременна первым ребенком. Тебе стоит быть благодарней. «Она ждет наследника», — не сказал вслух Сычжуй. Но Цзян Чэн итак был в курсе. Уткнувшись носом в висок и крепко обнимая своё сокровище, он даже перестал жалеть, что Лань Юань так и не вытянулся. Стоять и обнимать его вот так, не опасаясь слухов, сплетен и опороченного имени, не его, Сычжуя… Цзян Чэн начинал понимать отца в какой-то степени. Даже если у него и были интрижки, он никогда не оскорблял мать сплетнями или слухами, уважая её. В те года, когда он был слишком молод и одинок… Понять и оценить бы это он все равно не смог. Сколь сладки были годы, наполненные любовью, столь сильной была горечь расставания, стоило лишь единожды главе Цзян не углядеть за своим сердцем, бившемся в чужой груди…***
— Дядя..!— Сколько бы Цзинь Лин не звал… То, что бывшие адепты ордена Цзян называли «страшнейшим из всех чудищ» никак не хотело появляться. В какую-то секунду он почти поверил в те россказни, что несли эти старые трусливые черти. Но сейчас уверенность тлела, почти погаснув. Тлела и надежда. А-Лин прекрасно понимал его боль. Кто как не он мог бы понять всю боль потери… От мыслей отвлек тихий шорох и дыхнувшая в спину тёмная энергия. Разворачиваясь, Цзинь Лин готовился увидеть самое ужасное, что могла только придумать природа… Но увидел лишь едва стоящего на своих двоих Цзян Ванъиня. Крепко обнимая последнего, самого дорого из всех людей, Цзинь Жулань едва сдержал острое желание позорно разреветься — так глубоко ранила мысль о том, что Цзян Чэн оставил его наедине со всем белым светом. Эгоистично? Возможно. Но сейчас, полный скорби и невыносимой боли, Цзинь Лин лишь ласково поглаживал мягчайшие, отливающие лиловым, перья, благодаря всех известных ему богов просто за то, что дядя не поддался желанию умереть… Вернувшиеся с докладами адепты молча расступились когда Глава Цзинь поднял безвольное тело и понес его в сторону пристани. Крылья безвольно волочились по песку, окрашиваясь из насыщенного, почти черного, фиолетового в грязно-серые. Лететь с демоном на руках, от которого фонит темной энергией было бы самой неразумной из всех возможных идей. Никто и слова лишнего не проронил. Цзинь Лину стоило лишь покоситься на ворота заброшенной ныне Пристани Лотоса, как её тут же принялись запечатывать. Цзян Чэн был тяжелым. Крылья мешали, да и весили немало, но А-Лин ни за что не хотел отпускать дядю сейчас, когда тот был беззащитен, поэтому терпеливо ждал пока адепты закончат. Теперь он понимал Лань Ванцзи, который едва не положил на плаху судьбы собственный орден ради Старейшины Илина. Каким бы ни был. Что бы ни сделал. Цзян Чэн его плоть и кровь. Член семьи. Какой бы выбор ни сделал, Цзинь Лин всегда будет на его стороне. Подошедший бесшумно сбоку Лань Цзинъи был похож на призрака. Бледный, уставший, он словно принял на себя все грехи мира… Но нет. Всего лишь вырезал без суда и следствия два десятка человек. — Надо привести Главу Цзян в порядок, если он хочет попрощаться. Клянусь, Цзинь Лин, я найду ублюдка, который это всё затеял, — некогда веселый, Цзинъи сейчас больше напоминал старика. — Даже если после этого меня ждет искажение… Я не остановлюсь, брат. Цзинь Лин молча кивнул. Прошло почти три года, но ощущение, что весь этот ад начался вчера. Скорбные складки в уголках губ Главы Лань, потухший взгляд Главы Цзинь… Кто-то явно желал сломить три из четырех великих орденов.И кому-то это удалось…