Be Professional

Очередное «Стоп!», выкрикнутое порядком раздражённым голосом, режет по ушам, словно скрежетание гвоздя по стеклу. И нет, совсем не потому, что у режиссёра противный голос, или что-то в этом роде. Проблема в другом — это противное «стоп», а следом за ним раздосадованное «придётся переснимать эпизод» — звучит на съёмочной площадке чаще, чем «снято!», «спасибо» и «до свидания» вместе взятые. По крайней мере, так кажется Зи, когда он в очередной раз ловит на себе недовольные взгляды Чивина, его помощников, операторов и буквально физически чувствует разочарование сидящего рядом Сэйнта, который определённо не в восторге от того, как проходит сегодняшняя работа над дорамой. Да, он снова запорол очередной дубль, снова пошёл на поводу у эмоций и сбился. Зи чертовски злится, в первую очередь, на самого себя, за то, что не может держать себя в руках и отыгрывать сцену так, как того требует сценарий. Да вообще хоть сколько-нибудь сносно отыгрывать. Он почти ненавидит себя за то, что не может совладать с собой, не может даже собственные руки держать под контролем. А ведь всего несколько месяцев назад он искренне полагал, что самой большой проблемой для его эмоционального состояния станут эпизоды, где ему, то есть его персонажу — Файтеру, предстояло целовать Сэйнта-Тьютора. Теперь ему почти до истерики смешно вспоминать свои тогдашние мысли, а этот первый страх перед необходимостью целоваться с Сэйнтом вызывает лишь ностальгию… Как он мог тогда не обратить внимание на присутствие в сценарии постельных сцен, он до сих пор не может взять в толк. Да, кто-то может сказать «что страшного в поцелуях или постельных сценах для актёра перед камерой — работа такая, ничего личного» — только в случае с Зи это неактуально. И дело не только в том, что это его первая главная роль, и его персонаж влюбился в человека своего пола — по факту, дело вообще не в этом. А в том, КТО играет предмет любви его героя. Фандом считает милым и забавным откровение Зи о том, что он является фанатом Сэйнта, восхищается им и состоит в его фан-клубе, — разумеется, ведь это просто идеальный фан-сервис и возможность продвижения новой пары в мире дорам. Да только вот для Зи это никакой не фан-сервис, и никогда таковым не являлся, а «восхищение» его теперь уже коллегой по съёмкам давным-давно вышло за рамки абстрактно-дружеского — в тот самый день, когда они впервые встретились лицом к лицу на одном из совместных мероприятий. Тогда Зи ещё не имел понятия о том, что в скором времени они пересекутся на одной съёмочной площадке и будут играть влюблённых друг в друга студентов… И что ему предстоит касаться Сэйнта, обнимать его, целовать… А недостаток опыта в актёрской игре стал для него вишенкой на торте, потому что никто не готовил его к тому, что его будет так штормить от одного только присутствия Сэйнта рядом. Что уж говорить об их совместных сценах, а тем более о любовных… Первые сцены поцелуев были сущим кошмаром. Для съёмочной группы — из-за количества дублей, а для Зи — из-за того, что он никак не мог сосредоточиться на игре и чувствах своего персонажа, его вело, как влюблённую школьницу, и 13-14 дублей на одну минутную сцену было «ну это ещё быстро справились, ребята». Преподаватель по актёрскому мастерству из раза в раз пробовал настроить Зи на правильный лад, пытаясь выпытать у него, что же мешает ему расслабиться и не мучить ни себя, ни всю команду бесконечным пересъёмками — а Зи каждый раз буксовал, оправдываясь тем, что для него это всё в новинку и он просто ещё не привык к такому уровню интимности, когда нужно целоваться с парнем на глазах у пятнадцати человек, внимательно следящих за процессом. Преподаватель скрипел зубами, но вполне успешно вёлся на эти объяснения, что самого Зи не могло не радовать, — эти расспросы становились всё неудобнее, а выворачиваться становилось всё сложнее. Через какое-то время он всё же нашёл в себе силы, собрался и вполне достойно справлялся со своей ролью, его дыхание уже почти не сбивалось, когда эти невозможные пухлые губы касались его рта, а прикосновения Сэйнта не ощущались, как маленькие удары током, заставляя непроизвольно дёргаться. Он научился держать бурю внутри и не позволять ей отражаться на игре. И Зи почти успокоился, мысленно похвалив себя за прогресс, порадовался, что сам Сэйнт, ставший за это время его (всего лишь) другом, вроде бы ничего не заподозрил, и довольный уходил домой, ни разу так и не заметив провожавший его заинтересованный горящий взгляд. А потом случился этот клятый эпизод с пляжем и эта трижды клятая постельная сцена… Искренне извинившись перед всеми, в том числе и перед Сэйнтом, Зи хватает с кресла приготовленный заранее халат и едва ли не бегом вылетает из комнаты, направляясь в сторону ванной, по дороге решая, что же ему делать и как избавиться от так невовремя нахлынувшего возбуждения. Временами Зи кажется, что сценаристы на пару с режиссёром просто знают о его почти неконтролируемом влечении к Сэйнту и ловят кайф, издеваясь над ним и подводя его к грани — никак иначе он не может объяснить решение позволить этой, невероятно интимной, сцене плыть по течению. «Мы будем снимать длинными дублями, чтобы не сбивать настроение», — звучит как приговор, думает Зи, рассматривая своё отражение в зеркале. «Обнимите друг друга ненадолго, это поможет настроиться на нужный лад», — он судорожно выдыхает, мысленно возвращаясь в тёплые объятья своего партнёра по съёмкам. Конечно, за месяцы совместной работы он успел понять, что Сэйнт за человек и как важна для него каждая роль. Он всегда профессионален, всегда держит в голове сценарий, никогда не забывает свои реплики и никогда не отключает разум, что позволяет ему добросовестно выполнять свою работу на площадке. «Так добросовестно, что ему было просто необходимо снова целовать кадык… Как будто с прошлого раза было неясно, что это одно из слабых мест, и это ни разу не помогает сосредоточиться…» Только на этот раз этот паренёк с невинным личиком на шее не остановился и практически пошёл ва-банк, переходя к более откровенным ласкам — прикосновения тёплых влажных губ к соскам Зи до сих пор ощущает пугающе реально. И даже не знает, что из этих двух аспектов стало катализатором этого почти животного возбуждения — вероятно, всё вместе, плюс тот факт, что это делал Сэйнт. Если бы на его месте оказался, скажем, Томми — чёрта с два Зи стоял бы сейчас в ванной, мучаясь от почти болезненного стояка и отчаянно думая, как лучше от него избавиться — принять холодный душ или передёрнуть. О том, что Сэйнт мог делать это специально, Зи не допускает даже мысли — это не первая его роль в BL дораме, да и вообще не первая ведущая роль, он умеет следить за каждым своим движением и всегда анализирует свои действия… Это он, Зи, на его фоне неопытный наивный новичок, которому достаточно даже имитации страсти от человека, который чертовски ему нравится, чтобы кровь забурлила в венах, а думать о сценарии становилось чем-то нереальным… Погружённый в безрадостные раздумья, Зи на автомате зашёл в душевую кабину — так и не избавившись от майки и полотенца, обмотанного вокруг бёдер, под которым, само собой, были надеты узкие боксеры, приносящие в данный момент только дискомфорт — и прижался лбом к прохладному кафелю, стараясь выровнять дыхание, в робкой надежде, что от эрекции удастся избавиться силой мысли — потому как ни ледяная вода, ни правая рука привлекательными ему не казались. Да и дрочить, зная, что за соседней стенкой куча народу, тоже не самая блестящая идея. Стараясь перевести мысли на что-нибудь нейтральное, или даже противное, лишь бы это мучительное возбуждение отпустило, Зи не слышит, как тихо открывается и снова закрывается дверь в ванную, щёлканье замка тоже проходит мимо его слуха. В реальность он возвращается только в тот момент, когда до него доносится негромкий голос… Сэйнта… Руки непроизвольно сжимаются в кулаки. «Чёрт побери, ну почему пришёл именно он…» — Пи, тебе не кажется, что пора уже взять себя в руки? Это некрасиво — так подводить людей, которые возлагают на тебя надежды. Ты ведёшь себя непрофессионально, вот так вот срывая дубли, не играя так, как должен, забивая на сценарий… — Сэйнт замолкает, а Зи остаётся только прикусить губу, потому что он ещё никогда не чувствовал себя настолько паршиво — отчасти потому, что его отчитывает парень на шесть лет младше, который, к тому же, является предметом его воздыханий, а отчасти потому, что он на все сто процентов прав. Какой же из него актёр, если он так позорно проигрывает собственным эмоциям, и они мешают ему работать? Ещё паршивее от того, что стояк даже после всех этих задевших за живое слов и не думает исчезать… Зи очень хочется немножко взвыть от понимания того, насколько он жалок, и того, что такими темпами успеха в кино он точно не добьётся, а ещё очень хочется попросить прощения у Сэйнта, но слова застревают в горле, когда Сэйнт говорит снова. Горячо выдыхая ему в ухо (и как, чёрт побери, он умудрился подойти вплотную так тихо): — И не давая сосредоточиться другим… — сейчас в его голосе нет ни капли осуждения или недовольства, в нём слышится интонация, доселе Зи незнакомая. — Прости, нонг, — выдавливает он, наконец, ощущая, как чужие руки почти невесомо касаются его боков поверх майки. — Я так плох, что даже тебе мешаю играть… — Плох? — Сэйнт тихо усмехается, его дыхание щекочет кожу. — Если плох в понимании эмоций других людей, то да, пожалуй, — он придвигается ближе, и теперь соприкасается грудью со спиной Зи, а его руки соскальзывают с боков на живот, ненавязчиво поглаживая. — Ты хоть представляешь себе, насколько это сбивает, когда видишь и чувствуешь рядом с собой красивого, горячего парня… возбуждённого от одних только невинных поцелуев? Готового вот-вот сорваться и сделать глупость?.. — Зи не знает, что сказать. Он ошарашен настолько, что, кажется, вообще забывает, как говорить. Поэтому он лишь слушает, затаив дыхание, и изо всех сил старается не обращать внимания на чужие руки, забирающиеся под майку. — А представляешь ли ты, как мне хочется, чтобы по щелчку моих пальцев вся наша съёмочная группа вместе с камерами и прочим реквизитом испарилась к чёртовой матери, и в этой постели в комнате остались только ты и я? — Зи нервно сглатывает, пытаясь определиться, уснул ли он прямо стоя в душевой кабине, или его уже настолько ведёт, что начались галлюцинации. И всё же решает подать голос. — Что за игру ты затеял, Нонг’Сэйнт? — спрашивает он первое, что пришло в голову и тут же мысленно отвешивает себе подзатыльник, потому что это совершенно не тот вопрос, который стоило бы сейчас задать. Он боится, что мог обидеть Сэйнта этим. Однако, судя по дальнейшим действиям, младший парень совершенно не обижен. Когда Зи чувствует прикосновение кончика влажного языка за ухом, он в последнюю секунду успевает прикусить свой, чтобы не издать стон — Сэйнт, словно по наитию, запросто угадывает все его эрогенные зоны и пользуется этим явно в свою пользу. — Это не игра, Пи, — Сэйнт почти переходит на шёпот, — уже давно не игра. Просто ты так боишься, — меня или самого себя, — что не замечаешь этого, — договорив, он резко разворачивает уже весьма вяло соображающего Зи к себе и целует его. Целует совсем не так, как Тьютор целует Файтера, нет. Поцелуи их персонажей всегда нежные, трогательные, лишённые открытой похоти — впрочем, Зи хватало и их. Сейчас Сэйнт будто дорвался до чего-то, чего желал так давно и так сильно, что не может с собой совладать. Он целует откровенно, даже грубовато слегка, прикусывает чужие губы, проникает в рот Зи языком, глушит его стоны, прижимает его руки к стене, лишая возможности обнять, да и вообще нормально двигаться, и это вполне могло бы сойти за насилие, если бы Зи не наслаждался каждой секундой. Когда Сэйнт, наконец, отклоняется, чтобы оценить результат своих стараний, он не может сдержать вздоха, полного… чего? Восхищения? Зи слабо представляет, как сейчас выглядит, может с уверенностью сказать лишь о том, что его волосы растрепались и теперь похожи на птичье гнездо, щёки и уши горят как рождественские гирлянды, а губы покраснели и припухли, даже немножко больно. В общем и целом, едва ли это зрелище он сам мог бы назвать привлекательным, но Сэйнт смотрит на него так, что у него дрожат колени. Он не говорит ни слова — никаких клишированных комплиментов или неприкрытой лести — его взгляд окупает всё это с лихвой. И Зи вдруг задаётся вопросом, а почему же он раньше этого не замечал? — И что будем делать теперь? — этот вопрос, пожалуй, заслуживает премии, как самый идиотский, мрачно добавляет он мысленно, но отступаться не собирается. Да, он нагло и неприкрыто перекладывает ответственность такого важного решения с себя на Сэйнта, но ему почему-то совсем не стыдно. По крайней мере, до того момента, пока его партнёр не опускает взгляд на красноречивую выпуклость под полотенцем Зи, и на его губах не появляется кривая ухмылка, явно не предвещающая ничего… приличного. — Думаю, для начала стоит решить твою небольшую, эм, «проблемку», Пи’Зи. Иначе мы снова ничего не снимем. Зи думает о том, что если до этого момента он был просто красным, то теперь его щёки должны приравняться по цвету к свёкле, не меньше — ему всерьёз кажется, что из ушей вот-вот повалит пар. Становится неловко за самого себя — не должен взрослый мужик так реагировать на подобные вещи. Впрочем, наверное, дело не в том, что сказал Сэйнт, а как он это сказал, и каким был в этот момент его взгляд. — Д-да, конечно, нонг… — растерянно бормочет Зи, не зная, куда себя деть от этих хитрых блестящих глаз напротив. — Возвращайся к команде, мне нужно пять минут… Он намеревается вновь отвернуться к стене и дождаться, пока его оставят в одиночестве, но Сэйнт не даёт ему сдвинуться, удерживая за плечи почти стальной хваткой, и, воспользовавшись замешательством Зи, смотрит ему прямо в глаза. — Неужели ты думаешь, что я брошу тебя одного в таком плачевном состоянии, Пи? — явно наигранно интересуется он — потому что в ответе однозначно не нуждается — и, к почти первобытному ужасу (и, чего греха таить, предвкушению) Зи, опускается перед ним на колени, парой ловких движений избавляя его от полотенца. — Сэйнт… Зи забывает, что собирался сказать и какими словами отговаривать Сэйнта делать то, что он делает, когда чужая рука сжимает его член сквозь тонкую ткань трусов. Ему приходится прикусить губу, потому что очень не хочется, чтобы кто-то из съёмочной группы услышал его стоны. Всё происходящее кажется ему какой-то изощрённой пыткой, которую у него просто не хватает сил прервать. А может быть, дело вовсе не в силах, а в отсутствии желания оттолкнуть Сэйнта. Он прав, Зи боится. В данный момент — того, что всё окажется не более чем игрой его воспалённого сознания, и вот, через пару мгновений он придёт в себя, откроет глаза и окажется один в этой огромной ванной, доведённый до края собственными фантазиями и неспособностью контролировать реакции своего тела. Правда развеивается этот страх за каких-то пару секунд, когда Сэйнт, не теряя времени, резко стаскивает с него бельё, проходясь тугой резинкой по напряжённой плоти — вспышка боли слишком реальна, и Зи шипит, дёргаясь назад. — Прости, — бормочет Сэйнт, и Зи, опуская на него глаза, очень хочет задать вопрос, просит ли младший прощения у него или у его члена, потому что пугающе алкающий взгляд его нонга устремлён совсем ему не в лицо. Если быть откровенным, Зи ещё никогда прежде не видел, чтобы кто-то с такой жадностью смотрел на его член, и ему становится ещё более неловко, хотя казалось бы, что дальше уже некуда. Он вздрагивает, когда Сэйнт касается кончиками пальцев его гладко выбритого лобка — Зи и сам не знает, что сподвигло его сделать это перед съёмкой этой самой клятой сцены, и почему-то думает, что сейчас он получит порцию язвительных комментариев на эту тему, но Сэйнт вместо этого говорит то, что заставляет Зи зажмуриться и снова вцепиться зубами в нижнюю губу, едва ли не прокусывая её до крови. — Это бессовестно, Пи’Зи — быть настолько красивым. Даже здесь, — он проводит большим пальцем по стволу, сверху вниз, размазывая естественную смазку, — ты красив. Даже лучше, чем я представлял. Зи настолько плотно поджимает губы, насколько это возможно, не решаясь открыть рот даже для того, чтобы задать вертящийся на языке, исполненный шока вопрос «Ты представлял себе мой член?» — он не уверен, что сможет сдержать собственные стоны. Забавно — Сэйнт ещё практически ничего не сделал, а он уже почти сошёл с ума. Именно эти исходящие от него захлёстывающие огненные волны, которые Сэйнт чувствует сейчас всей кожей, остро, как никогда, подстёгивают его к активным действиям — и Зи давится вздохом, когда эти невозможные пухлые губы смыкаются на его члене. Он не уверен, что хочет знать, делал ли Сэйнт что-то подобное раньше, и с кем он это делал — а по большому счёту, ему становится совершенно наплевать на это спустя всего несколько движений вёрткого влажного языка по головке, — и он почти теряет себя в этих умопомрачительных ощущениях. Парень-с-невинными-глазками оказывается самым настоящим развратным искусителем, не имеющим, вероятно, никакого понятия о стыде и неловкости — он сосёт с упоением, действительно наслаждаясь процессом, Зи отчётливо понимает это, когда, ведомый желанием запечатлеть визуальный образ в своей памяти, опускает взгляд и сталкивается со смотрящими на него снизу вверх пылающими глазами. Зрительный контакт длится всего пару секунд, но Зи этой пары секунд хватает с лихвой, чтобы прокусить собственный язык, лишь бы никто его не услышал. Не рассчитав, он ударяется затылком об стену, когда запрокидывает голову, но эта мгновенная боль проходит практически незамеченной, потому что все его чувства сейчас сосредоточены там, внизу, где его касается Сэйнт. Движения горячего ненасытного рта становятся быстрее и хаотичнее, губы сдавливают возбуждённую плоть сильнее, и Зи, кое-как втянув в лёгкие обжигающий сейчас, словно калёное железо, воздух, упирается руками в плечи младшего парня, шепча в полубреду его имя, пытаясь отстранить от себя. Сэйнт почти сразу понимает, чего от него хотят, и с невыносимо пошлым хлюпающим звуком выпускает член изо рта, снова поднимая взгляд на своего Пи, ожидая от него объяснений. — Нонг’Сэйнт… — почти выскуливает Зи, потому что Сэйнт определённо не собирается помогать ему привести мысли в порядок, водя чувствительной головкой по своим губам, неотрывно глядя ему в глаза. И всё же, ему удаётся заставить себя промолвить, — если ты продолжишь, я не сдержусь… В ответ он получает улыбку, которую вполне можно окрестить «победной» и вопрос: — А кто сказал, что тебе нужно сдерживаться, Пи’Зи? — он не ждёт ответа. Ответ ему и не нужен — он просто возвращается к тому, что делал, вновь погружая член старшего в рот, и начинает ритмично и быстро двигать головой, не имея, вероятно, ни малейшего желания и дальше мучить своего Пи, держа его на грани. Зи тщетно пытается найти хоть что-то, за что можно ухватиться — плечи и тем более волосы Сэйнта он не рассматривает как вариант в принципе, панически боясь выдрать клок, а может, и не один. И, не находя ничего подходящего, впивается ногтями в собственные бёдра, не желая даже думать о том, что на его слишком чувствительной к внешним воздействиям коже наверняка теперь останутся царапины. Он вообще ни о чём больше не хочет и не может думать, а в голове словно взрывается фейерверк, когда Сэйнт берёт особенно глубоко и сжимает достаточно сильно, чтобы Зи всё-таки не смог сдержать вымученное «блять», кончая ему в рот. Что именно сделал Сэйнт, он понимает несколько запоздало — в то мгновение, когда младший снова оказывается с ним лицом к лицу, а в уголке его губ поблескивает едва заметная тонкая белёсая струйка, — а когда понимает, в приступе жуткой неловкости закрывает лицо руками, потому что щёки снова краснеют. Да, да, никто прежде не делал подобного — те немногие партнёры, а если точнее, партнёрши, что были у Зи, были достаточно брезгливыми, чтобы глотать. — Кажется, мороженое больше не будет моим любимым десертом, — полушёпотом произносит Сэйнт, обхватывая запястья Зи, вынуждая его убрать руки от лица, больше всего на свете желая видеть этот лихорадочный румянец смущения вперемешку с возбуждением, которое всё ещё бурлит в крови старшего, он это чувствует. А Зи на долю секунды испытывает искреннее желание съездить своему нонгу по физиономии, потому что НЕЛЬЗЯ произносить такие вещи вслух (во всяком случае, ему так кажется). Только он не успевает даже пальцем пошевелить или сказать хоть слово в ответ, когда его молниеносно разворачивают лицом к стене и окончательно избавляют от белья. Мозг, всё ещё не пришедший в себя после оглушающего оргазма, соображает через силу, но Зи догадывается о том, что хочет сделать сейчас его младший. Ему становится не по себе. Нет, его нельзя назвать специалистом в вопросах однополого секса, но он прекрасно осведомлён о базовых вещах, таких, как смазка — которой сейчас нет — и необходимость растяжки, тем более в первый раз… Он оправдывает себя тем, что искал эту информацию в интернете исключительно в познавательных целях, ведь если играешь парня, влюблённого в парня, должен знать такие вещи, разве нет?.. И ему уже страшно думать о том, каким грёбаным образом он сможет вернуться на площадку и продолжать играть после того, что планирует с ним сделать Сэйнт… Мышцы спины непроизвольно напрягаются, когда его нонг задирает его мокрую от пота майку и проводит раскрытыми губами по позвоночнику, изо рта Зи вырывается шипение, когда Сэйнт ощутимо впивается зубами в кожу под левой лопаткой. «Лишь бы не осталось следов», — лихорадочно думает он. Ненадолго забывая, как дышать, когда поцелуи ощущаются всё ниже. Сэйнт вынуждает его расставить ноги шире, и это настолько неловко, насколько вообще возможно, но Зи подчиняется этому напору, не в состоянии ничего с собой поделать. А потом ему приходится прикусить кулак, потому что младший, опаляя своим дыханием, начинает буквально вылизывать внутреннюю сторону его бёдер, намеренно стараясь сделать их как можно более влажными. Это ощущение влаги не слишком-то приятно, несмотря на то что сами касания практически сносят крышу, однако старший не пытается каким-то образом прервать Сэйнта или помешать ему, хотя и не совсем понимает, для чего он это делает. Осознание приходит к нему позже, когда Сэйнт оставляет его бёдра в покое и поднимается на ноги. За спиной отчётливо слышится звук расстёгиваемой ширинки и шуршание ткани, оповещающее о том, что его нонг настроен более чем серьёзно. Он тихо охает от внезапности, когда Сэйнт наваливается на него, прижимаясь торсом к его спине, а потом также тихо постанывает, когда язык снова дразнит его за ухом. — Сомкни бёдра, Пи’Зи, — ласково, вопреки своему поведению, просит младший, — сделаешь своему нонгу хорошо? — его просьба звучит так сладко и призывно, что у Зи поджимаются яйца. Он без лишних вопросов делает то, о чём его просят, и в следующий миг потрясённо выдыхает, чувствуя, как почти-каменно-твёрдый член Сэйнта проскальзывает меж его бёдер — благодаря природной смазке и слюне, которая ещё не успела высохнуть на коже, ему удаётся двигаться удивительно легко, без какого-либо сопротивления. От мысли о том, что Сэйнт возбудился от его близости, вкупе с тем, что он творит сейчас кровь вновь устремляется на юг, и Зи готов проклясть самого себя в очередной раз за полное отсутствие самоконтроля. Стараясь переключить внимание на находящегося за его спиной парня, старший немного меняет своё положение и стискивает бёдра чуть сильнее, и у Сэйнта сбивается дыхание — его Пи такой горячий, отзывчивый и податливый, и это почти похоже на настоящий секс, с проникновением. Который они обязательно попробуют — когда будет больше времени, и в соседней комнате не будет этой дурацкой толпы людей с камерами, копиями сценария и прочей лабудой. А пока он берёт максимум от того, что они могут себе позволить. Немного меняет угол движения, и теперь при каждом толчке его член проезжается по яйцам старшего, провоцируя очередные задушенные стоны. Это продолжается, кажется, целую вечность. Зи чувствует Сэйнта везде — его прикосновения на своём животе, спине, заднице, его губы на своих плечах и шее, а потом младший вдруг срывается на совершенно неконтролируемый темп, издавая с трудом сдерживаемые почти хныкающие стоны вперемешку с его, Зи, именем, и обхватывает рукой его член, чтобы всего несколькими властными движениями заставить его спустить второй раз, одновременно пачкая его бёдра своей спермой. У Зи дрожат ноги, да и руки тоже, когда он, чувствуя пугающую лёгкость в голове и во всём теле, тянется за рулоном сухих полотенец, чтобы стереть с себя следы их с Сэйнтом локального безумия. Достать их удаётся не сразу, потому что нонг обвивает руками его талию и прижимается ещё крепче, едва не лишая его возможности двигаться, и у Зи проскальзывает мысль о том, что прозвище «коала» ему подходит, пожалуй, больше. — И что будем теперь делать? — у Зи мощное чувство дежа вю, ведь он уже задавал этот вопрос ранее сегодня. Только сейчас в него вложен куда более глобальный смысл. Сэйнт, тоже уже пришедший в себя, смотрит на него неотрывно, словно что-то анализируя и решая для самого себя, а потом произносит: — Ты ведь понимаешь, почему я это сделал? На какое-то время внутренности Зи сковывает липкий страх — услышать, что всё произошедшее между ними только что было лишь для того, чтобы он перестал, наконец, испытывать неловкость и не отвлекался на собственное возбуждение. Но что-то во взгляде Сэйнта подсказывает ему, что дело совершенно не в этом. Внезапно он задумывается о том, а что бы на его месте сказал его герой Файтер. И ответ рождается сам собой: — Не понимаю, почему ты не сделал этого раньше. Одно он может сказать точно: Сэйнт удивлён. Так, что даже не сразу находится, что сказать. А потом он вдруг улыбается, той самой своей улыбкой, которая может создать у вас впечатление, что это самый милый и невинный парень, которого вы когда-либо встречали. А вот глаза его излучают совсем не невинность… — Если честно, я не был уверен, что прав в своих догадках. Мне казалось, что ты так тушуешься и сбиваешься исключительно из-за того, что никогда прежде не играл подобные роли. И тоже боялся предпринимать какие-то шаги, не был уверен в том, что правильно тебя понял, Пи. Вплоть до сегодняшнего дня… Твой стояк был очень красноречив… — Нонг, — Зи страдальчески стонет, в очередной раз прикрывая лицо руками. А потом считает про себя до десяти, и снова смотрит на Сэйнта. — Думаю, мы должны вернуться, наверняка команда уже злится. — Тебе не терпится вновь меня поцеловать, Пи’Зи? — Сэйнт игриво прищуривается. — Не думал, что ты такой ненасытный. — Если честно, мне просто хочется побыстрее закончить съёмку, и… — он медленно подходит к младшему, уже не боясь, что может себя скомпрометировать, что его поймут превратно. — … потом мы можем поехать к тебе… — продолжает за него Сэйнт, вновь устраивая руки на талии Зи. — … или к тебе, неважно… — … важно то, что я смогу, наконец, услышать, как ты стонешь во весь голос, Пи… — младший заканчивает свою фразу прикосновением кончика языка к губам Зи. Он не успевает даже открыть рот, чтобы ответить на слова Сэйнта, как они оба синхронно вздрагивают от громкого стука в дверь. — Вы там померли, что ли?! Немедленно возвращайтесь, никто не хочет торчать здесь до самого утра, — Пи’Аоф не церемонится. — Конечно, Пи, уже идём, — отвечает ему Сэйнт, после чего проверяет в порядке ли его одежда, а Зи смотрит на себя в зеркало, с удовлетворением отмечая, что его щёки больше не горят. Они в последний раз обмениваются красноречивым взглядами, после чего один за другим покидают ванную комнату, чтобы ещё два часа трепать нервы съёмочной группе, только на этот раз погружённые в фантазии о том, что уже очень скоро они смогут остаться наедине и сделать друг с другом всё то, о чём, как оказалось, оба мечтали одинаково страстно.