Le lilas

      Бывают моменты, когда почва под ногами шатается, и вся жизнь рушится, как карточный домик. Всё понятное и истинное становится не тем, чем казалось, а в голове не остаётся ни одной здравой мысли. Беликов ощущал себя потерянно: земля под его ногами дрожала, выдавая землетрясение по шкале восемь баллов, хотелось напиться и забыть про всё, списав последние несколько недель в номенклатурное дело «дурной сон». Казалось, что всё рухнуло в один миг: семья, работа, надежды на будущее, всё разбилось вдребезги, как переполненный стакан, задетый чьей-то рукой в порыве спешки. Хотелось кричать.       Добравшись домой, Дмитрий ощутил себя невыносимо усталым. Гнев на жену отошел на второй план, и ему страшно захотелось нажраться. Док не любил алкоголь, но, как уважаемый профессионал своего дела, имел небольшую коллекцию, подаренную пациентами. Для такого случая Дмитрий даже прикупил небольшой бар и сейчас был рад этому решению как никогда в жизни. Он ощущал, что просто взорвется, если не выпьет бокал чего-то достаточно крепкого.       Выбор пал на виски, с одного бокала не унесет, а терпкий вкус быстро приведет в чувство. Беликов не очень любил виски или коньяк, но ситуация требовала отчаянных мер. Плеснув в бокал на половину янтарной жидкости марки Джим Бим, Док в несколько глотков прикончил её, морщась от обжигающего эффекта. Беликов задумчиво посмотрел на почти полную бутылку виски, но решил, что алкоголь никогда не был выходом, а потому отложил. Спрятав бутылку в бар, Дмитрий упал в кресло, прикрыв глаза, ему нужно было подумать.       Итак, его жена собирается уйти к другому, это, однозначно, хреново, но судя по её тону, она решилась окончательно; его пациент при смерти с цветочной болезнью и есть вероятность того, что косвенно эту болезнь спровоцировал сам Док, ну просто умереть не встать; ему придётся работать с женой и её любовником, чтобы спасти пациента, возможно, оказавшегося на смертном одре из-за любви к врачу, чудесно, жизнь знает толк в чувстве юмора. От таких выводов захотелось вылакать всю бутылку виски, но Беликов запретил себе даже думать в эту сторону, лучше выпить чай, много чая.       Ольга вернулась домой через пару часов. Супруги не разговаривали друг с другом, лишь молча кивнули, как бы говоря: "Я не хочу с тобой разговаривать, но это не бойкот". Разговор был нужен, но не сейчас, Дмитрий не хотел разговаривать после виски, он и так уже наговорил жене всякого. Где-то в глубине души он был согласен с тем, что наговорил справедливо, но воспитание не позволяло оправдывать низкие поступки чувством обиды. В качестве перемирия Док расстелил себе диван в зале, тем самым молчаливо отдав Ольге спальню, спать в одной кровати они бы не смогли. Иногда людям нужно полностью находиться в одиночестве, а чужое дыхание за спиной этому не способствует, тем более, когда принадлежит тому, кто и стал причиной ссор.       Утром супруги напряженно молчали, Ольга нервно стискивала пальцы на ручке кружки, Дмитрий прятал взгляд в телефон, пролистывая ленту в социальных сетях. Они знали, что нужно поговорить, но каждый знал с десяток причин, почему нужно сделать это не сейчас. Наконец, Ольга, стоя в прихожей с зонтиком, обернулась через плечо и громко произнесла: — Приходи вечером в больницу, сегодня будут готовы результаты первых анализов. — Во сколько? — сухо поинтересовался Беликов. — В шесть. Буду ждать.       Дверь за Ольгой тихо защелкнулась, погружая дом в тишину. Дмитрий нервно взглянул на часы, пора было отправляться на работу. Беликов протиснулся в автобус, погода хмурилась, вторя его душевным терзаниям, впрочем, в дождях не было ничего необычного, в середине мая часто можно было увидеть грозы.       У двери уже ждал первый пациент. По будням ходили только те, у кого были самые серьёзные случаи, требующие особого внимания. Такие люди чаще не работали или брали длительный отпуск, им это было действительно нужно. Док словил себя на мысли, что и ему не помешал бы длительный отпуск.       Первым пациентом была девушка с весьма живым воображением, способная стать талантливым писателем или художником, но оказавшаяся заложницей неврастении. Она часто придумывала себе несуществующие проблемы, боялась несуществующих вещей и нуждалась в постоянных разговорах, которые всегда уводила в сторону своих интересов, а не болезней. У неё был не слишком запущенный случай, потому что её родственники смогли уговорить девушку посетить частного врача, который не сможет положить пациента в больницу. Вообще-то Дмитрий мог, но не стал бы, пока что ему не попадались пациенты, которых действительно стоило отправить на принудительное лечение. Разве что Гоша поначалу вызывал подобные опасения, но Док быстро понял в чём дело.       Беликов едва слушал, что говорила ему Анна, все мысли были заняты Гошей. Нет, в то, что пациент мог бы влюбиться в своего врача — нет ничего нереального, Дмитрий знал с десяток причин, которые бы объяснили такое поведение с точки зрения психологии, однако ни одна из этих причин не могла объяснить ханахаки. Беликов понимал, что допустил много ошибок в общении с Гошей, врачебная этика и прочие моральные кодексы были легко нарушены Дмитрием ещё в самом начале их общения. Тогда подобное поведение было оправдано суровой необходимостью создать доверительные отношения с пациентом, но Док увлёкся и то, что должно было казаться живым участием, на деле им и оказалось. Анна жаловалась на то, что человечество под угрозой уничтожения от болезней, Дмитрий думал о том, что человечество на грани психоза, а он сам один из вестников этого психиатрического апокалипсиса. Док всё ещё не мог принять правду, но она была ему не нужна, в конце концов, никто не знает истинных причин цветочной болезни, она может быть совершенно не связана с темой любви. Человечество любит лирику, взять хотя бы чахотку. Во времена Байрона было так популярно говорить, что люди чахнут от любви. Быть может, это и правда было так, они умирали от ханахаки, но врачи констатировали туберкулёз. Тогда люди ещё толком ничего не знали о том, что есть редкая болезнь, заставляющая людей умирать в цветочном бреду, подобные вещи всегда походили на сказку, а медицина — это не та наука, где принято верить в сказки. Но в начале позапрошлого века, японский врач Хирото Масаиро, бежавший в США в 1916, доказал, что подобная болезнь действительно существует, он же и дал есть название — ханахаки. — Спасибо, что поделились своими мыслями, Анна, — улыбнулся Дмитрий, запоздало заметив, что девушка закончила своё повествование. — Как продвигаются ваши рассказы? Вы пишите фанфики, верно? — Да, Вы ведь советовали выплескивать скопившиеся эмоции через творчество. Я могу дать Вам почитать, если хотите. — Да, буду благодарен, — улыбнулся Док. Он не был действительно заинтересован в чтении чего-то столь… в общем, единственная причина, по которой он мог бы прочитать подобные вещи заключалась в том, что по ним можно было хорошо отследить состояние автора и понять, что его беспокоит. — Это по фандому с рок-группами, для вас это будет как ориджинал. Ну в общем, там всё прилично, только… вы же не против гомосексуальных отношений? — Нет, не против. Я человек либеральный в этом отношении. — Тогда хорошо. Может быть, дадите совет? — улыбнулась Анна, вытаскивая из сумки папку с напечатанными страницами. — Вы освоили вёрстку? Хорошее дело, — похвалил Док, заметив, что страницы были сшиты, как настоящая книга. — Ага, осталось только научиться нормально рисовать в реализме, и я могу делать арты к своим работам, — улыбнулась девушка. — Спасибо, доктор Беликов. Вы знаете… Вы не первый психотерапевт, к которому меня направили, но первый, с которым мне приятно разговаривать. Знаете, до Вас я бы не стала заниматься творчеством серьёзно, но Вы убедили меня, и мне правда стало легче. Я хочу сдавать экзамены и поступить на журналистику или филологический. — Уверен, у Вас получится. Читайте побольше классики, Аня. — А что Вы посоветуете, Док? — усмехнулась девушка, Дмитрий внутренне поморщился, так его называл только Гоша. — Из классики? Тургенев весьма легок для чтения, Чехов, но за глубоким психоанализом лучше к Достоевскому. Из зарубежной классики почитайте Шелли, Гюго, Лондона, Драйзера, Бальзака — он расширит ваш словарный запас, Стивенсона, Дойля, если Вам нравятся путешествия, то я бы посоветовал Жюля Верна. Можно и что-то более новое. Сейчас популярен Ремарк, но я советую Вам не «Три товарища» и «Арку», а «Возлюби ближнего своего» и «Тени в раю». — Большое спасибо, Дмитрий Сергеевич!       Девушка лучезарно улыбнулась, оставив ему свою рукопись. Беликов часто советовал своим пациентам обзавестись каким-либо хобби, но далеко не все слушали его советы. Впрочем, может быть, они слушали, но не спешили говорить об этом. Гоша как-то мрачно усмехнулся, когда Док советовал ему найти себе занятие для снятия стресса, может быть, он и нашёл, кто знает, особенно теперь.       За день приходили ещё четверо. В частную клинику наведывались немногие, что поделать, Дмитрий адекватно оценивал свои услуги, по крайней мере, большинство пациентов оставались довольны, даже Гоша. Парень ведь мог в любой момент сменить врача, но почему-то отказывался.       Закончив работу, Беликов запер кабинет, до больницы он добрался пешком. Док знал, что пытается оттянуть неизбежное, но ничего не мог с собой поделать. Он не хотел видеть Романа и свою жену, не хотел слышать про Гошу, он вообще ничего не хотел. Ольга ждала мужа у палаты Гоши, она выглядела встревоженной и усталой, Беликов нахмурился, они поговорят об этом потом, сейчас он пришёл по делу. Жена молча пригласила его пройти в кабинет Зуборева, молодой врач и ученый сидел за своим столом, что-то быстро печатая в ноутбуке. Заметив Дмитрия в дверях, Роман приветливо улыбнулся, кивнув ему. Эта улыбка взбесила Дока ещё сильнее, этот юнец как будто вообще не понимал, в какое дело вляпался, это злило. — Одну минуту, — попросил Роман, возвращаясь к работе, — располагайтесь. Дмитрий присел на диван, чувствуя себя нарушителем, оказавшимся в комнате для допроса. Он не хотел разговаривать с Зуборевым, но выхода не было, он сам согласился на это, уже нельзя сдавать назад. Тем более, перед собственной женой, пусть подавятся, если им так угодно. — Прошу прощения, — произнёс Роман, отодвигая ноутбук в сторону, вид у него не был виноватым, поэтому Беликов никак не отреагировал. — Что ж, думаю, что стоит сразу перейти к делу. Но сначала я бы хотел узнать у Вас одну вещь, касающуюся вашего пациента. — Слушаю, — ледяным тоном отозвался Док. — Вы давали ему направление на МРТ головного мозга? Думаю, Вы и сами прекрасно знаете, что многие психологические заболевания, неврозы и отклонения связаны с травмами мозга. — Именно, я сам прекрасно знаю, — начал раздражаться Беликов. — Будьте добры, Роман Александрович, задавать четкие вопросы и не пускаться в размышления, касающиеся моих методов работы. — Как пожелаете, Дмитрий Сергеевич. — Что ж, нам стоит выпить чай, верно? — вмешалась Ольга, чувствуя, что напряжение растёт. — Дорогой, ты не мог бы… — женщина запнулась, так как на привычное обращение откликнулись оба мужчины. — Впрочем, я сама. Я скоро вернусь. — Продолжим наш разговор, — холодно произнёс Дмитрий. — Я посылал Гошу на МРТ, результаты были удовлетворительными. Никаких черепных травм или качественных изменений структуры головного мозга обнаружено не было. — Это именно то, что я хотел узнать у Вас. Сегодня мы провели томографию по совету коллеги, как Вы могли бы догадаться, мозг нашего пациента потерпел некоторые изменения, к счастью, пока что обратимые. Диагностика показала наличие пораженные участки головного мозга, сильно напоминающие менингит, однако, по данным исследования спинномозговой жидкости пациента, возбудителей менингита обнаружено не было. Поражённая область находится в районе теменной доли, в отделе, отвечающей за чувственное восприятие мира, первичный двигательный центр, кроме того, там же одна из зон, отвечающих за развитие воображения. Вы понимаете к чему я клоню? — Не совсем, — признался Док. — Цветочная болезнь, как можно предположить из большого количества научных трудов, вызывает что-то вроде галлюцинаций. Больным кажется, что они чувствуют, как внутри них начинают прорастать цветы. Они ощущают угнетения дыхания, со временем развиваются признаки туберкулёза, однако анализы не подтверждают туберкулез, так как палочка Коха у больных ханахаки отсутствует. Беру на себя смелость предположить, что кашель на самом деле является чем-то вроде непроизвольного сокращения мышц горла, вызванные ощущением мнимого удушья. Кровь может объясняться тем же — частый надрывистый кашель как при удушье травмирует стенки горла, из-за чего мы наблюдаем небольшое кровоизлияние.       Док задумался. В словах Зуборева была логика, но всё это выглядело слишком просто. — Поражена только теменная доля? — нахмурился Док. — Правильный вопрос, — быстро улыбнулся Роман. — Сначала действительно может показаться, что так, однако, проанализировав снимки более детально, мы с моими коллегами пришли к выводу, что в районе затылочной доли есть некоторые темные участки, которых там быть не должно. Они приходятся на район, отвечающий за восприятие информации. Там же расположен один из крупнейших центров, отвечающий за создание образов. Вы понимаете, к чему я веду? Дмитрий кивнул, он понимал. Однако даже эти важные исследования не давали ответ на главный вопрос: что служило возбудителем цветочной болезни? — Вы ведь тоже думаете об инфекционном характере заболевания, — кивнул Роман, посмотрев Беликову в лицо. — Говоря откровенно, я и сам придерживаюсь схожего мнения. Эта болезнь, чем бы она ни была, заставляет видеть и чувствовать то, чего не существует. Она отпечаталась на томографе, потому что реально затронула головной мозг, в отличие от многих психических заболеваний, не отображающихся на МРТ. Она должна иметь под собой что-то реальное, что-то более реальное, чем любовь. — Будь бы любовь инфекцией, человечество бы давно вымерло, — фыркнул Док. — Но разве она не похожа? Влюбленная горячка едва ли отличается от воспаления: повышение температуры тела, тахикардия, бред. Да и убила эта болезнь многих, только не прямо. — Вам поразительно хорошо даётся философствовать, — раздраженно заметил Дмитрий, — Вам стоит бросить медицину и последовать дорогой Сократа. — Едва ли это принесёт человечеству хоть какую-то пользу, — усмехнулся Зуборев, прищурив глаза. — В мире уже достаточно философов и психологов, боюсь, мне придётся остаться на скромном месте врача.       Док ощутил, как начинает закипать. Будучи молодым и амбициозным, Роман относился ко многим вещам как бы играючи. Он видел, что Беликов начинает закипать от злости, видел, как этот человек проигрывает ему в спокойствии, а потому не мог остановиться. Зуборев не был садистом или мудаком, он лишь хотел доказать Доку, что он ничем не хуже, что его жена имела право выбрать молодого человека. Пожалуй, парень перегибал.       Быть может, Док сказал бы мальчишке что-то едкое и отрезвляющее, но в дверях показалась Ольга с подносом в руках. Она выглядела встревоженной, хоть и пыталась это скрыть. Бросив взгляд на мужа, она тут же перевела его на Романа, нахмурив брови. Зуборев виновато опустил глаза, пряча улыбку, он не раскаивался. Роман не питал неприязни к Доку, но тот давал повод злить себя, а такова натура человека, — ловить поводы и стремиться быть первым. — Я что-то пропустила? — будничным тоном поинтересовалась Ольга. — Ничего интересного, я рассказывал нашему коллеге о результатах исследований, — пояснил Зуборев, аккуратно снимая с пластикового подноса свою чашку чая. Рядом лежали шоколадные конфеты, молодой врач бросил на них голодный взгляд, после чего отвернулся. Он был невыносимым сладкоежкой, но стоматолог (друг отца) буквально пообещал его побить, если тот не начнёт контролировать количество поедаемого в день сахара. Нет, Роман вовсе не боялся дядю Женю, тот умел пугать только детишек и впечатлительных дам, но следить за уровнем сахара всё же стоило. — Я подумала, — начала Ольга, пытаясь вернуть разговор в рабочее русло, — что нам стоит попытаться установить, когда примерно Гоша мог заболеть. Дима, ты ведь оставил свои старые блокноты, верно?       Беликов кивнул, он тоже решил отвлечься на чай. Видит Бог, сейчас этому чаю не хватало ударной дозы коньяка. — Тогда, поищи их. И снимок МРТ Гоши, если он остался в его личном деле. — Остался, я ничего не выбрасываю из личных дел пациентов. — Кроме самих личных дел, — попыталась пошутить Ольга, но быстро замолчала. Обычно она была более грозной и живой, но сейчас весь воинственный характер свернулся в клубок под гнётом тяжелого чувства вины. Она знала, что не должна была себя так ощущать, но ощущала, поэтому старалась не провоцировать супруга.       На несколько долгих минут в комнате воцарилось тяжелое молчание. Роман тревожно поглядывал на Ольгу, кусая губу, после чего осторожно бросал взгляды на её мужа. Дмитрий смотрел в свою чашку чая, как если бы в ней образовалась дыра сквозь время и пространство, а Ольга отвлеклась на телефон. Все трое ощущали себя школьниками, получившими жесткий нагоняй. — Знаешь, — вновь произнесла Беликова, повернувшись к мужу, — нам нужно исключить возможность влияния на состояние Гоши других препаратов. Может быть… может быть, его мать сможет взять ключи от квартиры и поискать в аптечке. — Разве ключи находятся не с личными вещами? — удивился Дмитрий. — Да, они здесь. Но мы не можем дать их кому угодно. — Хорошо, я улажу этот вопрос. — Кстати говоря, — потянул Роман, обращая на себя внимание, — нам бы хотелось проверить одну вещь. Вы можете отказаться, Дмитрий Сергеевич, никто не станет осуждать. — Я слушаю. — Пациент сейчас полностью переведен на систему искусственного жизнеобеспечения, токсин, вызвавший припадок, почти полностью выведен, так что состояние Георгия сейчас стабильное. Известно, что больные особенным образом реагируют на присутствие объекта их влюбленности. — Нет. — Что ж, как мы и говорили, никто не осуждает, — быстро произнёс Зуборев, вид у него был явно расстроенный. — Не сейчас. Быть может, потом. — Тогда, предупредите кого-нибудь из персонала, если пожелаете его навестить. Мы лишь запишем показания приборов.       Док кивнул. Он действительно не был готов ко всему этому. Гоша, лежащий без сознания, просто добьёт его окончательно, нет, потом. Возможно, что через пару дней, сначала он должен разобраться с собственными проблемами, иначе в его кофе будет слишком много виски. — Это всё, что вы хотели узнать сегодня? — Да, пока что да. Мы провели не все анализы, кроме того, нам нужны ваши записи. Если Вы желаете отправиться домой, то можете идти.       Дмитрий поднялся с места, поставив пустую кружку на поднос. Накинув на плечи пиджак, он вышел из кабинета, не оглянувшись назад. Зуборев внимательно посмотрел на Ольгу и тихо прошептал ей: «иди». Беликова выскочила из кабинета, следуя за мужем, она чувствовала, что должна что-то сказать ему, смотреть на его опущенные плечи было почти физически больно. — Дима, я, — начала она, приблизившись к обернувшемуся мужу. — Не нужно, — прервал Беликов. — Не сегодня, хорошо? Я устал за день. — Ладно… ты хочешь что-нибудь на ужин? — Да, наверное. Не знаю. Разве сегодня не твоя смена? — Нет, завтра. Ты мог бы подождать меня? — Да, я подожду у машины.       Машиной пользовалась только Ольга. Из-за врождённого дальтонизма Док не смог получить права, но на покупке машины настояла жена. Она часто подвозила мужа до работы, тем более, личное авто упрощало поездки в торговые центры и на отдых. Дмитрий встал недалеко от машины, с сожалением подумав о том, что не курит. Никотин почти не оказывал расслабляющего эффекта, но хотелось чем-то занять руки. Засунув их в карманы штанов, Док обнаружил там мелочь. Перебирая рубли, мужчина стал успокаиваться, монеты тихо позвякивали в карманах, Беликов подумал о том, что неплохо бы купить чётки, как у Фандорина.       Ольга появилась быстро. Она отключила сигнализацию, махнув мужу, чтобы садился. В салоне было душно, но это лучше, чем общественный транспорт. — Давай заедем в Пятёрку, — предложила Беликова, заводя мотор, — у нас кончаются продукты. — Хорошо.       Поездка немного отвлекла Беликовых от проблем, однако они неожиданно дали о себе знать на кассе. Ольга расплатилась своей картой, опередив мужа, это действие показалось Доку пощёчиной. На самом деле жена не хотела, чтобы он тратил свои деньги, так как давно стала ощущать, что не имеет никакого права жить в его доме и за его счёт. Для Дмитрия же это выглядело как желание не иметь с ним ничего общего. Хрупкая иллюзия спокойствия разбилась.       Ольга приготовила ужин, но Дмитрий не притронулся к еде, сказав, что не голоден. Они понимали, что ведут себя глупо, но что можно было сделать? Их привычная жизнь рухнула, в один момент люди, прожившие вместе почти пятнадцать лет, вдруг оказались чужими, как будто между ними ничего никогда не было. Впервые оба порадовались, что не имеют детей.       Дмитрий вновь ушёл на диван. Ему снился Гоша, лежавший в красном гробу, обитом белым бархатом. Гоша был укутан в белый саван, почти как невеста, лицо его было спокойным и бледным, глаза закрыты. Док стоял у гроба на стульях и ощущал, как под очками скапливается прозрачная влага. Рядом с ним, по другую сторону гроба, безутешно рыдала женщина, в которой Дмитрий сразу узнал мать пациента. Она закрывала лицо руками, но Беликов всё равно знал, что это она.       Неожиданно Гоша открыл глаза, они были стеклянными, в них отражались облака, проплывающие над головой, и в этот момент сердце Дока сжалось от боли и страха. Мертвенно-бледные губы пошевелились, но глаза продолжали смотреть в небеса. — А ведь я ждал тебя, Док, — тихо произнёс Гоша, не глядя на него. — Всё это время ждал. — Я не мог прийти, — сбивчиво пробормотал Дмитрий, ощущая нарастающую тревогу. — Ты не хотел приходить. Я ведь не нужен тебе, правда? Ничего. Я всегда был тебе не нужен. — Это не так!       Вместо ответа губы Гоши растянулись в лёгкой улыбке, а в правом уголке появилась маленькая струйка крови. Беликов с криком проснулся. Сердце стучало так сильно, что казалось, будто оно сейчас остановится, хотелось рыдать или кричать от ужаса, все тело дрожало. Когда первый шок прошёл, Дмитрий встал с дивана и заварил себе крепкий зеленый чай, пообещав себе, что завтра навестит Гошу.