«В Готеме не бывает счастливых историй любви. Этот город просто не приспособлен сохранять подобные чувства. Он отторгает от себя что-либо светлое, то, что может сделать тебя лучше, и неважно при этом, кем же ты являешься: простым обывателем или метачеловеком, супергероем или психопатом. Готем раздавит едва зарождающиеся ростки любви, вырвет их с корнем, опалит огнём… А при сопротивлении он станет уничтожать уже не чувства, а его носителя.»
Из легенд Готема.
Мне было непросто избегать четвёртый этаж лечебницы Аркхем. Я ощущала непреодолимую тягу каждый раз, когда поднималась по лестнице. С некоторым трудом притормаживала себя, понимая, что почти преодолела лишний лестничный пролёт, хотя мне нужно на третий этаж, а не на следующий за ним. Иногда мне приходило в голову иррациональное желание подойти к камере Безумного Шляпника и спросить, не применяет ли он ко мне свои таланты гипнотизёра. Он тоже обитал на одном этаже с моей пациенткой, поэтому основания подозревать его у меня были. Не то, чтобы Джервис Тетч мог быть в приятельских отношениях с Джокером, – в их мире такое понятие вообще отсутствовало – но ведь выгоду от удачных сделок с психопатом видели все, ибо среди всей этой гениальной братии не было идиотов. Безумцы – да, были, но не идиоты. Так что я усердно сопротивлялась чужому (или всё же своему?) желанию и пока не возвращалась к камере, в которой меня ждали. Я точно знала, что ждали. Тэмпл Фьюгейт, как я и предполагала, стал учиться общаться и с другими людьми, помимо меня. Нет, я по-прежнему навещала его, но постепенно эти визиты становились более короткими и не такими частыми. К тому же он полностью погрузился в изучение увлекательнейшего мира часовых механизмов, в котором ему однозначно было комфортнее, чем в нашей вселенной. И вот с этим я ничего не могла поделать. Да и не собиралась, если честно. Я ведь прекрасно его понимала, мне и самой было трудно в общении с персоналом лечебницы. Так что на сей счёт я оставила его в покое; но каждый день к нему заходили другие посетители и недолго — минут пятнадцать, занимали его беседой. Я специально подбирала таких людей, чтобы они не утомляли мистера Фьюгейта, а порой, если они оказывались не безнадёжными кретинами, я позволяла им общаться даже по полчаса. С Памелой Айсли дело едва двигалось, в противовес моему успеху с первым пациентом. Нет, она в основном шла на контакт, но я видела, что ей всё так же тяжело переносить человеческую расу. Чтобы избежать конфронтации, я просто спрашивала её о том, что ей интересно и чем бы она могла поделиться с окружающими – знаниями о растениях. О том, как лучше за ними следить, ухаживать, где растут редкие виды флоры, какой из них она никогда не видела или хотела бы увидеть… И задерживала я её не на полтора часа, а всего лишь на сорок-сорок пять минут в день. Памела любила говорить о сородичах своей второй сущности, но люди… Люди не должны были мешать её уединению и пытаться быть в ощутимой близости больше необходимого времени. Я понимала, что она уже достигла большого прогресса, когда решила не игнорировать меня, впадая в прострацию и отключаясь от реальности, как она делала с предыдущим врачом; и всё же обольщаться не стоило. Она была сложным пациентом, и я не могла этого отрицать. Джоан, узнав, что я сократила время пребывания у Ядовитого Плюща до половины положенного, весьма удивилась такому решению. - Ты же должна понимать, что так она никогда не привыкнет к людям, - заявила она мне во время обеда в столовой. Я занималась Айви уже третью неделю, так что все ждали от меня явления чуда. Как будто бы я им что-то обещала! - Можно подумать, что доктор Маккормак добился какого-то успеха своими методами по приучению Ядовитого Плюща к терпению человеческой расы как таковой, - даже не понижая голос, ответила я. - Я не спорю, он действовал непрофессионально, - согласилась коллега, - его никто не просил к ней прикасаться. - Вот именно, - кивнула я, - своим действием он вообще-то нанёс ей душевные повреждения! И это только обострило её мизантропию. Так что сейчас я занята тем, что разгребаю последствия его неумелой работы. - Знаешь, ты права, - подумав, неожиданно поддержала меня Джоан, - даже доктор Синнер говорит, что его нужно будет убирать из клиники. - Зачем? Пусть просто переведёт его на первый уровень, там он, если я правильно понимаю, справлялся, - как бы невзначай посоветовала я. - У нас не так много специалистов, а вот пациентов не убавляется, так что пусть он просто приносит пользу в другом месте. - А что наш надзиратель? – перевела тему негритянка. – Всё ещё пытается ухаживать за тобой? - Сложно понять, - как можно равнодушнее пожала плечами, - да я и не хочу. Аарон Кэш стал слишком явно оказывать мне знаки внимания, что не могло остаться незамеченным для остального персонала. Слухи, поднявшиеся после моего ужина с Харви Дентом и Брюсом Уэйном, поутихли, и он принялся за ухаживания всерьёз. Понятия не имею, чем была вызвана его симпатия, тем более что я никак его не поощряла, но Аарон вежливо и настойчиво давал мне понять, что хотел бы видеть меня своей спутницей. Чуть ли не каждый вечер приглашал меня в кино или бары, по утрам преподносил цветы и кофе из кофейни; если у меня не было времени заглянуть в столовую во время обеда, он обязательно приносил мне что-нибудь в кабинет, успев выучить мои предпочтения. Одним словом, тоска. Меня не приносило удовольствия ничего из того, что он делал. На его приглашения я неизменно отвечала отказами, даже не стараясь придумывать предлог; цветы и кофе передавала кому-то из коллег-женщин, а ещё заимела привычку постоянно запирать кабинет изнутри, чтобы туда мог войти только тот, кого я сама впущу. Надзиратель, хоть и был, как я доподлинно знала, хорошим и неглупым человеком, не вызывал у меня никакого трепета – ни душевного, ни физического. Только зевоту. И я вполне доходчиво объяснила ему это, когда он в очередной раз сделала попытку пригласить меня в кино. Он в ответ сказал, что готов подождать, когда я стану лояльнее относиться к его ухаживаниям. Собственно, после этого я и стала запираться в кабинете. О том, как он появился в Аркхеме и почему наша главврач не может его уволить, мне пересказала та же Джоан. Оказывается, он долгое время служил телохранителем при Веронике Вриланд. И по недоразумению оказался в постели хозяйки. Та была пьяна, а благоразумием она и трезвая не отличалась. Легкомысленная, добродушная и яркая Вероника сразила бедного телохранителя наповал, и, в отличие от неё, он отнёсся ко всему произошедшему гораздо серьёзнее, чем она. Естественно, когда она собралась через какое-то время выйти замуж (это было её второе замужество на тот момент), он почувствовал себя обманутым и был совершенно разбит. Девушка, поняв, что Аарон неожиданно влюбился в неё, оказалась в щекотливом положении и обратилась за советом к близким друзьям. Они и посоветовали определить его на работу в Аркхем. Уэйн и Дент взяли на себя труд переговорить с Элис Синнер, а ей ничего другого не оставалось, как согласиться: не могла же она позволить себе лишиться финансирования и защиты. Потому и избавиться от надзирателя у неё не было ни малейшей возможности. Возможно, инцидент, произошедший между Аароном и его бывшей хозяйкой, не стал бы достоянием общественности, но тут Вероника, как и все легкомысленные особы, сглупила по-чёрному. Она позволила себе флирт с Пингвином после своего второго развода – её брак и в этот раз был недолгим – и заставила его поверить в то, что между ними может быть что-то серьёзное. В её постели еврей не оказался только лишь потому, что он физически был ей неприятен, но тому достаточно было просто думать, что такая возможность есть. В общем, урок с телохранителем ничему её не научил, а длинный язык привёл к откровению, которое она не планировала. Освальд же, как известно всему Готему, далёк от благородства и мстить умеет. Поэтому, получив свой удар, он просто шепнул кое-кому о том, почему Аарона Кэша лишили столь доходного места при одной из самых богатых наследниц в Готем-сити. Слухи докатились до лечебницы в рекордно короткий срок, и надзиратель стал предметом насмешек и унизительных шуточек. Освальд, конечно, получил очередной тюремный срок за нападение на Веронику Вриланд: очень уж была велика его обида за внушение ложных надежд. Но моральное удовлетворение он испытал всё равно, потому что знал, что до своего следующего замужества одна из представительниц высшего готемского света будет слушать сплетни о себе в отнюдь не выгодном для её образа ракурсе. Потом, конечно, они принесли друг другу взаимные извинения, научились общаться и постарались стереть у общественности воспоминания о том периоде, когда ей стали известны шашни мисс Вриланд с собственным телохранителем, а потом ещё и с одним из криминальных боссов Готема, пусть даже и бывшего. То, что Пингвин сожалеет о том, что в своё время стал причиной раскрытия пикантной тайны объекта своего поклонения, я решила из-за того, что он даже не заикнулся об этом, когда мы с ним познакомились. Только вот Аарон Кэш по сей день пожинал плоды своей наивности и опрометчивого поведения. К этому времени Вероника уже четырежды побывала замужем и столько же раз разводилась, так что порицать её прошлое поведение стало немодным; Освальд высказал своё мнение на тему того, что для неё замужество – что-то вроде хобби. Довольно специфическое хобби, надо признать. Все четыре свадьбы проходили по-разному, ни одна не напоминала другую, и даже платья она подбирала разного цвета и стиля, отказавшись от традиционного белого облачения невесты. С учётом того, что у меня и этой светской львицы не было ничего общего, я понятия не имею, почему Аарон переключил своё внимание на меня. Может, он решил, что я более приземлённая, и потому ближе к нему; или подумал, что наше с ним происхождение соответствует друг другу, или тоже захотел сыграть на непохожести прошлой пассии и нынешней, как Харви Дент… Мне не хотелось копаться в его голове. Во-первых, совсем неинтересно, во-вторых, за это мне не платили. Единственное, что я знала точно, так это то, что Аарону неожиданно понравилось быть отверженным любовником с разбитым сердцем. И надзиратель честно попытался получить моё внимание в качестве пациента, надеясь, что я его проконсультирую, и жалость к нему, обделённому любовью, в конце концов, возьмёт своё. Напрасно. Я не занимаюсь сексом из жалости, и уж точно меня не привлекают личности, изо всех сил поддерживающие имидж «несчастненьких». Кто ему сказал, что мечтательный ореол грусти может вызвать какие-то чувства, кроме недоумения? Так что я пояснила, что моё время дорого и заниматься его головой нет никакого желания, поэтому пусть обратиться к психологу. - А разве это не по вашей части? – не отставал он, пока я шла к Памеле. - Если вы не знаете разницу между психологом и психиатром, тогда вам действительно не место в Аркхеме, - отрезала я, изрядно уставшая от притязаний за последние дней десять, - и я, пожалуй, склонна согласиться с доктором Лиланд, что мисс Вриланд напрасно определила вас на место нашего надзирателя. Кажется, до него дошло, что настаивать не только бесполезно, но ещё и опасно, так что он в итоге позволил мне войти в камеру Ядовитого Плюща и поспешно удалился. Наконец-то! На моём лице, очевидно, так явно было написано облегчение, что пациентка отнеслась к моему приходу гораздо внимательнее, нежели обычно. - Вам тоже досаждает мужское внимание? – спросила она, давая понять, что слышала наш разговор. Я привычно села на стул, отодвинув его на пару метров от кровати. Теперь я уже не отгораживалась от биолога его спинкой, так как недавно она призналась, что мне просто достаточно не подходить ближе и не прикасаться к ней. - Это не внимание, это кретинизм, - не удержалась я от реплики. Айви отложила свою книгу и с интересом уставилась на меня. - То есть вы не считаете его попытки ухаживать за вами чем-то серьёзным? – уточнила она. - Нет, это обычная замена, - отмахнулась я. - Как вы себя чувствуете, доктор Айсли? - Неплохо, доктор Квинзель… А почему вы до сих пор зовёте меня «доктор Айсли»? - А разве вас не так зовут? - Так, разумеется, но вы достаточно долго являетесь моим врачом… - Ещё нет и трёх недель, - педантично вставила я. - Ну и что? При вас меня, по крайней мере, не тошнит. Зовите меня Пэм или Айви – как вам ближе. По идее, только что Плющ сделала мне комплимент, но радоваться я не спешила. На дворе стоял сентябрь, и я знала, что это может значить. Пока ещё моя пациентка контактирует с окружающими вполне нормально, но скоро ей будет непросто, если её растительная сторона возьмёт верх. То, что она чувствительна к смене сезонов, я понимала. Летняя эйфория может уйти безвозвратно, и не стоит полагаться на её настроение сейчас. Поэтому я ответила следующим образом: - Я очень ценю ваше отношение ко мне, доктор Айсли, но мы не являемся друзьями. И я бы предпочла оставаться в рамках профессиональных отношений. - Ну, если вопрос только в этом, то почему вам на сегодня не оставить свои обычные вопросы по ботанике, а мне – перестать изображать из себя лектора? – невозмутимо предложила Айви. – Я знаю, что вам всё это неблизко и едва ли интересно, но вы терпеливо слушали меня, задавали вопросы и даже ни разу не сбились, потому что конспектировали. Это заслуживает уважения. Мне, к примеру, вряд ли бы удалось долго изображать интерес к психиатрии, соберись вы вдруг пояснить мне основы этой науки. - Я не изображала интерес, - возразила я, - вы хороший преподаватель, как мне кажется, и, если хотите удостовериться в этом, можете проэкзаменовать меня. - Вот как? Стало быть, вы ещё талантливее, чем мне представлялось… - Что вы имеете в виду? - То, что сказала – вы отличный психиатр. Не зря же только вы во всём Готеме не вызываете у меня чувство омерзения. Кстати, то, что вы не прикасаетесь ко мне, это лучше для вас же. - А разве вы генерируете яд без растений? - Нет, тут вы правы. Но мои феромоны, чьё свойство вам очень хорошо известно, могут начать вырабатываться, это не всегда зависит только от меня. Мой организм полностью восстановился, и он вполне может среагировать на прикосновение человека, даже очень слабое. Не думаю, что вам бы хотелось неожиданно испытать влечение к женщине, да ещё и к собственной пациентке, - Памела улыбалась так, что мне становилось понятно: она говорит серьёзно. И то, что она предупредила меня, было для неё куда большим шагом, чем я могла надеяться. - Спасибо за предупреждение, доктор Айсли, - от души поблагодарила я, - но, признаться, я не совсем понимаю, почему вы решили мне это рассказать? Кажется, вам это не выгодно… - Что ж, с этим не поспоришь. Пациентке Аркхема невыгодно рассказывать своему врачу о том, как именно она может воспользоваться чужой слабостью и сбежать из опостылевшей больницы. Но гибриду, получеловеку-полурастению, которого не заставляли выворачивать наизнанку душу, не вынуждали терпеть рядом людей больше положенного времени, берегли его здоровье и поломанную психику – этому гибриду совсем бы не хотелось отказываться от общения с доктором Харлин Квинзель и ставить под угрозу её карьеру. С того момента я поняла, что вполне могу полагаться на дружеское отношение Памелы Айсли. Конечно, при мысли о том, что могло ожидать меня в будущем, не предупреди она меня о том, что прикосновения к ней опасны не столько для неё, сколько для меня, холодный пот буквально прошибал позвоночник; потом, правда, она призналась, что постепенно её феромоны адаптируются к тем, кто постоянно находится рядом и считается «своим». Собственно, это открытие она тоже сделала случайно, когда была в отношениях с окружным прокурором. Поначалу они дурманят, притягивают внимание и привораживают, закрепляя человека и отдавая его мысли в полное распоряжение Айви примерно на месяц. А потом организм постепенно к ним привыкает, иммунитет вырабатывает защиту, и человек становится самим собой. На металюдей, как я потом поняла, феромоны Ядовитого Плюща действовали очень редко. В моём же случае мне просто нужно было находиться рядом с ней, не прикасаясь к её коже; в отсутствии флоры эти вещества действовали по-другому, более медленно сводили с ума и так же медленно признавали человека «своим». Зато при подобном контакте иммунитет вырабатывался на очень продолжительное время, так что даже если мы с Плющом будем вынуждены долго не видеться, её феромоны меня запомнят и узнают при встрече. В последующие дни нам хоть и стало значительно легче в общении, но и я, и она соблюдали известную дистанцию. Разговоры наши приобрели более разнообразный характер, особенно после того, как Убийца Крок покинул Аркхем; его переводили в Белль Рив по предварительному заключению, но по дороге Мэри Даль помогла ему сбежать. Оказалось, что Айви знакома с Кроком, а о Крошке весьма наслышана, и кое-что о каждом из них она мне рассказала. Постепенно мы стали обсуждать и других психопатов Готема, с учётом того, что Памела некоторых из них знала лично. Она состояла в деловых отношениях с Загадочником, общалась с Пингвином, изредка работала с Женщиной-кошкой (она нас впоследствии и познакомила) и периодически пересекалась с Джокером. И ему досталась самая нелестная характеристика, которую только могла дать обычно скупая на слова Памела Айсли. Мы частенько теперь болтали, отодвинувшись немного от профессиональных отношений. Благодаря таким вот нехитрым девичьим разговорам я смогла постепенно увеличить время сеанса, и теперь они длились столько, сколько и положено. Джоан, заметив это, тут же побежала с докладом к Элис Синнер, и меня ближе к вечеру вызвали в кабинет к главврачу. И почему я не удивилась, застав доктора Синнер в обществе Брюса Уэйна и Харви Дента? Оба джентльмена поздоровались со мной, а затем прокурор попросил позволения побеседовать со мной наедине. И если уговаривать главу лечебницы не было необходимости, то миллиардер покинул нас с явной неохотой. Прежде чем закрыть за собой дверь, он произнёс, глядя куда-то в пространство, но и так было понятно, к кому обращены его слова: - Я надеюсь, ты помнишь о своих обязательствах. И не нарушишь данное тобой слово, - после чего окончательно вышел и закрыл за собой дверь. Мулат, как всегда, выглядел безупречно: собранный, аккуратный, в костюме с иголочки. Однако было видно, что последние недели дались прокурору Готема нелегко. Под глазами залегли тени, пусть не особо заметные, но выдающие усталость; улыбка перестала быть непринуждённой, а приобрела несколько натянутый оттенок. Я видела, что он старается выглядеть как обычно, прячет своё утомление под опрятностью и нарочитым весельем. Но я-то не обычный врач, а психиатр. Пока Харви собирался с мыслями, я решила заговорить первой: - Тяжёлая выдалась неделя, мистер Дент? - Скорее, тяжёлый месяц, - вздохнул прокурор, - вы же читаете газеты и смотрите новости? - Разумеется. Я знаю, что вам удалось посадить главу клана Фальконе, и теперь его семья в растерянности. - Была в растерянности, - поправил он меня, - они временно назначили своим боссом представителя другой такой же семьи. И пока Сальваторе Марони справляется со своими обязанностями. - То есть вы им проиграли? – я привыкла называть вещи своими именами, и, зная близкие отношения этих двух кланов, можно было догадаться, что арестом одного Кармайна Фальконе нельзя ограничиваться. К тому же Дент не мог не понимать, что если он всерьёз возьмётся за мафию Готема, она, в свою очередь, возьмётся за него. Он не обиделся на мои слова. Наоборот, лукаво усмехнулся и ответил: - Не думаю, мисс Харлин. Через несколько дней состоится суд и над Марони. А я даром времени не терял и собрал достаточно доказательств о связи двух почтенных кланов. Так что и этот глава своей семьи скоро окажется за решёткой. - Они вас убьют, мистер Дент, - констатировала я, не повышая голоса, - вы же умный человек и должны это понимать. - Поверьте, доктор, я отлично понимал, на что иду, занимая должность окружного прокурора, - и я только в тот момент заметила, что, несмотря на усталость, глаза мулата возбуждённо блестели. Он загонял добычу, как хищник, и теперь чувствовал, что победа близка. Я невольно подумала, что процесс преследования доставляет ему больше удовольствия, чем результат. Очень странный зверь… Неутомимый, опасный, но притягательный… Он способен долго выслеживать жертву. Способен долго сидеть в засаде. Невероятно долго и медленно подбираться так, чтобы жертва ничего не заметила и не ощутила. И загонять её он будет столько, сколько необходимо, потому что не тратил, а копил свои силы за наблюдением. Неудивительно, что за довольно короткое время ему удалось подчистить улицы города. Его происхождение, необычная внешность, брызжущий оптимизм и галантность не давали преступникам воспринимать его всерьёз. А надо бы… Харви Дент был мне симпатичен, но в то же время в голову, как к психиатру, приходило понимание, что не так-то он прост, как хочет казаться. Есть образ милого, обаятельного человека, но насколько он правдив? Я не задумывалась об этом раньше, хотя приглядеться к нему, конечно, следовало. Разве может нормальный человек влюбиться в Ядовитого Плюща без участия её феромонов? Кстати, о ней… - Вы пришли узнать о докторе Айсли? – спросила я. Харви моментально погасил блеск в глазах, и взгляд его стал несколько отрешённым. - Я хотел бы о ней узнать, да, - помедлив, подтвердил он. – Доктор Синнер позвонила Брюсу и заверила нас, что вам удалось с ней сблизиться. Это правда? - Я бы не стала называть это сближением, - я не спешила его обнадёжить, - скорее, мы нашли контакт. - Она по-прежнему… не выносит прикосновений? - Я не проверяла и не собираюсь. Не хочу попасть под действие феромонов, - пояснила я. – Возможно, месяца через три, когда они станут воспринимать меня «своей». - А что изменилось за это время? Расскажите, как проходит её лечение? – полушёпотом произнёс он и так взглянул на меня, что я чуть не отшатнулась. Теперь в его глазах плескалась боль… Не вдаваясь в подробности, я коротко изложила факты, включая и промахи её предыдущего врача. – Значит, она согласилась общаться с вами, - медленно кивнул он, когда я закончила. – Это хорошо. Я всё ещё надеюсь, что ей станет легче. - Мистер Дент, вы по-прежнему воспринимаете её как человека, - решилась я на неожиданную терапию, - но она – не человек. И вы должны это понять. О ней нельзя думать, как обо всех окружающих. Вы ведь наверняка знаете, что с ней случилось, так? - Знаю, - ох, и непросто ему было в этом признаваться, - я делал запрос в Сиэтл. Когда мы только начали встречаться, Памела упомянула свой родной штат. Наверное, она считала, что, будучи одурманенным, я не запомню… Но я запомнил. И потом, уже после отравления и осознавая, кто она такая, я решил узнать всё о докторе Памеле Лилиан Айсли. И сделал запрос. Это заняло много времени, но ответы я, пусть и не сразу, получил. Я даже слетал в Вашингтон, чтобы узнать о судьбе доктора Джеймса Вудроу. Жив, мерзавец, - скрипнул зубами Дент, - хоть и в федеральной тюрьме, но жив. В общем, я только тогда понял, что она никогда не сможет испытывать к мужчине хотя бы симпатию. - Боюсь, вы очень смягчили, - не согласилась я, - давайте я перефразирую: в присутствии мужчин у неё всегда будет вырабатываться рвотный рефлекс. Вот это уже ближе к истине. - Хорошо, вы правы, - он даже не стал спорить, - и, поверьте, я с этим смирился. Что мне ещё оставалось… - Мистер Дент, а можно личный вопрос? – всё-таки не удержалась я. Ну и ладно. В конце концов, я занимаюсь лечением женщины, которая ему небезразлична. Так что не переломится ответить. - Да, спрашивайте, - спокойно кивнул тот. - О каких именно обязательствах и данном вами слове говорил мистер Уэйн, прежде чем вышел отсюда? - А, вы об этом… Видите ли, мисс Харлин, узнав о ваших успехах в отношении Тэмпла Фьюгейта, я сразу же позвонил Брюсу и попросил его о помощи. Конкретно – попросил посодействовать в назначении вас врачом доктора Айсли. Он очень долго отказывался, ругался, напомнил мне, как я чуть не умер… Но затем, успокоившись, дал своё согласие. Он же понимал, что ему потребуется не только договариваться с доктором Синнер и с вами, но и внести неплохую сумму на счёт Аркхема, чтобы удовлетворить аппетиты вашего главврача. Брюс ведь не идиот, и он осознаёт, что кое-какая часть оседает в кармане главы лечебницы. Поэтому он выдвинул мне встречные условия: я никогда больше не попытаюсь встретиться с Памелой, или связаться с ней каким-то образом, или же просто увидеть её. Потому что если такое случиться, то общественность может узнать, что же связывает окружного прокурора Харви Дента и преступницу, известную всем под именем Ядовитый Плющ. И тогда я не смогу более занимать доверенную мне должность, какие бы заслуги за мной ни числились. Также мой друг настоял на том, чтобы я дал ему слово, что не откажусь от обязательств по отношению к моей названной невесте Грейс. Свадьба уже через полтора месяца, однако я и не собирался отрекаться от неё. - Скажите, Харви, - впервые обратилась я к нему по имени, - почему вы решили жениться на этой девушке? Вы же не любите её. - Не каждый может позволить себе брак по любви. А прокурор Готема не может быть холостым человеком, это вы сами понимаете. У Грейс прекрасная репутация, хорошее образование, та же порода, что и у меня… Так что она полностью соответствует тому, чего люди ждут от избранницы представителя закона, – его голос звучал так ровно, что я поняла: он очень давно смирился и со своей женитьбой на нелюбимой, и с тем, что никогда больше не увидит ту, на которой когда-то хотел жениться и с тех пор не может забыть; может, отчасти поэтому он стал ещё более сосредоточенным в исполнении служебного долга и ещё более беспощадным к собственной жизни. - А ваша невеста знает о том, что вы любите другую женщину? – раз уж он так откровенничает, то лучше спросить обо всём, что интересно. И хотя была вероятность, что в ответ на мою наглость мулат разозлится и велит мне не лезть в его личную жизнь, я решила рискнуть. Прокурор, однако, и в этот раз не обиделся и, кажется, даже не подумал о неуместности подобного допроса с моей стороны. - Я никогда не признавался Грейс в любви, - последовал ответ, - мы много общались, так как давно знакомы, потом начали всё больше проводить времени наедине, я увидел, что она по-настоящему привязана ко мне, хотя её влюблённость не приносила мне радости. А потом, всё взвесив, я решил, что она самая подходящая для меня партия. И просто сделал ей предложение. Вот и всё. - Что же, я надеюсь, вы об этом не пожалеете, - мы оба понимали, что наш диалог затянулся, и каждому пора возвращаться к своим непосредственным обязанностям. Поэтому мы вместе покинули кабинет главврача и вежливо распрощались в коридоре, где ждали Брюс Уэйн и Элис Синнер. Я даже представить себе не могла, что это была моя последняя встреча с Харви Дентом, окружным прокурором Готема, прозванным его обитателями Белым Рыцарем за всё, что он сделал для этого города…***
Ближайшие несколько дней прошли спокойно. Я проводила время со своими пациентами, полностью сосредоточившись на них и почти выбросив из головы Джокера. Точнее, просто задвинув мысли о нём в самый дальний угол подсознания. Я хорошо понимала, что мне ещё предстоит к нему вернуться, но только в случае, когда я буду полностью готова. Он слишком хорошо меня понимал. И стоило принять тот факт, что Клоун-принц – психопат, но далеко не дурак. Его интеллект не следовало недооценивать, иначе это могло стать роковой ошибкой. Думаю, проблема Бэтмена была именно в этом. Он приравнивал своего противника ко всем остальным преступникам Готема, а это уже было заблуждением. Джокер имел такие познания, что я порой терялась, недоумевая, как столько информации может помещаться в его мозге. Его вполне можно было сравнить с тем же Ра’с аль Гулом, но тому было несколько тысяч лет, и он накапливал свои знания постепенно. А мистер Джей родился не так давно, но знал и понимал гораздо больше, чем любой среднестатистический злодей Готема. И это притом, что среди них многие были докторами наук! Сблизившись с Памелой, я решила подвергнуть её тесту. Она доверяла мне, а это уже прогресс, потому что в её лексиконе понятия «доверие» не существовало с тех пор, как она стала подопытным кроликом у своего преподавателя. Выпросив разрешение у главврача Аркхема, я вывела Плющ из камеры, настояв на небольшой прогулке. Нельзя утверждать, что она отнеслась к этому спокойно. Во-первых, обязательным условием были наручники, что само по себе уже неприятно. Во-вторых, она хорошо понимала, что мимо неё будут проходить люди и в немалом количестве, ведь персонал лечебницы не собирался отсиживаться по кабинетам. Но здесь я могла её успокоить, сообщив, что никто не будет подходить к ней и пытаться заговорить, и, по возможности, я тоже постараюсь избегать собеседников. К тому же ей всё же стоило познать реакцию собственного организма после столь длительного перерыва. С неохотой, но Айви согласилась с моими доводами. Наручники я ей надевала сама, не позволив санитарам прикоснуться к ней. Несколько раз вдохнув и выдохнув, она вышла следом за мной из камеры. Я провела её по третьему этажу и, не видя смысла подниматься на четвёртый, сразу же спустилась на второй. Врачи, санитары, охрана – все они, как и я думала, сновали по коридорам, обсуждали вопросы с коллегами и старательно не обращали внимания на мою подопечную. Айви же, поначалу зажатая и тревожно озирающаяся по сторонам, вроде бы пришла в себя и перестала напрягаться при виде каждого человека, появляющегося в радиусе трёх метров от нас. Я понимала, что рискую: стресс мог иметь тяжёлые последствия, и я не дура, чтобы не осознавать этого. С другой стороны, я оградила её от излишнего внимания, а обнаружив, что она пусть и не расслаблена, но уже не вздрагивает, отвела её в зону отдыха на первом этаже. Здесь стояли телевизор, по которому шли новости, и несколько диванов, на которых расположились мои коллеги. Присутствовали тут и растения, при виде которых глаза Плюща заиграли болотными огнями, но скованные руки внушали определённое спокойствие, а её хорошее отношение ко мне – уверенность в том, что на побег она не решится. Я попросила мельтешащего перед глазами Аарона Кэша (он попытался было проявить интерес к женщине-растению, но был жёстко выведен из игры одним только её взглядом) принести мне моккачино, а Памеле – травяной чай, и только потом приступила к вопросам. - Итак, доктор Айсли, всё плохо или совсем плохо? Айви выдержала небольшую паузу, во время которой мы заняли свободный диван подальше от всех, после чего ответила: - Просто плохо. - Ну, что ж, это хоть какой-то результат, - не расстроилась я, - на большее я и не рассчитывала. Слишком мало времени прошло. - Поверьте, это самый лучший результат, который мог быть у вас с таким неоднозначным пациентом, как я. Остальные не могли добиться от меня хоть какой-то терпимости к собственной персоне, не говоря уж обо всём человечестве. А вам понадобился месяц. - Я рада, что вы проявляете ко мне симпатию… Или что-то, что ближе всего подходит под определение этого слова, - поправилась я, - но вы же понимаете, что сегодня я вырвала вас из зоны комфорта не потому, что мне нечем заняться. - Понимаю. Вы со мной работаете. И вам нужно убедиться, что выбранный вами метод действует. А если нет - пришлось бы менять тактику. - Значит, вы не считаете, что я действую не в рамках профессиональной этики? - О чём вы? – и она улыбнулась уголками губ. - Вы же дали мне понять, что не собираетесь набиваться в подруги. Хотя у вас есть весьма достойный пример перед глазами, - и её взгляд скользнул по Джоан Лиланд, которая тоже присутствовала в нашей импровизированной гостиной. Подозреваю, опять контролировала меня и мои методы лечения. Пэм явно намекала на то, что я не стала навязывать ей своё общество, как это сделала руководитель моей интернатуры, самопровозгласив себя моей подругой. Ведь я очень хорошо понимала, что значит терпеть общество того, к кому не испытываешь расположения и не нуждаешься в душевной с ним близости. Ты терпишь, сокращаешь максимально время общения, но не посылаешь, потому что эти отношения могут оказаться небесполезны. Ядовитый Плющ явно оценила то, что я не стала пользоваться ни её ситуацией, ни своим положением, чтобы приблизить её к себе. Наверное, это была одна из причин, почему она всё же решила не скрывать особенность своих феромонов. Наручники, тем не менее, не особо мешали ей пить чай, когда надзиратель принёс нам напитки. Мы продолжали тихо беседовать, когда внезапно раздался громкий голос Джоан, перекрывающий все остальные голоса в гостиной: - Смотрите! Что-то случилось! – дальше она прибавила звук на телевизоре, и все присутствующие, включая и нас с Памелой, были вынуждены отвлечься от своих дел и услышали взволнованный голос ведущей новостей: - Мы прерываем наши новости для срочного сообщения. Картинка на экране сменилась, показывая зал, в котором явно проходило судебное заседание. Под непрекращающийся комментарий ведущей стали видны главные участники процесса: - Сегодня состоялся суд над Сальваторе Марони, занявшего место так называемого главы семьи в криминальной структуре, прежде подвластной известному мафиози Кармайну Фальконе. Окружной прокурор Харви Дент, выдвинувший обвинение против Марони, долго добивался его ареста и передачи дела в суд. Предъявленные доказательства судья счёл неоспоримыми и огласил приговор: двадцать пять лет лишения свободы. Это можно было бы счесть безоговорочной победой… Но – увы! – голос девушки едва не сорвался. – Наш Белый Рыцарь, стоящий на страже закона Готем-сити, пострадал после объявления приговора… Кажется, я не могла двигаться, как и все присутствующие, и только наблюдала за тем, что происходило на экране в замедленной съёмке. Вот все встают для оглашения приговора. Вот Харви Дент проходит к своему месту, вынуждено двигаясь мимо осуждённого. А рука Марони взметается вверх, швыряя чем-то в голову прокурора… Далее запись прервалась, и нам снова была показана ведущая. - В той ёмкости находилась кислота, которая, как нам удалось выяснить, сожгла часть лица Харви Дента. Сейчас врачи борются за его жизнь, но никто не может сказать ничего определённого. Лучший друг и готемский миллиардер Брюс Уэйн от комментариев отказался. Он находится в больнице, где окружного прокурора оперируют… Далее шла патетика, но я уже не слушала. Повернула голову к своей пациентке и удивилась. Айви, конечно, не уронила кружку с чаем и не побледнела смертельно от ужаса произошедшего. Но она не отрывала пустой взгляд от телевизора, явно пребывая в другом месте, а не в лечебнице Аркхем. Вокруг нас началась суета, все шумно обсуждали случай с Дентом и прикидывали его шансы на выживание. Я сочла за благо закончить тестирование своей пациентки и увела её из гостиной. За весь наш короткий путь Памела не сказала ни слова, пока мы не оказались в камере, где я освободила её руки. Она молча присела на кровать, о чём-то напряжённо раздумывая. - Доктор Айсли? – позвала я. – Вы в порядке? - Я-то в порядке… чего не скажешь о нашем окружном прокуроре… Ведь предупреждали его, чтоб не заигрывался с мафией! – внезапно она стукнула кулаком по кровати. – Ну посадил он Фальконе, ну мог бы на этом ограничиться и доставать эти банды через несколько месяцев. Нет, это ведь Харви Дент! - Не думала, что вас это как-то расстроит, - я осторожно присела на свой стул. - Почему вы так взбудоражены этим инцидентом? - Потому что я знаю Готем. И неплохо знаю нашего прокурора, пусть мы и давно не виделись. В Готеме сложно умереть, вам ведь говорили об этом? – я кивнула, не желая прерывать поток откровения. – Сложно умереть значимым, интересным людям, а Харви относится именно к таким. Вы его знаете, думаю, вы не будете спорить с тем, что ему не зря дали прозвище Белый Рыцарь. Так вот, я уверена, что он выживет и что случившееся в суде – это не конец истории. Что-то произойдёт, и кланам Фальконе и Марони придётся пожалеть о содеянном. Не знаю даже, чего от него теперь ждать… Одно я знаю точно: таким, как прежде, Харви Дент уже не будет. Я сочла нужным удалиться. К тому же мне предстояло подвести итоги сегодняшнего теста, пусть и толком не завершённого, но вполне удачного. Уже у себя в кабинете я размышляла о том, насколько права Айви, и чем нам всем может грозить нападение на окружного прокурора. То, что Марони подписал себе смертный приговор – было ясно. А вот чем именно он руководствовался и по чьей указке действовал… Ведь понятно, что не сам он до этого додумался, кто-то приказал ему облить мулата кислотой и даже заплатил, чтобы её передали исполнителю. Ладно, с этим пусть разбирается комиссар Гордон. За что-то ведь ему деньги платят? Как себя чувствуют Брюс Уэйн и невеста Дента Грейс, мне даже думать не хотелось. Весь остаток дня по телевидению и радио были самые разные трансляции произошедшего в зале суда. Я даже слушать устала об одном и том же; нового ничего сказать не могли, только то, что состояние прокурора по-прежнему остаётся тяжёлым, а его друзья не прекращают дежурить около операционной. Спустя три дня новостей всё ещё не было, а моя пациентка продолжала пребывать в мрачном ожидании. Она была по-прежнему спокойна, чуть апатична, но я заметила, что она как будто бы прислушивается к чему-то. К своим внутренним ощущениям или голосу растительного мира, который скоро должен начать увядать… Один раз я ненадолго вывела Памелу на улицу – так же в наручниках и так же не подпуская её к местной флоре. Но она и не приближалась, замерев на месте и закрыв глаза. Примерно минут через двадцать она попросила вернуться в палату. - В воздухе витает запах опасности, - проговорила она, - растения неспокойны. Готем предупреждает о том, что не отпустит свои игрушки… Я ничего не поняла, но впечатлилась. Потом пришли выходные, и я занялась тем, что у меня получалось лучше всего – гимнастикой. Настроение было безоблачное, меня никто не беспокоил, однако часа в четыре я начала ощущать смутное беспокойство. Не понимая, что именно заставляет меня нервничать, я почему-то стала метаться по своей квартире как неупокоенный дух. Ощущение медленно нарастало, никуда не собираясь уходить. Через два часа я вынуждена была признать, что неприятное чувство внутри исходит от тревоги из-за слов Памелы. Я заставила себя присесть и проанализировать ситуацию. Вряд ли Брюс Уэйн будет со мной говорить и уж наверняка не станет раскрывать истинное положение вещей. Про остальных, вроде мисс Вероники Вриланд и мисс Грейс (так и не узнала её фамилию), и говорить не приходилось. Но кто может реально быть в курсе ситуации и при этом ещё и поделиться информацией? В голову пришло только одно имя. Назвав себя оптимисткой, я пошла облачаться в один из своих костюмов. Через час я уже сидела за столиком в «Айсберге». Я прекрасно помнила, что при первой встрече Освальд Кобблпот отнёсся ко мне весьма лояльно и к тому же рассказал кое-что интересное. Сейчас я надеялась, что он, обходя территорию своей вотчины, узнает меня и подойдёт поздороваться. А я попробую его разговорить. Поскольку приходилось настроиться на ожидание, я заказала французскую горячую закуску – жюльен из курицы, и еврейское блюдо из щуки – гефилте фиш. Подумав, также решила добавить и десерт. Однако, едва мой заказ был принят официантом, как ко мне за столик уселась знакомая низкорослая полноватая фигура в смокинге. - Добрый вечер, доктор Квинзель, - Пингвин, как и всегда, был безукоризненно вежлив. – Рад, что в прошлый раз вы оценили умение моих поваров. - Добрый вечер, мистер Кобблпот, - церемонно ответила я, про себя поражаясь, что он так быстро пришёл, - не ожидала, что вы запомните меня. - Разве могло быть иначе? Вы же понимаете, что я делюсь своими переживаниями далеко не с каждым, - намёк я уловила и теперь думала, как бы изящнее приступить к нужной мне теме. - Вы не заказали шампанское? Позвольте вас угостить. Пока мы ждали шампанское и заказанные мной блюда, Освальд спрашивал меня о том, как обстоят дела в Аркхеме и как проходит моя интернатура. Естественно, поинтересовался и здоровьем доктора Айсли. Как выяснилось, он тоже был в курсе, что её лечу я. - Откуда вы получаете информацию? – я невольно задалась вопросом. – Не подумайте, что я пытаюсь выведать у вас источники, но мне просто любопытно, как вы можете знать столько о делах Готема. - Доктор Квинзель, поверьте старому еврею: в мире нет ничего важнее информации. Она дороже денег, она ценнее времени. И как только эта истина познана, вы делаете всё, чтобы обладать этим товаром. Разумеется, я не могу рассказать вам о том, кто мой поставщик, - и он лукаво мне улыбнулся, - но… возможно, я могу быть вам полезен и рассказать то, что вас на самом деле интересует? Итак, доктор Квинзель, откройте же мне причину, почему вы сейчас здесь? - Как вы узнали? – отпираться не имело смысла, Освальд был очень умным человеком, жизнь многому научила его. - Вы не были в «Айсберге» с момента нашего знакомства. Мне известно, что кроме работы, вас почти ничего не интересует… Ну, может ещё спортивная гимнастика… А тут вы внезапно появляетесь здесь вскоре после известных событий на судебном процессе, где отличился Сальваторе Марони. К тому же вы сейчас занимаетесь лечением доктора Айсли… - Да, Освальд, вы правы. Я здесь из-за Харви Дента. Не знаю, что происходит, но с тех пор, как он попал в больницу в тяжёлом состоянии, больше нет никаких новостей. Моя пациентка считает, что он не умер и что скоро кланам Фальконе и Марони придётся заплатить. А никто не знает, что происходит в Готеме, лучше вас. Я понимаю, что вы вряд ли предоставляете активы бесплатно, поэтому я хотела бы знать, что вы за это рассчитываете получить. - Ах, вот значит как, - Пингвин задумчиво побарабанил пальцами по столу, - ну, уже хорошо, что вы не считаете меня добрым дядюшкой, который предоставит вам информацию только лишь за красивые глаза или по доброте душевной. Приятно знать, что вы понимаете идею рынка. - Я выросла в Квинсе, мистер Кобблпот, - тихо произнесла я, - поверьте, там сложно не выучиться таким элементарным вещам. Поскольку деньги вас вряд ли интересуют, а мой типаж вы не считаете привлекательным, рискну предположить, что вам тоже нужна какая-либо информация. - Услуга. Услуга, доктор Квинзель. Думаю, вы порядочный человек и не забудете о своём слове. Если мне понадобится от вас что-то, я приглашу вас в клуб и изложу свою просьбу. - Меня устраивает такой подход. И не волнуйтесь, я не стану игнорировать ваше приглашение. - Я вам верю, - нам как раз принесли шампанское и мой жюльен, - а теперь вернёмся к вам. Итак, вас интересует, что стало с Харви Дентом? – он открыл бутылку и разлил жидкость по бокалам. - Да. Мне сложно объяснить причину, но мне важно это знать. - Причины меня волновать не должны, - отмахнулся Освальд, - но то, что я вам расскажу, никак не успокоит. Скорее, наоборот. Кислота повредила не только половину его лица. Она сожгла и его левую часть мозга. Думаю, мне не стоит объяснять врачу-психиатру последствия такой травмы? У меня внутри что-то оборвалось. Конечно, не стоит. Вот почему молчат СМИ, вот почему Брюс Уэйн и его друзья не показываются на публике уже который день! Потому что Харви Дента больше не существует в природе. - Он обезображен, безумен и теперь зовёт себя Двуликий, - продолжил еврей, потягивая шампанское, - его ищет вся полиция Готема, но пока безуспешно. - Полиция? Так он сбежал? - По-моему, это очевидно, доктор Квинзель, - Освальд с лёгким укором взглянул на меня. - Он был целеустремлённым человеком и весьма сведущим. Также его можно назвать терпеливым и хитрым. Неужели вы думаете, что он не нашёл бы способ покинуть стены больницы? А ко мне запоздало постучалась одна мысль. Совсем нерадостная. Памела Айсли долго оставалась в голове у окружного прокурора, но он не позволял себе ни встреч, ни пустых надежд. Вряд ли она исчезла из головы того, кто теперь называет себя Двуликим. А это значит, что стены Аркхема его не остановят – он найдёт способ пробраться внутрь и встретиться с ней. Всё плохо!.. - Думаю, вы должны предупредить доктора Айсли, - понаблюдав за моим лицом, Пингвин пришёл к правильным выводам. – Возможно, сначала он пойдёт мстить, но это не факт. Так что лучше поспешить. Я кивнула, благодарно сжала руку Освальда и поспешно покинула «Айсберг», наплевав на прерванный ужин. При попытке оставить деньги на столе, хозяин клуба так взглянул на меня, что пришлось извиняться и пообещать больше не оскорблять его такими жестами. Вызванное такси скоро подъехало. Надо было спешить.