***
Последние тихие майские дни. Впереди экзамены, поступление и такая скорая взрослая жизнь. Не об этом ли мечтает каждый ребёнок?.. Только вот Гермионе страшно: она не знает точно, что будет дальше, и эта неопределённость её явно пугает. Лучик солнца аккуратно скользнул по её каштановому локону, который она тотчас заправила за ухо. — Привет, Гермиона, — зайдя в комнату, молодой человек поцеловал её в макушку и устроился рядом на диване. — Что-то ты в последнее время закрываешься. Что тебя тревожит, милая? — он легонько притянул её к себе, а она и не сопротивлялась. — У нас скоро выпускной, а дальше — полная свобода действий! Нас ждут грандиозные планы, так чего ты хмуришься, родная? — он почти неощутимо провёл рукой по её кудрявым волосам и вдохнул их аромат. — Ох, Драко, — она выдохнула и развернулась к нему лицом. — Мне просто страшно! Что с нами будет дальше? К чему всё приведёт? Наша жизнь прямо сейчас меняется, а ты знаешь, как я не люблю перемены. — Знаю, поэтому каждый раз успокаиваю, — он тепло ей улыбнулся, а она поцеловала его в щёчку. — Пока я рядом с тобой, тебе ничего не грозит! — его лицо озарила гордая ухмылка, которая вызвала у девушки смешок. — И я серьёзно, Гермиона! — Ты неисправим, Малфой! — она слабо толкнула его в плечо. — В курсе? — Ой, конечно, Грейнджер! — поддразнил он её. — Поттер напоминает мне об этом каждый раз, когда видит. Смею заметить, что мы видимся почти каждый день! — Драко состроил недовольную рожицу, на что Гермиона рассмеялась. — Увольте, я не подписывал ничего такого, чтобы видеть Гарри постоянно! — Но он мой лучший друг! — Знаю, поэтому и терплю его, — он чмокнул её в нос. — Я бы ещё поспорила кто кого терпит, — пробубнила себе под нос Гермиона, но Драко её услышал. — Да ладно тебе, сейчас мы с ним уже хорошо ладим, просто старые подколы дают о себе иногда знать. Привычка, выработанная годами, — он пожал плечами. Гермиона лучезарно улыбнулась и удобнее устроилась в объятьях своего молодого человека. С ним она ощущала себя как за неприступной крепостью, где сама была принцессой. Только с ней он мог расслабиться и быть самим собой. Когда они сошлись, многие были удивлены, но лишь круг близких друзей знал, что эти люди не только стоят друг друга, но и дополняют так, будто являются единым целым. У них могло быть по истине великое будущее, но судьба не терпит погрешностей…***
Они смеялись настолько громко, что любой человек сделал бы им уже замечание, но они находились в поле. — Как здесь красиво, — словно пропела девушка. — Нравится? — Драко улыбнулся. — Конечно! — Я рад. Пойдём скорее дальше, я накрыл нам пикник вообще-то, — он ухватил её за руку и побежал в сторону заката. Сейчас счастливее этих двоих мало кого можно найти. Они наслаждаются обществом друг друга изо дня в день. Читают книги вместе, готовят и убираются под джаз, после сдачи последних экзаменов ни о чём не заботятся, ходят в театры, и, о чудо! он наконец-то смог достать билеты в кино на завтрашний вечерний сеанс! Они присели на плед и стали разговаривать о том, что волнует. Конечно, обходя острые темы, например, политики, которые интересовали в равной степени Драко и Гермиону, но они решили не портить себе этим вечер. Эти двое долго смеялись, когда перепачкали друг друга взбитыми сливками, когда по очереди пытались накормить друг друга большим количеством вкусностей, чтобы было меньше нести домой, когда устроили перестрелку виноградом… Но что с них взять? Они же ещё дети… Драко только пару дней назад исполнилось восемнадцать лет, а Гермиону это ждало ещё через три месяца. — Кстати, ты недавно вскользь упомянул, что тебе пришло письмо, — начала Гермиона, прожевав кусочек манго. — Не поделишься его содержанием, м? — она повторила его любимый жест: выгнула левую бровь. — И всё-то тебе нужно знать, Грейнджер, — он произносил её фамилию лишь в двух случаях: когда они подшучивали друг над другом, или когда сильно переживал. — Драко, я хочу услышать ответ от тебя! А не от Гарри или Блейза, например, которым пришли такие же письма, — она стушевала и прикусила язык, потому что не знала точно, приходили ли именно такие письма мальчикам и обсуждали ли они это втроём. — Вроде… Джинни сказала, что Гарри ведёт себя также скрытно в этом отношении, прямо как ты… Драко, родной, я хочу знать правду. Что в твоём письме? — она аккуратно взяла его за руку. Малфой был сильно напряжён и смотрел прямо в глаза своей любимой девушке. Когда Гермиона, коснулась его, он понял — врать будет бесполезно. Эта поистине умная девушка и так обо всём догадается, потому что, чёрт побрал, она — Грейнджер! И она найдёт ответ на любой вопрос, чего бы ей это не стоило. — Гермиона… Это повестка в армию… Началась война…***
— Поверить не могу, что это сейчас происходит с нами, — вздохнула Джинни, мрачно оглядывая вокзал. — Придётся смириться, нашим мальчикам уже восемнадцать лет, они не могут сидеть сложа руки, они должны защищать нашу страну от врагов! — горячо сказала Пэнси, но её глаза говорили об обратном: она боится за Блейза. — Гермиона, ты чего? — девушка увидела у своей подруги стеклянный взгляд, за которым проследила и наткнулась на белобрысую макушку где-то в другом конце вокзала. — Гермиона, всё будет хорошо, не переживай, — Джинни увидела немую сцену между девушками. В её слова никто из них не верил, но они формально должны были прозвучать в воздухе. — Мальчишки ещё могут вернуться из части — в отпуск. — Надеюсь, хотя бы не из-за серьёзных ранений, — подметила Пэнси. Девушки направились к своим молодым людям, пытаясь выглядеть более весёлыми, чем пару минут назад. Или хотя бы расслабленными. Но все их попытки были напрасны. Прощание было настолько долгим, насколько позволяло время до отбытия эшелона. Настолько горячим, насколько позволяла обстановка вокзала. И таким искренним. Драко и Гермиона долго перешёптывались, он её успокаивал, говорил, что всё будет хорошо, что они выдержат. Оба. Она в тылу, а он на поле боя. Что обязательно возьмёт отпуск, вместе с ещё двумя оболтусами, и они увидятся. — Вернись обратно. — Ты только жди, я обязательно вернусь.***
И он вернулся… Взял отпускные с Поттером и Забини. Прошло чуть больше года, с тех самых пор, когда девушки проводили своих солдат на войну. Войну, которая всё не планировала заканчиваться. Девушки жили вместе, так было проще в военное время: постоянные налёты, а следовательно, и бомбёжки, артобстрелы, недостаток продовольствия и одежды, но хоть крыша над головой, какие-то запасы и зыбкое ощущение семьи: они стали как сёстры. — Как мы долго вас ждали! — со слезами на глазах девушки бросились обнимать молодых людей. Они, как и обещали, живые, почти невредимые и втроём. Гермиона невесомо провела по отметине на скуле Драко. В глазах не озвученные вопросы: «Что это? Каким образом?». Он поймал её руку и поцеловал пальцы. Раньше бы он сделал это с лёгким прищуром глаз или довольной ухмылкой, но сейчас это был жест отчаяния. Глаза блестели влагой, не выражая былого безрассудства. Повзрослел. Все они, милые маленькие мальчики вдруг стали взрослыми мужчинами. Жизнь несправедлива. — Боевое ранение, ты же понимаешь, — прошептал он и тепло улыбнулся. Измученная улыбка, но такая родная для девушки, что, кроме этого, в мире для Гермионы не существовало ничего. Ох, как она скучала по нему! — Пойдёмте скорее за стол! Мы приготовили просто деликатесы для вас! — окликнула всех счастливая Уизли. Деликатесами в войну приняли называть то, что раньше могли позволить себе вдоволь, а сейчас было в дефиците. Этим вечером в глазах молодых людей сверкали искры счастья, которые так долго не появлялись у них. И как по заказу, день обошёлся без серьёзных артиллерийских обстрелов. — Знаешь, Грейнджер, — начал шептать Драко, когда они с Гермионой лежали в её кровати. — Я бы прямо сейчас сделал тебя Малфой на всю жизнь, — в её глазах был шок, она затаила дыхание. — Но, — он рвано выдохнул и потянулся в карман своих брюк. — Я не знаю, что будет в наших жизнях дальше, как всё повернётся… Я… Я не хочу тебя обременять, но, пожалуйста, родная, возьми моё фамильное кольцо, — он беспрепятственно надел его ей на палец, где должно быть обручальное. — Оно передавалось всем невестам в нашей семье, его носила моя мать, моя бабушка… Теперь я хочу, чтобы его носила ты, милая! Ты моё всё: мои интересы, традиции, привычки, моя мечта и песня, взгляды на жизнь… Нет, ты и есть моя жизнь, Гермиона! И не важно, что случится дальше, обещай, что будешь хранить кольцо, — Драко притянул к себе девушку и крепко поцеловал. — Обещаю, — прохрипела девушка, еле сдерживая слёзы.***
Он больше не вернулся домой. Его не стало в одном из первых сражений, после их возвращения в строй. Драко повёл себя как настоящий герой: погиб, спасая тысячи невинных жизней. Он был посмертно удостоен ордена. Тот день, когда Джинни дрожащими от волнения руками передала конверт девушке, останется в памяти Грейнджер навсегда. Она подняла на подругу взволнованный взгляд, Джинни поняла, что Гермиона не до конца осознаёт, какое послание ей пришло. Вопреки всему, она не смогла ей ничего сказать, лишь грустно покачав головой, она вышла из комнаты со слезами на глазах. Гермионе реакция своей подруги очень сильно не понравилась. Всё внимание она переключила на конверт. На нём аккуратным витиеватым почерком было написано: «Гермионе Грейнджер». В конверте находились две маленькие записки. В одной Гермиона прочитала послание от Нарциссы, матери Драко, где она говорила о том, что девушка должна знать о случившимся, и что получить это было бы правильнее ей, как написала женщина, почти жене её горячо любимого сына. Грейнджер ещё никогда так не боялась читать дальше, как сейчас. Она аккуратно достала вторую записку. Похоронка. Её мир в этот миг полностью рухнул.***
Прошло более тридцати лет с той войны, которую нарекли во всём мире самой кровавой. Боль от потерь не унять до сих пор, но людям словно приказало государство — жить дальше. Для Гермионы это было почти невозможно. Словно она училась опять дышать, ходить, мыслить. Она училась жить заново. Уже без него. Она отлично вышла замуж. Человек он спокойный, рассудительный, в Гермионе души не чает, а она… Он ей не более, чем удобный сожитель. По началу было сложно, но потом срослось: прикипела к нему, волновалась, вырастила замечательного сына, уже много лет создаёт уют в их большом доме, но всё не то. Нет той пылкой любви, того понимания и постоянной поддержки. Сейчас голый расчёт и удобство с её стороны. Но она счастлива — это лучшее, что могло случиться после. Ей все говорили отпустить его, даже Нарцисса и Люциус, смирившиеся со смертью единственного сына. Но Гермиона не смогла, слишком сложным был их путь до, слишком сильным было чувство во время их счастья, и слишком глухой и родной стала боль с годами после. — Мамуль, мне сегодня днём принесла тётя Джинни письмо, сказала, что ей передали его из того дома, попросила отдать тебе, — сын бережно положил его на её колени и ободряюще провёл по хрупким плечам. — Из какого дома? — с опаской спросил её муж, который сидел напротив Гермионы в кресле. — Тётя Джинни сказала, что мама поймёт, — он с любовью поцеловал её в макушку, зная, что она любит это больше всего. — Милый, — она обратилась к мужу. — Иди посмотри, что там с ужином. Мужчина недовольно прокряхтел что-то, встал и уже собрался пойти на кухню, как взглянув на жену передумал, покачал головой и, взяв с полки сигареты с зажигалкой и портмоне, ушёл в сторону веранды. — Сынок, я бы попросила тебя оставить меня одну, — она тепло улыбнулась ему и погладила по руке. — Хорошо, мамуль, — он поцеловал её в щёку и направился к лестнице, что вела из гостиной на этаж, где была его комната. — И… — Да, я думаю, что это что-то о нём, — Гермиона склонила голову, давая понять, что не хочет ничего пока говорить. — Я расскажу тебе потом, мальчик мой, — и он ушёл к себе. Сын был единственным человеком в семье, кто знал о её первой любви. И как привыкла с годами отвечать сыну, когда он уже повзрослел, о её единственной такой любви к мужчине. Руки Гермионы дрожали от волнения, тридцать лет она старалась лишний раз не напоминать себе о нём, о самом дорогом человеке. Конечно, она делала исключения, когда её сын интересовался этой частью её истории, потому что он стал вторым человеком в жизни, к кому она испытывала наисильнейшие чувства. Теперь уже материнские. «Дорогая Гермиона! Моя маленькая Грейнджер! Ты не представляешь, как я соскучился по тебе уже, родная! Погода у нас плохая сейчас, в гарнизоне скучно, поэтому единственным лучиком света остаёшься ты, милая (ну и, конечно, шутки Поттера и Забини, куда без них). Недавно было сражение, признаюсь честно, испугался до жути, когда пули начали свистеть прямо над головой. Успел отвыкнуть я. Иногда вечерами, чаще всего после ужина, включаем с ребятами ваши любимые песни, наших дорогих девчонок! Гермиона, это сказка! Словно ты вновь рядом, и мы кружимся в танце до самого утра, прямо как на выпускном, помнишь? Но я бы солгал, если написал, что всё настолько хорошо: чувствую я, что что-то ужасное должно случиться. Блейз отмахивается, а Гарри говорит, что нужно перестать столько думать. А я не могу! Половину моих мыслей занимаешь ты, родная (жаль не все, как раньше), а половину мысли о странном поведении наших врагов, уж больно они притихли. Но ладно, я не хочу тебя этим нагружать. Я люблю тебя, Гермиона! Знай, что бы ни случилось, я буду рядом! Навсегда твой вечный балбес, Драко Малфой.» Пока она читала письмо, то смеялась, представляя обычные шутки своих друзей и молодого человека, то плакала, понимая, что он чувствовал приближающийся конец. Гермиона вытерла слёзы на щеках, ей правда не хватало тогда письма: его живого напоминания ей. Но Драко не любил их писать. Она расстраивалась по началу, когда Пэнси и Джинни получали письма от мальчишек, но в одном из них кто-то написал, что Драко просил сказать Гермионе, чтобы она не переживала насчёт весточек от него, он будет стараться иногда передавать что-нибудь своей любимой. И после этого она перестала сильно обижаться. Теперь же, всё наконец-то встало на место. Гермиона снова ощутила себя маленькой девочкой, его мечтой и песней. В те дни, когда молодые люди приехали из части в небольшой отпуск, всё было как нельзя лучше. Но теперь Гермиона вспомнила, что её волновало — странная фраза была брошена Драко в один из дней: «Грейнджер, если меня не станет, то не держи меня. Отпусти и живи дальше». Она тогда лишь рассмеялась и сказала: «Глупый, кто же тебе даст умереть?» Она откинулась на спинку кресла. — Знаешь, родной, теперь отпустила…