***
Слёзы матери после оглашения врачом диагноза только сильнее придавили плечи к земле. — Ваш случай неоперабелен, – с сочувствием произнесла строгого вида женщина, чуть помедлила и добавила: — Боюсь, даже взаимные чувства не смогут спасти ситуацию, только продлить жизнь на некоторое время. Ирина вскинулась, прикоснулась к сыну, но тут же с ойканьем отдернула руку, обжёгшись. — Как же так!.. — Поймите, мы созвали весь профессорский состав, — женщина осторожно взяла её за обожжённую руку и накрыла своей ладонью, - Ира, вы же знаете меня всю жизнь, я вас знаю, Олеженьку знаю... Мы делаем всё возможное... Рыдания отражались от стен кабинета и ввинчивались Олегу прямо в голову. Он сгорбился и уткнулся взглядом в папку с выпиской: клиника, пациент, жалобы, анамнез, диагноз... В скобках рядом курсивом была латынь — Urtica ferox. Крапивное дерево, хах. Олег даже не был уверен, что крапива вообще цветёт.***
"Кого ты любишь? Кто она?!" Материнские вопросы безустанно крутились в голове снова и снова. Она лихорадочно пыталась понять, что такого произошло на днях, не зная, что Олег соврал. Первые симптомы появились ещё неделю назад. Первые симптомы появились в день его баттла с Керамбитом. Олег уже после своего проигрыша схватил Резепова за предплечье, поймал его презрительный взгляд и скривился от внезапного жжения в брюшине. В тот же день в гримёрке вытер пока ещё одинокую каплю крови из носа и почувствовал на языке травяной привкус. Осознание вылилось разбитым зеркалом.***
Дерево внутри неумалимо разрасталось и, не в силах поместиться в брюшной полости, впивалось шипами во внутренности, разрывало новыми побегами мягкие ткани. Проводящие ткани растения-паразита соединяются с человеческими сосудами на шестой день, это Олег узнал из справочной литературы. Стало быть, красный с прожилками сгусток на белоснежном фарфоре ни что иное, как смесь крови, желудочного сока и муравьиной кислоты. Олег размазал сгусток пальцем и смыл. Вода — то немногое, что дарило хоть какое-то облегчение. Теперь кожу покалывало беспрерывно, кровь, разбавленная гистаминами, шла из носа каждый день, еда, попадая в разорванный деревом желудок, причиняла сильнейшую боль. — Боюсь предполагать, но, скорее всего, Вам остался в лучшем случае месяц с нашим лечением. Олег отказался от стационара. Олег отказался от домашнего лечения. Олег должен был увидеть причину своего состояния.***
На девятый день он уже с утра караулил в Сашином подъезде и нервно переминался с ноги на ногу в ожидании. Стоять было больно. Через несколько часов Олега уже колотило от холода и тревоги, но тут послышались шаги и по лестнице спустился Керамбит. Олег хотел его окликнуть, хотя даже не знал, что сказать, но от одного взгляда на Сашу поднялась тошнота и он пулей выскочил на улицу. За углом дома Олега обильно вывернуло остатками желудка и печени, смесью крови и слизи и колючими листьями на обломанном мясистом, ещё неодревесневшем стебле. От слабости ноги перестали держать, он рухнул тут же в грязное месиво, тяжело хватая ртом воздух. Голова была тяжёлой и пустой, и только вбитый мамой в его телефон специальный номер экстренной помощи помог Олегу добраться до дома. Ночь выдалась тяжёлой. Олега лихорадило, он метался по кровати, чувствуя, как продолжает разрастаться внутри дерево. Новые побеги опутали пищевод и гортань, семена всё чаще попадали в лёгкие, забивая их, а корни по венам спустились до лодыжек. Обрывками приходя в сознание, Олег слышал только мамин успокаивающий шёпот и видел только её некогда изящные руки, покрытые теперь сильными ожогами. Она больше не плакала, только сидела рядом, меняла мокрые полотенца и ждала, пока вколотые ещё вечером лекарства подействуют. Утром стало легче, остались только тупая ноющая боль по всему телу и жжение кожи от соприкосновения с кроватью. Кто-то снял со лба полотенце, окунул в стоящий рядом прохладный раствор и Олег повернулся в сторону... — Ты как? — вместо уставшей Ирины у кровати сидел Александр Резепов. — Ч.. – Олег с большим трудом сглотнул отдающую железом слюну, — Что ты здесь... — Твоя мама попросила, — короткое и сухое пояснение. Саша положил свежее полотенце ему на лоб. — Это всё... Из-за тебя, знаешь? Из-за сраной любви, — почти с отчаянием выплюнул Олег в душный воздух. Судорогой сдавило горло, пошёл тяжёлый кашель, окрасивший мокрую от пота футболку кровью. Отдышавшись, он вдруг слишком резко для своего состояния приказал: — Возьми меня за руку. Саша не пошевелился, только тяжело посмотрел ему в глаза. Они оба думали об одном — любовь Олега была уродлива, такой же будет и смерть. — Пожалуйста, — наконец одними губами произнёс Олег, с усилием двигая руку в его сторону. Саша посмотрел на неё, на сине-зелёную истончившуюся кожу в кровоточащих трещинах, на сухие слоящиеся ногти. Затем снова на лицо. Олег утратил всю свою красоту, исхудал и постарел сразу на десяток лет. Глаза больше не горели, они были безжизненными, в них теперь читалась только мольба. Саша с силой сжал челюсти, хмуря брови, и крепко взял Олегову руку в свою. Прикосновение не обожгло, ядовитые иголки не впились в его ладони, не в силах ранить того, кто их создал. Паразит запульсировал сильнее и выплеснул в кровь последнюю дозу токсинов, останавливая сердце. Блеклые глаза остекленели, по щеке скатилась слеза. Саша уткнулся лбом в свои сложенные на коленях руки.