Назад в никуда 3. Сломанные крылья

Смотри летит птица Свободная и гордая. Не дай ей разбиться Земля уже холодная Я буду биться! Пока несут меня крылья Я не боюсь высоты. Могу летать вечность Если небо - это ты ОСТ к главе: "Небо - это ты" - Даша Волосевич

pov: Ято

      Я смотрел, как Акинэ спит: как её тело слегка дрожит от вибрации ударов сердца, как она иногда морщит брови и шевелит губами, как её глаза еле заметно двигаются под закрытыми веками, как она временами глубоко вздыхает, а после будто бы замирает.       Была глубокая ночь. Любимая еле уснула, впрочем, как и Юкинэ: кажется, оба просто слегли от усталости, потому как более бороться с ней не получалось.       Ну и хорошо. Пусть хоть немножко побудут в мире грёз. Может им приснится что-то приятное? Что хоть ненадолго заставит их порадоваться?       А я вот никак не мог сомкнуть глаз, и, хоть тоже валился с ног… не получалось уснуть. Боялся за своих родных. До дрожи. До заставляющих задыхаться гулких ударов сердца. До тошноты. Мне было страшно!       Поэтому сначала я немного поел, хоть до сих пор не было аппетита, потом зашёл в комнату к своему пареньку: проверил, что у него всё хорошо, и его сон никто не потревожит. Затем подышал свежим воздухом, разглядывая светящиеся на чёрном полотне неба звёзды, а после вернулся в комнату. К Акинэ.       И просто лежал рядом, пытаясь на всякий случай запомнить её лицо в мельчайших деталях. Точнее, я и так его помнил, но теперь желал, чтобы оно буквально отпечаталось перед взором. Вдруг, после перерождения, это поможет мне вспомнить любимую? Пусть неосознанно, а в виде какого-то дежавю, но, может, я пойму, что она очень мне дорога? — Отпусти, — протянула Аки во сне. — Я не хочу. — Малыш, я тут. Тщ-щ-щ, — я привык к её кошмарам и тому, что, просыпаясь пару раз каждую ночь, бужу любимую, стараясь прогнать любые остатки её плохого сна: говорю с ней убаюкивающим тоном, глажу и целую, пока она снова не заснёт. — Ты со мной, ты в безопасности. — Знаю, — шепнула Акинэ, не поднимая век. — Жаль, во сне этого не понимаю.       Она чуть поворочалась и, подвинувшись ближе, легла ко мне на плечо. — Ещё не утро? — она всё же приоткрыла один глаз, посмотрев в окно. — Нет, только пол второго. Спи, — я положил руку на её талию, тем самым крепче прижимая любимую к себе. — Нужно выспаться. — А, да? Я просто не знала, что умирать на бодрую голову легче, — она засмеялась, а потом громко ойкнула, потому что я ущипнул свою шинки, не оценив юмора. — Не смешно! — укоряющим тоном бросил я, ещё сильнее прижимая Аки к себе. — И думать не смей. Ты будешь жива! — Если ты кости мне не сломаешь, — сдавленно пробурчала она, и я тут же ослабил хватку, улыбаясь. Всё же умеет она подбодрить… не так, как все.       Ещё какое-то время мы лежали молча: я надеялся, что Акинэ сможет уснуть, а она… скорее всего, думала о чём-то. Потому что вскоре возобновила наш разговор. — А знаешь, о чём я размышляла? — по тону она хотела сказать о чём-то хорошем, поэтому и я постарался настроиться на позитив. — О чём? — я взглянул на Аки, которая повернула голову, при этом всё ещё лежа на моём плече, посмотрела мне в глаза. — Если у Валаама была та монета и он был её хозяином, то, по идее, она должна была всегда приносить ему удачу. Правильно? — она вытянула руку из-под тонкого пледа и почесала щёку. — Даже в тот день, когда я пулю за него словила: вот, клянусь, не знаю, зачем это сделала! Но тогда всё казалось логичным. И я прямо… хотела этого!       Было темно, но я понял, что моя шинки немного покраснела. — Не подумай, что хочу оправдать свои поступки каким-то артефактом. Я не к тому веду, — её голос чуть дрожал. — Просто вот он творил всякие вещи под носом у Небес, причём на протяжении… не знаю… тысячи лет? Больше? И ничего не могло ему помешать, — Аки сделала паузу. — Ничего и никто. Кроме тебя!       Её улыбка стала шире и теперь была даже какой-то… немного игривой. — И-и-и. Считаешь, у меня тоже где-то подобный артефактик завалялся? — я сделал вид, что свободной рукой ищу его по несуществующим карманам. — Ой, нету! Представляешь? — Очень смешно! — похоже, мой сарказм Аки не оценила. — Вот хотела сказать, что, наверно, ты и впрямь стал Богом Удачи, как и собирался, и именно поэтому никакая железка не может идти в сравнение с твоей божественной силой. Но теперь промолчу, потому что ты — вредина и не заслу…       Но она не смогла договорить: перекатившись и оказавшись сверху, я начал щекотать Акинэ. Да так, что спустя пару секунд она уже захохотала во весь голос. Я даже испугался, что она поднимет весь дом, поэтому положил ладонь на её губы, стараясь утихомирить свою шинки. — Ты всех перебудишь, — прошептал я, всё ещё не давая Аки сказать и слова: она брыкалась, пыталась меня скинуть, царапалась, но я не убирал руки. — А будешь делать мне больно — я тебя свяжу.       Она что-то промычала в ответ, но судя по тону — была не очень довольна моим поведением. Однако во взгляде её была теплота, а не злость. — Ладно-ладно, я уберу руку на счёт три, если обещаешь быть хорошей шинки, — я прямо чувствовал своё превосходство. — Раз. Два. А-а-а.       Я теперь уже сам крикнул, потому что, перехватив большой палец той руки, которой я зажимал ей рот, любимая сделала мне так больно, что я не сумел сдержаться. — Не будь таким наивным! — она говорила тихо, но не шептала, при этом самодовольно улыбаясь. — Забыл, кто перед тобой? Я же могу переломать тебе все кости в руке. А так как мои родители — врачи, я в силах ещё и проговаривать название каждой из них. Вот так-то!       Аки обхватила меня ногами и тоже перекатилась вбок, теперь уже сама оказавшись на мне. — Тяжко тебе со мной придётся, — она так мило хихикала, что я невольно перестал на неё дуться. — Может, передумаешь? У тебя ещё есть шанс: сдай меня Небесам, засади за решётку и живи спокойно. — Не дождешься! — я принял сидячее положение, чтобы наши с Аки лица были примерно на одном уровне. — Ты теперь так просто от меня не отделаешься! — Нифига себе просто! — она вновь сказала это очень громко, но, поняв свою ошибку, приложила указательный палец к губам, ненадолго зажмурившись. — Ладно, шучу! Чёрт, сна снова как не бывало.       Она потёрла глаза и устало вздохнула. — Давай просто поваляемся вместе? — она аккуратно слезла с меня, грациозно перекинув ногу, а после легла рядом, положив руку мне на живот. — Мало ли, вдруг это последняя… — Перестань! — по слогам прошипел я, злясь, что всеми силами пытаюсь не думать о суде, а Аки мне этого не позволяет. — И всё же попробуй уснуть. Времени ещё полно. — А ты? — она подтянула к себе колено, положив ногу мне на пах, а после… замолчала. — О-о-о. Вижу, тебе не до сна!       Я засмущался. Ведь и вправду возбудился от этих её игр и того, как Акинэ буквально меня оседлала. И теперь в моих пижамных штанах стало… тесновато. — Это физиология. Увы. Ты красивая — ничего не могу с собой поделать, — произнёс я, однако всё же застыдился, что не способен сдерживаться. — А ты могла бы сжалиться и не акцентировать на этом внимание. И не смущать меня. — Ох, какие мы нежные! — любимая приподнялась на локте и поцеловала меня в губы: ласково, но горячо. — А так я тебя тоже смущаю? — Так ещё больше возбуждаешь, — кровь в венах словно стала горячее, и мне будто перестало хватать кислорода. Захотелось встать и открыть окно. — Перестань. Спи.       Положив руку ей на плечо, я хотел, чтобы Аки снова улеглась в прежнюю позу, но она не сдавалась. — Я не хочу!       Её упрямство было очень милым, но я ведь не железный: боялся, что сорвусь, если она вновь попытается как-то меня соблазнить. Но нельзя сейчас думать о себе. И хоть это действительно может быть последняя ночь, когда данная версия меня живёт в мире — всё равно. Я лучше просто «поваляюсь» с ней в кровати, не причиняя вреда и боли.       Слишком свежо было воспоминание о том, как буквально несколько месяцев назад я забылся и, не подумав о последствиях, взял Акинэ на этой самой кровати. Никогда не забуду этот страх в её глазах и панику в сердце… — А ты захоти, — я улыбнулся и дотронулся до кончика её носа. — Пожалуйста. — Зачем? — окончательно поднявшись, она села рядом, теперь смотря на меня… со странным огоньком в глазах. — Надоело моё общество? — Глупости! — взгляд то и дело притягивали её видневшиеся из-под тонкой футболки ключицы, а ещё шея, губы, скулы… — Ты знаешь почему.       Сам того не желая, я показывал о чем переживаю одним лишь тоном голоса. Но Акинэ это не смутило. — Ну если дело только в этом, — она перекрестила руки и, ухватившись ими за нижние края футболки, стянула её с себя, полностью оголившись до пояса, — я не прочь ещё раз попробовать.       Её слова долетели до меня не сразу, но даже когда я понял, что она произнесла — отвечать не было сил. Сейчас всё моё внимание было приковано к её красивому телу: прессу, выпирающим из-под кожи рёбрам и… упругой груди. И первым, почти первобытным желанием было, конечно, тут же кинуться на Акинэ и целовать, целовать, целовать её нежную кожу, пока не устану или пока не наступит утро. Но я всё ещё держался. — А я не прочь, если ты оденешься. Родная… я не хочу тебе навредить.       Я пытался отвернуться, чтобы не видеть её нагую, но любимая буквально легла на меня, прижимаясь своей грудью к моей груди и нарочно слегка ёрзая, дабы я ощутил эти вибрации пахом. — А я не хочу, чтобы ты думал о чём-то, кроме меня. Отпусти мысли. Переживания. Я не маленькая! — взяв моё лицо в ладони, любимая повернула его на себя, и теперь мне ничего не оставалось, кроме как смотреть ей в глаза. — Мне и вправду немного боязно, но поверь — если завтра… с тобой что-то случиться… Не хочу думать, что из-за страха я упустила последнюю возможность побыть рядом с тем, кого люблю. И постараться… забыть всё плохое.       Она не умоляла, не пыталась упросить. Хотела, чтобы я действительно осознал положение и понял ход её мыслей. И я, пожалуй, и вправду понимал, ведь люди зачастую связывают событие с последними пережитыми эмоциями. Они могут постоянно ходить в одно и то же кафе, но стоит один раз нарваться на хамоватую официантку — более в это место прийти не захотят. Они могут читать одного и того же автора, но, разочаровавшись в последней вышедшей книге, с большой вероятностью не купят следующую. Им может нравится Новый год или Рождество, но если в этот день произойдёт нечто плохое — не смогут впредь радоваться в этот день так, как радовались когда-то.       Если только… всё не исправить. Дать официантке ещё один шанс. Заставить себя прочитать старую книгу некогда любимого автора — ту, после которой в прошлом возникло чуть ли не чувство эйфории. Постараться провести следующий праздник так, чтобы счастливые эмоции перебили те, плохие, что случались когда-то в этот день.       И тогда отрицательные ассоциации уже не будут такими яркими. Они перестанут отравлять жизнь, оставшись лишь досадными воспоминаниями, которые можно пережить.       И Акинэ, похоже, хотела именно этого. Если меня… не станет — всё, имеющее хоть какое-то отношение к интимной жизни, будет напоминать ей о Риотто. Целующиеся в кафе люди, эротические моменты в фильмах… возможно, даже вид водной глади, которая вернёт её к случившемуся на пристани. И Аки желала это исправить: выбить клин клином или типа того, но сделать так, чтобы я стал её последним и самым ярким воспоминанием.       Со стороны это может показаться немного эгоистичным, но я так не считал. То, что я для неё настолько важен, что могу… исправить положение и вытащить любимую из омута непрекращающегося кошмара, даже льстило. — Иди ко мне, — я наконец дал волю желанием и, положив руки на её голую спину, прижал любимую к себе. — Я люблю тебя. — И я тебя, — поцеловав меня в шею, а после лизнув в то же место, она ехидно ухмыльнулась. — Хочу снова быть твоей.

***

— Ты мне веришь? — страх навредить Акинэ смешался с желанием снова ею обладать. — Если бы не верила — меня бы тут не было, — произнесла она на одном дыхании, улыбнувшись. — Ты такой серьёзный сейчас, будто мир собираешься спасать.       Любимая негромко хихикнула. — В какой-то мере. Ведь ты — мой мир, верно? — я поцеловал её, пока ещё нежно и трепетно, хотя всё внутри меня кричало о том, чтобы я накинулся на эту девушку, точно голодный зверь. — И если ты мне доверяешь, прошу — слушай мой голос, хорошо?       Она не ответила, лишь кивнула, но меня и это устроило, поэтому я приступил к ласкам, которые, как я надеялся, должны были помочь Акинэ расслабиться и забыть о том, что было на пристани.       Расположившись так, что теперь я находился над любимой, я сперва поцеловал её за ухом: так медленно и осторожно, словно она была хрупким сосудом, что может в любой момент разбиться. При этом, перенеся вес на одну руку, второй ладонью я дотронулся до её шеи, а после медленно двинулся вниз, очерчивая каждый изгиб её манящего тела. — Я люблю тебя, — прошептал я, скорее, не для того, чтобы вновь донести до своей шинки эту мысль, а чтобы она не забывала, кто рядом с ней. Не окуналась в воспоминания о страшном прошлом. — И я тебя, — ответила она с вибрацией в голосе. — Сильнее всех и всего на этом свете. — Это приятно слышать, — промурчал я, продолжая целовать любимую, теперь уже плавно переместившись к её груди. — А ещё я только сейчас понял, насколько соскучился.       Она вновь не ответила, но, когда я на секунду отвлекся и посмотрел на любимую, увидел, как она будто просияла от радости.       И это вдохновило меня продолжать. Быть ещё более нежным, ласковым, чутким.       Теперь я был около её пупка, но особо там не задержался: поцелуями обведя его ореол, двинулся ещё ниже, ощущая, как Аки замерла. — Ты вкусно пахнешь, — прошептал я, чтобы вновь напомнить Аки о себе. — Невероятно… — Даже… там? — она явно смущалась. — Особенно там! — запечатлев поцелуй на её самой чувствительной точке, я решил, что пока достаточно и вновь вернулся к лицу Акинэ, наблюдая, как её сбившееся дыхание слегка колышет непослушную прядь, оказавшуюся на лице. — Ты для меня совершенство!       Моё желание уже раскалённой лавой бурлило в венах, но я не подавал вида. И снова потянулся к губам Аки, накрывая их глубоким и несколько похотливым поцелуем.       И вот первая победа: выгнувшись мне навстречу, она будто хотела сильнее прижаться к моей ладони, всё ещё блуждающей по её шелковистой коже. — Поцелуй меня, — прошептала она громче, и рука её, до этого лежавшая вдоль тела, поймала мой затылок, царапая кожу. — Я и так это делаю, — прошептав эти слова ей в губы, я улыбнулся, прекрасно понимая, о чём она, но не поддаваясь. — Ниже… — её чёрные ресницы чуть подрагивали от желания, гипнотизируя меня. — Сюда? — я очередной раз коснулся губами её тонкой шеи, внимательно следя за реакцией любимой. — Или сюда?       Опускаясь ниже и ниже, на этот раз я уделил груди больше времени, облизывая её, посасывая, иногда даже покусывая, но при этом внимательно контролируя свою силу, стараясь не делать больно — лишь раззадорить. — Ято… — она прошептала моё имя, и, о Небеса, как я любил такие моменты!       Мышцы моего тела сильнее напряглись, сдерживая инстинкты, а веки то и дело опускались, но я всё равно открывал их раз за разом, наслаждаясь видом любимой девушки, что извивалась подо мной как змея.       А ещё я и вправду наслаждался ароматом — её запахом: ни с чем несравнимым и манящим. Я словно уносился в другое измерение, когда он касался моего носа, и жалел о том, что его нельзя… сохранить в памяти, как картинку или мысль. И невозможно воспроизвести, как фильм или полюбившуюся мелодию. — Я люблю тебя, — опять теперь уже почти прорычал я, потому как низ живота неприятно свело тугим узлом. — И так хочу.       Это вырвалось непроизвольно, и я сначала было поругал себя, но решил посмотреть на реакцию Аки, внимательно изучая её мимику. — Я тоже, но… — она сглотнула. — Но? — я уже готов был всё прекратить. — Если у меня не получится — обещай не обижаться, — взяв моё лицо в свои мягкие и тёплые руки, она не сводила с меня глаз. — И не думай обо мне плохо. Я правда тоже тебя люблю… — Поверь, я знаю, — я попытался уйти от неприятного разговора. — Помни, что я рядом. Я с тобой и так будет всегда, по крайней мере я сделаю для этого всё возможное.       Я научился не давать пусть даже громких, но пустых обещаний. Понимал: на свете есть куча факторов, которые плевать хотели на наши клятвы и желания. От нас многое зависит, но, увы, не всё. — Обещаешь? — кажется, любимой и этих слов было достаточно. — Обещаю, — до этого мои ноги были по обе стороны от её, но теперь я сделал так, что мы поменялись местами. Приняли миссионерскую позу, и Аки, поняв это, вновь занервничала.       Я вновь прильнул к её губам, чувствуя, как её грудь касается моей при каждом вдохе, ощущая под горячими пальцами её поджарое тело, наслаждаясь тем, как она скользит языком по моему нёбу. — Слушай мой голос, — повторил я, положив одну руку выше её головы, а второй коснувшись щеки любимой. — Я с тобой. — Ты со мной, — повторила она, опустив веки. — Нет, не закрывай глаза, — дотронувшись губами до её скул, я увидел, как она подчинилась. — Смотри на меня.       Сердце стучало, как безумное. Я не волновался так сильно, даже когда лишал Акинэ девственности… в первый раз. Теперь же жутко переживал, не понимая, правильно ли поступаю и действую ли в её интересах. Или же внутри меня говорит голос эгоиста, прикрывающийся благими намерениями?       Однако отступать не стал. И, стараясь действовать с Аки максимально осторожно, медленно вошёл в неё, почти сразу остановившись.       Любимая замерла. В широко распахнутых аметистовых глазах — застыла паника. Пальцы скомкали простынь в поисках опоры. Мышцы напряглись. Ей не хватало воздуха. — Спокойно, это я, помнишь? — я не отводил взгляда с её лица, видя, как слёзы зарождаются в уголках её глаз, поблёскивая, точно маленькие кристаллы. — Всё хорошо. Ты со мной, в безопасности. — Знаю, — зажато произнесла она с огромным усилием. — Дай мне пару секунд.       И я подчинился, а когда понял, что любимая чуть успокоилась и размеренно задышала, возобновил попытки, при этом, если честно, немного себя ненавидя.       Я заполнял её медленно, по миллиметру, прислушиваясь к языку её тела. Готовый вновь прекратить, но Акинэ более не давала повода. И можно было подумать, она сдерживает страх ради меня, но я… почти переставал его ощущать. Он таял с каждой минутой, убирая от моей шинки свои острые, приносящие боль пальцы. — Всё хорошо? — теперь уже спросил я, еле-еле покачивая бедрами. — Может не совсем, но точно будет, — она сглотнула и неуверенно, но всё же улыбнулась. — Я люблю тебя, Ято! Не хочу, чтобы эта ночь заканчивалась. — Этого я сделать не могу, но знаешь что? — склонившись к её уху, прошептал я. — Я сделаю всё, чтобы мы её не забыли.

***

      Не знаю, сколько времени прошло, когда я услышал её первый стон. Минуты одновременно равнялись вечности, но вместе с тем — пробегали перед взором, не давая толком уловить их поток. Странное чувство… Будто мы и вовсе были вне временных рамок и сейчас существовали отдельно ото всего мира.       Двигались медленно, но чувственно. Страстно целовались. Шумно дышали. Ловили оставшееся до утра спокойствие, по крупицам собирая из него счастливые мгновения, которые будем помнить до последней минуты жизни. Надеясь, что эта самая минута наступит очень нескоро. — Ещё-ё-ё, — Акинэ получала удовольствие, и я был сейчас чуть ли не самым счастливым на свете. И хоть мне происходящего было мало, и это… мучило — плевать. Моя любимая смогла, справилась со страхом! — Моя девочка, — прошептал я, чувствуя, как её ноги обхватили мою спину. — Такая сильная!.. — Правда? — с очередным стоном, спросила она, запрокинув голову и сильнее вцепившись руками в мои плечи. — Несомненно!       Даже почти в полной темноте я видел, что глаза Акинэ горят желанием, а губы искусаны от нетерпения. На её шее проступили пара розоватых отметок от моих поцелуев, а лицо покрылось испариной, отчего пара волос прилипли к коже.       Она выглядела невероятно сексуально! — И ничего, если я сделаю так? — она перекатилась вбок, а я теперь оказался внизу, спиной прижимаясь к приятной прохладе простыни. — О, пожалуйста! — я будто молил её о чём-то: тихо-тихо, почти неслышно мои слова срывались с губ, не решаясь прерывать идиллию комнаты. — Я весь твой!       Мне было приятно сказать это вслух, но спустя секунду наслаждение и вовсе чуть не сорвало крышу: начав плавно двигаться, любимая вновь постанывала, а я не мог оторвать от неё взгляда. Её ноги так красиво напрягались, когда она чуть приподнималась на мне. Волосы поблёскивали в свете луны, двигаясь из стороны сторону в такт её движениям. А руки… Акинэ ласкала сама себя: закрыв глаза и продолжая приносить наслаждение и мне, и себе, она водила пальцами по своему телу. По влажной коже шеи, живота, бёдер… И особое внимание уделяла груди: то с силой сжимала её, то нежно постукивала по бугоркам сосков, то сводила обе груди вместе, отчего моя пошлая фантазия брала вверх, представляя, как я трусь о них, как провожу по месту их соприкосновения языком.       От этого волей-неволей я подавался вверх, заставляя Аки буквально насаживаться на меня, но она не была против. Победив дурные мысли и не отпускающее прошлое, она наслаждалась происходящим, правда при этом постоянно поднимая отяжелевшие веки и встречаясь со мной взглядами. — Моя, — я повторил слово, которое так часто говорил в нашу последнюю ночь вместе в мае. — Ты моя, Акинэ!       Обхватив её ягодицы, я наслаждаться каждым мгновением и миллиметром кожи, каждым взглядом, стоном, жестом. — Твоя, — Аки начала двигаться чуть быстрее, резче. Будто это её заводило.       А уж в каком состоянии был я!..       Желание доминировать стало животным, всепоглощающим, оно перехватывало дыхание, мучило. И в какой-то момент я, схватив Аки за плечи и уложив её на себя, перевернулся, вновь наслаждаясь положением сверху, однако разорвав нашу связь. — Будь хорошей девочкой, сделай кое-что для меня, — я надеялся, что не пугаю любимую, но ей явно нравились наши игры. — Получи удовольствие, ладно? — Я уже, — она потянулась, поцеловав меня в скулу. — Ты знаешь, о чём я… — разведя стройные ноги любимой в стороны, я медленно толкнулся в неё, дразня, заигрывая.       Сначала двигался медленно, сжимая кожу на бедре Акинэ. Но с каждый секундой увеличивал темп: мои движения становились грубее, а её стоны — громче.       Странно, но сейчас меня совсем не волновало, что нас могут и… скорее всего, услышат. Были только мы…       Обхватив меня ногами, Аки приподнялась и, вцепившись в меня, начала двигаться навстречу, явно желая ощущать меня всего, чувствовать меня до предела.       А спустя, наверно, пару минут, я понял: она почти на пике удовольствия. — Сделай это для меня, — прошептал я, теряя голову от того, с какой силой её мышцы начали сжимать меня там. — Я этого хочу. — Ято… — она почти кричала моё имя и, возможно, продолжила бы, но я закрыл её рот поцелуем, не прекращая двигаться, прильнув к её телу, пахом плавно массируя её самую чувствительную точку.       Я был весь мокрый от пота, мои руки и ноги чуть подрагивали от напряжения, но я был счастлив! И вскоре мои труды вознаградились. — Ещё-ё-ё… — умоляюще простонала Аки, чувствуя, насколько близка к финалу. — Я… Я…       Я ощутил передавшееся мне от неё чувство неземной эйфории. Аки выгнулась, ловя каждую волну бьющего по нервам ощущения, её глаза закатились, а рот приоткрылся в немом крике. Кажется, она больше ничего не соображала и ни о чём не думала. И, когда получила разрядку, с трудом разлепила глаза, лёжа на влажной и скомканной от её извиваний простыни. — Умница, — снова тихо повторил я, потому как не надеялся, что она сможет настолько расслабиться. — Надеюсь, ты не симулировала, чтобы меня порадовать?       Я прекрасно знал, что это не так, но продолжал играть в нашу с ней игру. И Акинэ, поддавшись, хотела было меня ущипнуть, как бы показывая степень возмущения из-за моего вопроса. Однако я, до этого прервавшийся, обхватил её за бёдра и вновь заполнил. Резко. Грубо. Глубоко. До её нового крика наслаждения. Теперь отдаваясь своим ощущениям и, как никогда, желая получить то самое наслаждение. — Сделай это, — подняв ноги и прижав колени к груди, Аки поставила стопы на мои плечи, немало меня поразив. — Может, так тебе понравится больше?       Но отвечать я не стал. Мой мозг будто разделил все действия тела на нужные и ненужные, и разговоры сейчас относились ко второму пункту.       Грубые толчки становились виновником новых стонов, быстрый ритм заставлял изголовье кровати стучать о стену, а тела ударялись друг о друга пошлыми шлепками. Обхватив две ноги Аки в районе коленей, я ощутил почти бесконтрольную власть над ней, и это чувство приблизило пик и моего удовлетворения. Но я пока ещё был не на грани.       И поднеся свободную руку к её нижней губе, скользнул указательным пальцем во влажный рот, а Аки, понимая мои желания, тут же обхватила его, посасывая, играя языком и закатывая глаза от того, насколько это было возбуждающе.       А я брал её всё резче, увеличивая темп, и вот наконец от мощнейшей волны удовольствия зазвенело в ушах, а перед глазами заплясали цветные точки. Живот свело короткой судорогой, прокатившегося от кончиков пальцев ног до затылка, а воздух в лёгких застыл и загустел. Но уже спустя пару секунд я расслабился… забыв обо всём на свете, кроме… неё! — Кажется, мне никогда не было так хорошо, — спустя пару минут обретя дар речи, произнёс я, умиляясь тому, как Аки сидит рядом и прикрывается одеялом. Стесняясь, будто совсем недавно я не изучил каждый миллиметр её тела. — Мне всегда было хорошо с тобой, но сегодня… Когда понимаешь, что может быть утром — от этого ночь становится ценнее. — Есть такое, — приподняв плечи, она улыбнулась. — И да… Спасибо, что не отвернулся.       Она выглядела смущённой, а я, то ли ещё не отойдя от ощущений, то ли под действием наконец наступившей сонливости, не понял, к чему она клонит. И лишь нахмурил брови, показывая, что хочу подробностей. — Ведь такая, как я, уж точно не предел мечтаний, — она пожала плечами и грустно улыбнулась. — А, ты об этом, — мне казалось, я понял о чём речь. — Я же говорил: всё что ты делала для Валаама было необходимостью, и я это принял. Не переживай. — Нет, — любимая покачала головой и, оглядев своё тело, вновь посмотрела на меня. — Ведь после того, что произошло на пристани я… ну типа, порченый товар. И я была уверена, что тебе будет противно. — Не вздумай так говорить! Даже думать так не смей! — я не смог перебить её лишь потому, что потерял дар речи. Неужто она и вправду так думала? — Ты лучшее, что было в моей жизни. Ты вообще лучшее, что есть на свете.       Возможно чуть резче, чем это было нужно, я взял её за плечи и встряхнул. — Ты ни в чём не виновата. И больше я к этой теме возвращаться не хочу. Хорошо?       Я на самом деле ждал ответа — для меня это было очень важно. — Да, — тихо шепнула она, сначала погрустнев, а после точно бы скинув с себя эту маску. И искренне улыбнулась. — Но спать я всё равно не хочу. — Я тоже. Поэтому есть предложение, — теперь взяв Аки за запястье, я потянул её к себе. — Расскажи мне о чём-нибудь хорошем! О чём угодно! — я желал выбросить из головы только что услышанные слова. — Но ведь скоро рассвет, — Аки всё ещё выглядела немного виноватой. — Может, хочешь поспать? — Нет, — я поцеловал её в макушку, вдыхая аромат волос. — Единственное, чего я хочу, чтобы утро не наступало.

***

      Не знаю, сколько времени я просто упивался её обществом: целовал, гладил, обнимал, вдыхал её запах, говорил с Акинэ и слушал её голос. Мы потеряли счёт времени, перестали смотреть на часы: сейчас были важны лишь мы и ничего другое. Да и темнота за окном подсказывала, что если даже и наступило утро, то очень раннее, а суд начнётся ровно в одиннадцать. Время есть. Пока ещё есть. — Моя девочка, — шепнул я любимой на ухо, убирая локоны с её лица, при этом стараясь запомнить те ощущения, которые появлялись, когда я касался её кожи кончиками пальцев: приятное покалывание, тепло и… мягкость бархата. — Ты всё ещё боишься?       Я и вправду ощущал её переживания, но не мог понять, с чем они связаны. — Не тебя, — она улыбнулась и приподняла голову, при этом продолжая лежать на мне всем телом. — А того, что нас ждёт после восхода солнца.       Она тоже перевела взгляд на тёмное небо, видневшееся через стекло. — Понимаю, но давай не думать об этом, — я продолжил ласкать её, медленно проводя пальцами по её спине, ягодицам, бёдрам. — Мы уже ничего не исправим и… сделали, что могли. И тратить на страх последние часы — преступление. — Сказал Ято, у которого сейчас сердце колотится так, что стук моего собственного сердца перебивает, — она оперлась на руки, чтобы расстояние между нашими лицами стало чуть больше. — Меня успокаиваешь, а сам места себе не находишь, верно? В этом весь ты…       Она была права, но я не спешил отвечать на вопрос. — Так на моём месте поступил бы каждый, — я не сводил взгляда с её глаз, при этом чувствуя, как волосы Акинэ щекочут мои плечи. — Поверь, не каждый, — она улыбнулась и, склонившись, поцеловала меня. — Я всё чаще убеждаюсь в мысли, что ты такой… один. Уникальный. — От которого столько проблем? — теперь настала моя очередь ухмыльнуться. — Понимаю! — Эй! — она несильно укусила меня в плечо, а после снова встретилась со мной взглядами. — Я ведь не это имела в виду!       Напустив на себя серьёзный вид, Акинэ будто бы рассердилась на мои слова. — Ладно, ладно. Не дуйся! — я аккуратно передвинул любимую на вторую сторону кровати, а сам принял сидячее положение. — Раз уж мы не хотим спать — может, кофе? Или чего покрепче?       Почему-то я стеснялся это произносить: перед глазами всплыл давно минувший день, в котором Акинэ впервые за долгое время смогла попасть домой, а я лежал на диване, пьяный вдрызг, и даже не сразу понял, что она — не очередной глюк или сон. — Чего например? — Аки чуть сощурила глаза. — Вообще-то я зареклась топить волнение и иные неприятные чувства в алкоголе. — То есть ты не будешь? — спросил я, улыбаясь и уже зная ответ. — Шутишь? Тащи! — она тоже села и, стянув плед с постели, накинула его на плечи. — И покушать чего-нибудь захвати. — А сама? — мне было неохота тащиться на кухню одному, поэтому я ждал, что она поднимется и составит мне компанию.       Но не тут-то было. — Ну… я голая. А одеваться влом. Если только так пойду. Хочешь? — она смотрела на меня с совершенно непроницаемым лицом, будто реально ждала ответа. — Очень смешно! — буркнул я, натягивая мягкие штаны. — Сейчас приду. Бука!

Pov: Акинэ

      Две пустые бутылки из-под пива уже стояли рядом с кроватью. А в наших с Ято руках были уже другие, начатые и тоже почти допитые. — Засыпаешь? — спросил он, увидев, как я прикрываю рот, желая зевнуть. — Есть такое, — шепнула я, заметив белый свет в окне. Солнце должно было вот-вот встать из-за горизонта. — Утро. — Угу, — скорее, не произнёс, а выдохнул любимый. — Но время есть. Может поспишь всё-таки?       Он приобнял меня, и вдруг стало так уютно… Желание подремать выросло, но вместе с тем я думала, как бы продлить время, отведенное для нас с любимым, чтобы побыть наедине. — Нет. Хочу поболтать. Спроси у меня что-нибудь? — я с не особым желанием отодвинулась от него, чтобы сесть прямо и смотреть Ято в глаза. — Что угодно. — А ты не расстроишься? — он явно будто ждал такой возможности, но сомневался. Наверно, вопрос меня ждёт неудобный.       Ну и ладно! — Нет. Спрашивай, — я немного напряглась. — Только… давай так: я не обижаюсь на вопрос, а ты на ответ. Потому что врать я не хочу, но тебе… может не понравиться то, что я буду рассказывать. — Идёт, — его, похоже, ещё больше насторожили мои слова, однако же любопытство взяло верх. — Только не думай ничего такого. Но я… Знаешь, мне всё не дает покоя история… шинки Валаама, — Ято явно избегал имени Риотто, чтобы меня не ранить. — Что к тебе много кто подкатывал, и всё такое, но… без результата.       Он сглотнул и снова отпил из бутылки, хотя это, скорее, было лишним поводом сделать небольшую паузу. — Но ты ведь считала меня предателем, коем я… и являлся, честно говоря. Так почему же не стала ни с кем встречаться? Понимаю — это к лучшему, если учесть, какую цель преследовало братство из-за спора с Митсуо, но… мужчин ведь много. Ты могла выйти за пределы круга доверия Валаама, познакомиться с одним из… его заказчиков, — хозяин не смотрел на меня, разговаривая со своими руками, поглаживающими горлышко бутылки. — Я даже помню того парня на празднике в июле — вы тогда неплохо отжигали на танцполе! Но с ним, я так понимаю, тоже не срослось?       Я чувствовала, что Ято ревнует. Ему было неприятно говорить о моей жизни в те времена, когда мы были порознь, однако он переступал через себя.       Всё же до конца не понимаю зачем, но… видимо, чтобы лучше меня понять? Ведь иначе, ради чего так себя мучить? — Потому что, как ты правильно заметил, не срослось — наверно, это самое подходящее слово, — чувство сонливости начало уходить, а волнительный озноб, наоборот — появляться. Я даже сильнее укуталась в одеяло. — И да, были хорошие парни: клиенты Валаама, его гости, некоторые члены братства, да тупо бармены, официанты, водители… Но я всё не могла представить кого-то рядом с собой. Мне было приятно с ними общаться, порой даже заигрывать, но на этом я останавливалась. Не решалась переступить черту. — Из-за меня? Боялась, что тебя снова предадут? — Ято спросил это с ужасной болью. — Да нет. Может, если только чуть-чуть, но основная причина была в том, что… меня к ним не тянуло. Однажды я даже поставила себе цель… — я замолчала, обдумывая, стоит ли это произносить, но всё же решилась, — переспать с кем-нибудь. Чисто ради удовольствия и снятия стресса, но стоило представить, как какой-то левый мужик стоит передо мной и трясёт своим…       Я зажмурилась, будто почувствовала неприятный запах. — Короче, мне стало противно! Такая вот я: без любви в постель ни с кем лечь не могу. Не современная! — А по мне, это очень правильно, — Ято сделал последний глоток и выглядел серьёзным, пока не увидел выражение моего лица. — Ох, я бы удивилась, если бы ты сказал иначе! — меня прошиб смех. — И совсем ни капельки не подозрительно!       Некоторое время мы смеялись, хотя повода толком-то и не было. Просто… отдохнули и теперь выплёскивали эмоции наружу. — А если серьёзно. Полюбить не хотелось? — Ято был чуть красным от смеха, но выражение его лица поменялось. — Иногда, — призналась я. — Особенно, когда одиночество разъедало настолько, что хотелось разбежаться и треснуться головой о ближайшую стену — только бы вырубиться хоть ненадолго и ни о чём не думать. Потому что даже во сне от беспокойств покоя не было.       Я пожала плечами. И поняла, что смотреть в глаза любимому сейчас сложнее, чем до этого. — Я пыталась искать в других мужчинах плюсы, силилась привязаться к кому-то, но… Однажды решила, что как в старом мультфильме: вместо сердца у меня теперь кусочек льда, и на чувства я впредь не способна. Пока не встречала тебя, — я невесело усмехнулась. — Думаю ты понял, что я лишь делала вид, что вся такая неприступная, как крепость, а на деле… О чёрт! Стоило где-то тебя увидеть, и я как с катушек слетала! — О да! Это порой веселило, — Ято сразу же приложил ладонь к губам, решив, что сморозил глупость. — Точнее, совсем чуть-чуть. — Представляю! — я дала понять, что не злюсь на его высказывание. — И с тем парнем, с которым танцевала год назад, я и быть-то не хотела. Тебе на зло всё делала, чтобы ревность вызвать и показать, мол, я вся такая и без тебя счастливая. А на деле… так тосковала! — Я тоже, — забрав у меня почти пустую бутылку и поставив её на тумбочку вместе со своей, Ято взял меня за обе руки. — Ещё раз прости, что причинил боль. Знаю, сто раз говорил уже и… слова мои вряд ли что-то изменят, но всё же. Мне капельку легче, когда говорю это.       Он смотрел на меня с обожанием и бесконечной грустью. Будто безмолвно умолял вновь произнести это заядлое: «Простила», — но я пока не знала, что сказать. Наверно, стоит ответить как-то по-другому. Чтобы он лучше понял мои чувства. — Твой поступок меня больше не злит. Боль причиняет — не скрою. Но я и вправду тебя простила. Больше сейчас во мне переживаний, — я качнула головой, набирая в грудь побольше воздуха. — Я знаешь… одновременно и всем сердцем тебе верю, но почему-то жизнь, похоже, обзавелась целью прогибать меня всё сильнее, будто я тростинка, а она — ребёнок, которому интересно, когда эта тростинка сломается. И это пугает. Я думаю: что будет дальше? Вдруг случится что-то ещё, что заставит всех от меня отвернуться? И я снова буду ощущать то разъедающее одиночество?       Я сглотнула и ощутила, как дрожат пальцы в руках Ято, который всё ещё их сжимал. — Просто страшно… — добавила я, хотя не собиралась включать маленькую ноющую девочку, жалующуюся на своё существование. Но почему-то стало легче, особенно когда любимый ласково приобнял меня, прижимая к своей груди. — Если это будет в моих силах — я всегда буду с тобой. Всё для этого сделаю, — он второй раз за вечер сказал эту мысль, но легче не стало. — Сделаешь всё от тебя зависящее — это ты хотел сказать? — уткнувшись в его плечо, я зажмурилась, силясь не позволять давящему чувству отчаяния меня подчинить. — Жаль, сейчас мы не хозяева своих жизней.       Почему-то в голову пришла противная мысль, что я ею никогда и не была. В детстве за меня решали, с кем я пойду гулять, что делать в свободное время и какой фильм будем смотреть с семьей воскресным вечером. В школе, особенно в старших классах, родители принялись готовить меня к профессии, посвящать все годы которой мне вовсе не хотелось. А после, когда я начала новую жизнь в виде шинки, теперь уже Ято решал, куда мы пойдем, с кем я останусь, пока они с Юкинэ работают, и чем мы займемся в свободные деньки.       Нет, моим мнением несомненно интересовались, однако же именно Ято взвешивал все за и против и принимал решение. Не я. А уж что касаемо просьб отправиться с ним на призраков и хоть разок ощутить себя в его руках во время боя — тут и говорить не о чем. Он мне всегда отказывал.       А после: Валаам, ошейник, почти полное отсутствие воли. И даже сейчас меня сковывал этот чёртов суд, не давая делать то, что желаю, отправиться, куда хочется, встретиться с теми, кого давно не видела.       Надеюсь, каким бы ни было наказание, когда-нибудь я всё же смогу проснуться таким же вот ранним утром, открыть глаза и понять, что теперь моя жизнь принадлежит только мне.       Я могу делить ей с теми, кого люблю, но все решения — будут моими. И, наверное, тогда я смогу быть полностью счастлива.

***

      Не помню, как уснула. Мы продолжали говорить, а потом вдруг Ято уже будит меня, аккуратно поглаживая плечо. — Малыш. Вставай потихоньку. Уже десять, — его голос дрожал. — Правда? — я не могла разлепить веки: спать хотелось ужасно. — Чёрт!       Поднявшись и свесив ноги с кровати, я всё ещё не открывала глаза: стоило это сделать, и их противно пощипывало. — А Юки как? Поспал хоть немного? — я представила, как мальчик сейчас переживает. — Да, — Ято даже улыбнулся. — Он, кстати, держится вполне стойко. Сейчас завтракает с остальными. Вот я и тебя пришёл позвать: мы обсуждаем кое-какие новости. А точнее, две. Рассказать?       Судя по тому, как он заламывал пальцы — любимый волновался. — А новости — хорошая и плохая? — Скорее, странная и странная — ответил Ято, ненадолго задумавшись. — Ого, какой выбор! Ну что же, тогда начни со странной! — я усмехнулась, приоткрыв один глаз. — Суд начнётся не в одиннадцать, — почти сразу выпалил он. — Но мы должны ждать наших провожатых в назначенное время. Пока они не явятся. — То есть выйти к воротам и проторчать там хрен знает сколько часов… просто так? — мне казалось, я спросонья что-то не так поняла. — Именно!       Ято кивнул, округлив глаза, явно показывая, что считает это странным.       А я тем временем наконец смогла оглядеть комнату и поняла, что… для десяти утра в ней темновато. А когда перевела взгляд на окно — и вовсе охнула. — А с небом что?! — вскрикнула я, видя белые тучи. — Какого… — А это вторая странная новость. Да. Сегодня нет солнца — впервые за всю историю существования Такамагахары, если верить остальным. По крайней мере, никто из наших об ещё одном таком прецеденте не слышал, — Ято поджал губы, наблюдая, как я открываю и закрываю рот не в силах подобрать слова. — Похоже, Аматерасу тем самым показывает своё настроение перед судом.       Любимый старался выглядеть спокойным, но совершенно точно его эта смена погоды очень пугала. — Многообещающе! — спустя добрых несколько минут смогла вымолвить я, вновь вглядываясь в небо. — И я прямо чувствую, как это внушает надежду на лучшее!

***

      Шёл третий час нашего ожидания. И бесило даже не то, что мы должны были сидеть прямо на траве, у входных ворот на территорию храма Эбису, а то, что никто из нас не знал, сколько именно ждать. А если за нами не явятся до темноты? Нам здесь ночевать, или всё-таки можно будет уйти в дом?       Нервы сдавали. Ожидание томило. Незнание будущего выворачивало наизнанку. Как правильно заметил Ято вчера: поскорее уже понять, что будет, и дело с концом. Хорошо ли, плохо ли — уже не важно. Только бы это побыстрее закончилось.       Кстати, я немного подготовилась к суду. Точнее, постаралась хоть чуть-чуть облегчить возможный штраф Ято, который часто назначают в довесок к основному наказанию: утром, позвав Кофуку на разговор, отдала ей ключ от ячейки в одном хранилище. Там были спрятаны пачки снятых мною в начале мая купюр на общую сумму сто двадцать шесть миллионов йен*: я знала, что держать их на банковском счёте глупо, потому как чувствовала неладное. Да и хотелось оставить что-то после себя для Мичи — вот я и переложила все средства в тайник. Ключ и так и так должен был достаться моей розоволосой подруге… только теперь цель для их траты поменялась.       Конечно, можно было отдать ключ Ято, но я была уверена — он не станет пользоваться деньгами, которые я получила в братстве: убийствами, пытками, обманом. Он считал бы эти деньги грязными и, скорее, выкинул их в ближайшем заливе или потратил на благотворительность, но себе не взял. Кофуку же, по нашему уговору, в случае чего должна сказать, что эти деньги — её и она… как бы дарит их Ято по доброте душевной. Желая помочь. — Хочешь? — из раздумий меня вытянул голос Дайкоку, протягивающего мне сигарету. — Ты так ногой дёргаешь, что она у тебя вот-вот отвалится.       И вправду: на нервной почве со мной такое часто случалось. А ещё я сгрызаю в кровь губы и заламываю пальцы. И никак не могу справиться с этой дурной привычкой. — Эм… нет, — неуверенно сказала я, глядя на тлеющую папиросу. Хотя как же мне хотелось сделать затяжку! — Я вроде как бросила. — Если тебе это поможет — я не против, — внимательно за мной наблюдая, прошептал Ято. — Если, конечно, ты отказываешься только из-за меня. — Не только, — покачав головой, шепнула я, вспомнив Мичи, кашляющую от запаха табака. — Но… Ты прав. Я, пожалуй, пойду на небольшую уступку сама с собой. А то скоро свихнусь от ожидания.       Чуть привстав, я перехватила сигарету, взявшись за неё средним и указательным пальцами, а после вновь села на траву и глубоко затянулась.       И меня точно накрыло спокойствие. Хотя нет, не так — волнение было, и оно не уменьшилось, но теперь отодвинулось на второй план: я сосредоточилась на том, как едкий дым щекочет горло, как белые клубы выходят из носа, а вкус табака заполняет рот. Я почувствовала кайф, хотя знала: это организм, отвыкающий от никотина и получивший свою дозу наркотика, дарит мне это ощущение, подталкивая на новую затяжку. Но в данный момент мне было всё равно. Стало легче — и хорошо. А как и почему — не плевать ли? Я может умру через час. Так стоит ли переживать о том, что я курила перед гибелью? — И вправду помогает? — услышала я удивлённый голос любимого и, повернувшись, столкнулась с мерцающей голубизной его глаз. — Хочешь? — вопросом на вопрос ответила я, протягивая ему почти дотлевший бычок. — Правда, не представляю тебя куря…       Но я не успела договорить: любимый перехватил сигарету и тоже затянулся. Причём не закашлялся и тоже выпустил дым через нос. Меня это удивило. — Я многого о тебе не знаю? — спросила я, улыбаясь. — Возможно, — шепнул он игриво, туша окурок о землю и поднимаясь, чтобы его выкинуть. — Но всё же я остаюсь при своём мнении: курение это плохо и некрасиво, особенно для такой красавицы, как ты.       Он ненадолго отлучился, а когда вернулся, я уже и забыла, о чём мы говорили, но он напомнил одной лишь фразой: — Хотя я бы посмотрел, как ты снова пускаешь клубы дыма, будучи голой. Как тогда на кухне. Это… если честно, очень возбуждает!

pov: Ято

      Было около половины третьего, когда они появились. Юкинэ как раз пожаловался, что хочет есть, и мы отправили нескольких шинки Эбису за чем-нибудь вкусненьким, как прямо возле ворот возникли стражи Небес. Не один, не два… Восемь стражников, вид у которых был весьма не дружелюбный.       Я узнал нескольких из них и приветливо махнул им рукой, но, кажется, они не были настроены на мирный лад и сделали вид, что впервые меня видят. Хотя одному из них я как-то спас жизнь… — Вот это делегация, — дрожащим голосом произнесла Кофуку, делая неуверенные шаги вперёд. — Нас точно будут судить? А то вид у них такой, будто сразу на казнь отправят. — Кофуку! Успокойся, — буркнул Дайкоку, хотя сам переживал. — И сама нервничаешь, и других накручиваешь. Добрый день! А мы уж вас заждались!       Последняя фраза была адресована стражникам, но, как оказалось, и к шинки Богини Несчастий они не были настроены положительно. — Если мы пришли сейчас, значит так было нужно, — гордо заметил один из них, скрытый под белым капюшоном мантии. — Заранее предупреждаю: нам разрешили применять любую силу, и в случае малейшей опасности каждый из нас будет действовать решительно. Так что без глупостей!       Он ждал, когда мы подойдем ближе, чтобы перенести нас в зал суда. По крайней мере, я так предполагал. — Да мы и не собирались, — буркнул я, ощущая, как живот сводит от голода: утром мне кусок в горло не лез, а сейчас я бы не отказался от целой тарелки лапши со сладкой свининой. — Можем отправляться? — Да. Встаньте все рядом и вытяните руки вперёд, — скомандовал другой, а после на каждого из нас надели наручники. — Трогаемся!       А когда мы открыли глаза и смогли разглядеть хоть что-то, кроме голубых лучей света, в которых перемещались, поняли, что оказались прямо перед массивным зданием, в котором я никогда не был: часто проходил мимо, но внутрь не заходил.       Видимо, это строение для каких-то особых случаев: по виду даже будто заброшенное, с поросшим травой фасадом и обветренным камнем стен. Сегодня солнца не было, но в другие дни мне казалось, что оно то ли отталкивает его лучи, то ли поглощает — это небольшое одноэтажное здание выглядело мрачно в самый погожий день, выбиваясь из общей картины Такамагахары.       Я порой задавался вопросом, зачем оно вообще нужно, но мне никто не отвечал, и я довольно быстро забывал об этой загадке. Видимо, теперь тайна будет раскрыта. — Заходим по очереди, — более миролюбиво попросил один из стражников, Хаку, с которым мы были в одном отряде до моего повышения. — Теперь прямо, до конца коридора.       Так мы и сделали: шли около нескольких минут, хотя больше времени тратили не на ходьбу, а чтобы рассмотреть окружение. Кстати, внутри здание было не более приветливым, чем снаружи: каменные стены с устрашающими на вид кованными подсвечниками, чёрный, местами потёртый пол, низенькие лавки вдоль одной из стен, и массивные, потемневшие от времени деревянные двери, которые будто источали нехорошую энергию и заранее предупреждали: то, что находится за ними, нас не обрадует. — А теперь ждём. Можете присесть, — снова заметил Хаку. — Опять ждать? — возмутилась Кофуку, но Эбису неслабо треснул её по руке, и та вовремя поняла свою ошибку. — Ну надо — так надо. Без проблем!       Она тоже была ужасно испугана, как и все мы, хотя больше всего, кажется, здесь переживали Акинэ и Юки. А я, как ни странно, теперь был на удивление спокоен.       И хоть мы снова маялись ожиданием, я воспринимал это как некий шанс ещё немного поговорить с близкими: тихо-тихо, чтобы не услышали наши строгие конвоиры. — Ты в порядке? — спросил я у Юкинэ, хоть заранее знал ответ. — Не очень, — он сжимал и разжимал кулаки, будто у него затекли руки, а ещё постоянно поправлял ворот рубашки, точно ему что-то кололо шею. — Когда уже всё начнётся? Больше нет сил… — Понимаю, но сделать ничего не могу, — я положил руку ему на плечо. — Не бойся. Я сделаю всё, чтобы ты вернулся домой сегодня. — Я знаю… — Юки помнил наш с ним разговор и мой рассказ о том, что я собираюсь забрать на себя их с Аки вину. — Но… Я хочу всеми вместе.       Он опустил голову и некоторое время смотрел в пол. — Скучаю по Румихе. Вот бы сейчас её увидеть, — спустя пару минут просипел он, всё ещё не поднимая взгляда. Скорее всего, на его глазах были слёзы, и мальчик этого стеснялся. — Сегодня обязательно встретитесь. Уверен, она тоже очень скучает и ждёт тебя!       Было так странно утешать Юки в любовных делах. Кажется, совсем недавно я дал ему имя и долгое время воспринимал как ребёнка, а теперь вижу: передо мной мужчина, пусть и в теле четырнадцатилетнего подростка. Мужчина со своими слабостями и переживаниями. — Угу, — буркнул он и, шмыгнув носом, принялся вырисовывать узоры на своих хлопковых брюках. И я понял: сейчас мне лучше его не трогать и дать успокоиться.       Поэтому воспользовавшись моментом, я переключился на Аки, которая внимательно нас слушала, хоть и делала вид, что просто смотрит по сторонам. — Никак не могу справиться с мыслью, что если бы не я — вас бы всех тут не было, — она сделала несколько шагов в сторону, чтобы нас не слышали, а после прошептала это мне на ухо. — Перестань! — я сжал зубы — мне не нравилась эта тема. — Мы уже сто раз об этом говорили! — Да хоть двести. Ято! — она посмотрела на меня со смесью страха и отчаяния. — Даже если мы все сегодня чудом выживем — без наказания никто не уйдёт. Будут ли это деньги, временное лишение свободы или ещё какие-то потери — я буду понимать, что это из-за меня! Что бы ты мне не говорил.       Аки по-прежнему говорила так тихо, что я больше читал по губам, чем слышал её. — Но это глупо! — начал было я, вновь собираясь возобновить длинную тираду о том, что во всём виноват Валаам, но вот одна из дверей коридора отворилась и из неё вышли сразу несколько стражей. А в конце процессии тот, кого я точно не ожидал здесь увидеть. — Твою мать… — прошептала Акинэ, не сводя глаз с наконец пойманного стражами Сатоши. — Видимо, поэтому судебное заседание задержали. — Всем привет! — а вот друг Бога Алчности был весьма бодр и позитивен, будто пришёл на вечеринку или типа того. — А чё все такие кислые? — Да так! Решили подобрать себе новое жильё, — речь Аки была пропитана сарказмом — Знаешь ли, на наш старый дом кто-то, похоже, случайно кинул окурок. Вот присматриваемся к вариантам, — на её лице была широкая, но фальшивая улыбка, больше напоминавшая оскал. — А ты тут какими судьбами?       Любимой явно неинтересно было узнать ответ, и она всем своим видом это показывала, однако Сатоши это не смущало. — Не терпелось со всеми вами увидеться! — он залихватски подмигнул моей шинки, при этом обведя взглядом всех собравшихся, которые остолбенело наблюдали за развернувшейся беседой. — Ну что же, рада тебя видеть, — Акинэ так странно посмотрела на Сатоши, что он сначала улыбнулся, а после как-то похмурнел. Явно о чём-то сообразил, потому что еле заметно кивнул моей шинки. — Да, я тоже рад, что ты здесь, — он бросил взгляд на охранников, наблюдавших за нами и прислушивавшихся к разговору. — Как дела? — Отлично, — Аки так поджала губы, что несколько секунд они выглядели тонкой полоской. — А у тебя что нового?       Их разговор стал донельзя странным и безэмоциональным. Буквально минуту назад всё было наоборот, а сейчас…       Да и эти внезапные милости. В последний раз Сатоши чуть не убил и меня, и Акинэ, а теперь они признаются, что рады друг друга видеть? Странно. — Да ничего особо! — бросил он после некоторого молчания. — Хотел увидеться с нашим общим добрым другом, но не получилось. — С каким именно? — любимая нахмурилась. — Который чуть было не дал тебе имя.       Сатоши многозначительно на неё посмотрел. — А-а-а, с этим, — она кивнула. — А он уже наш общий друг? Любопытно…       Я стоял, смотрел на них и ровным счётом ничего не понимал. И, кажется, любимая, заметив это и взяв меня за руку, произнесла: «Хорошо здесь, правда? Не так ярко, как на улице!»       И эту фразу я тоже сначала не понял, ведь… в Такамагахаре сегодня пасмурно! Но после… пришло осознание, что Аки перевернула смысл своих слов. То есть сказала неправду, однако меня это не укололо… А значит — они шифруются? <tabА вот это интересно! Многие шинки даже в таком случае чувствовали бы вину за ложь и нанесли бы хозяину вред, а Акинэ не доставляла мне неудобств. И как у неё это получается? — Да, он недавно оказал мне услугу, и я был так ему благодарен! — Сатоши подмигнул. — Поэтому и говорю — жаль, что его не увидел. — Но, надеюсь, он в добром здравии? — Акинэ еле могла сдержать улыбку. — О да! Насколько я знаю — с ним всё в порядке.       У меня голова пошла кругом, но, выходит, если их слова воспринимать наоборот, то Акинэ, говоря: «Рада тебя видеть», — дала понять, что не рада Сатоши. А тот, кого они упоминали… Похоже, это Митсуо, потому что «тот, который чуть было не дал имя» — Бог, его как раз-таки давший. И если не брать в расчёт Рэя и Валаама — Митсуо единственный, кроме меня, у кого получилось недолгое время называть Аки своей и кто подходил под разговор. Конечно, я мог о чём-то не знать, но пока вывод сделал такой.       А раз Сатоши говорит, что давно его не видел, но знает, что тот в добром здравии… Значит, он встречался с другом Валаама и… убил его. Митсуо мёртв! — Как думаешь, что нас ждёт? — прошла довольно длительная пауза после того, как Сатоши упомянул об участи «доброго друга». И, наверное, Аки какое-то время переваривала услышанное, а после этот вопрос словно ненароком сорвался с её губ. От треволнений и переживаний. — Ну… я верю, что все мы получим по заслугам, — Сатоши ласково ей улыбнулся и подмигнул. — Особенно ты!

pov: Акинэ

      Спустя примерно десять минут главные входные двери, ведущие в коридор, скрипнули, и сюда ввели ещё одного заключенного — юного Валаама. Было странно видеть его страх и полное непонимание происходящего, хотя, когда наши взгляды встретились, он так противно и едко улыбнулся, что малейшее появившееся во мне чувство жалости тут же утихло.       Ещё спустя время в коридор здания с улицы зашли Бишамон, Тэндзин, Шин и некоторые шинки, коих тоже вели сопровождающие, но их было не так много.       А после нас всех пригласили в один из залов. Для решения наших судеб и вынесения приговора.       Вот теперь всё точно было будто во сне. Я видела окружающий мир, но не воспринимала его. Всё одновременно было знакомо: стены, пол, двери, те же деревянные лавки, расположенные полукругом и поднимавшиеся к потолку амфитеатром, длинный судейский стол на возвышении, стоявшие через каждый метр стражники… Однако это воспринималось как какая-то картинка. Словно нарисованный в нейросети мир, который одновременно очень похож на настоящий, но… искусственный.       Нас всех посадили в первый ряд и приставили охранников: по одному на каждого. Они сидели сзади, держа оружие наготове. А за судейским столом пока находилось шесть Богов: некоторых я помнила по допросу, один из них был на нашем заседании восемнадцать лет назад, но двое были мне не знакомы.       Спустя пять минут ожидания в зал вошла и Аматерасу в сопровождении стражи и своих Священных Сокровищ. Она двигалась на отведенное ей место с гордо поднятой головой, молча, не удостоив собравшихся и взглядом. Но по повисшей атмосфере стало понятно: пасмурная погода не передаёт и каплю её возмущения и злости. Будь это так — солнце в Такамагахаре сегодня вовсе бы не встало. И мы бы отправились на суд в кромешной тьме. — Тишина, — произнесла Богиня Солнца, заняв место по центру стола, хотя до этого и так никто не осмелился издать и звука. — Сегодняшний день войдёт в историю как День Правосудия. И поверьте — каждый получит то, что заслужил. Я не собираюсь более пытаться встать на чьё-то место, войти в положение, понять, пробовать принять поступки тех, кто своими действиями стремился нанести Небесам раскол. Кто, несмотря на данные ему Верховным правительством блага, наплевал на наши правила и законы. Сегодня я буду строга, но справедлива. Впрочем, как и всегда!       Она чуть склонилась сначала в одну сторону — трём Богам, находящихся по правую руку от неё, а после сделала то же самое с теми, кто располагался слева. — Приступим! — она села и только сейчас внимательно оглядела всех собравшихся. Кажется, она будто пыталась прожечь нас взглядом. И может мне это казалось, но я словно удостоилась особенного внимания.       Тем временем один из её помощников начал читать заунывные правила, в основном рассказывающие о том, как будет проходить разбирательство, кто на нём присутствует, какие у каждого из нас права и обязанности. Но я толком его не слушала. До меня лишь доносились отдельные его слова: буква закона, правда, апелляция, гарантии, власть… Но соединить их в единое целое и нечто осмысленное я не могла. В основном уделяла внимание Ято и Юкинэ: смотрела на них, пыталась вспомнить, как мы жили в счастливые времена, силилась запомнить их лица… на всякий случай.       А когда его речь закончилась, каждого из подсудимых попросили выступить: нас убедили, что если нам ещё есть, в чём признаться, и мы сделаем это сейчас — наказание будет не таким суровым. И начали вызывать издалека, с тех, кто был виновен лишь второстепенно: Бишамон, Тэндзина, Кофуку, Эбису, Шина. И, похоже, их выступление перед Советом было формальностью: некоторые помощники Аматерасу слушали их со стеклянными глазами, а кто-то открыто игнорировал. Но вот после, когда начали вызывать главных виновников, в том числе и меня, эти Боги прямо-таки сверлили нас взглядом. Точно пытались поймать на лжи, причём не только словесной, а… даже интонационной.       От этого было некомфортно. По крайней мере, мой голос дрожал, и я боялась, что это могут неправильно трактовать. Мол, я волнуюсь, что раскроются более серьёзные, совершённые мною преступления.       Правда, отчасти это так и было…       А вот когда на середину вышел Ято — не в его виде, не во взгляде, не в тоне голоса не было и капли сомнения или переживания. Он говорил уверенно, не торопился, подбирал правильную интонацию. — Для начала мне хотелось бы отступиться от темы и поблагодарить вас, Аматаресу, за предоставленные мне в последние годы возможности. Не подумайте, что это подхалимство — нет. Я не знаю, что будет со мной через пару часов, поэтому хотел бы… искренне поблагодарить вас. В прошлый раз вы могли поступить со мной намного жёстче, но дали шанс. И я надеюсь, что сполна оправдал ваше доверие, а если что не так — простите. Я правда старался.       Любимый сделал паузу, переводя дух, и в этот промежуток времени среди Совета прошёл шепоток. — Я так же хочу поблагодарить вас и всех, с кем работал, за то, что многому меня научили. Я, если честно признаться, в некоторых вопросах был глуп, где-то слеп, но вы открыли мне глаза на многие вещи, показали, где истина, а где обман. И самое важное знание, которое я получил и которое буквально отпечаталось подкоркой: Боги имеют бескрайнюю власть и бескрайнюю вину. Мы одновременно можем делать всё то, что у людей зовётся грехом, но при этом будем ответственны за свои действия, ведь они — прямое отражение того, что происходит в мире. Мы катализатор всего хорошего и плохого. И это на нашей совести, — Ято вновь остановился, но в этот раз не для того, чтобы передохнуть, а чтобы дать собравшимся немного переварить услышанное. — В том числе и за поступки тех, кого обязаны оберегать, — добавил он, посмотрев на меня и Юкинэ.        Сердце замерло. Я знала, о чём Ято говорит и к чему ведёт. Помнила его просьбу не вмешиваться, и от этого где-то в груди начало противно тянуть… Я предчувствовала нечто нехорошее, но не могла ничего поделать, ни на что повлиять. И это убивало. — Я всегда знал, что, давая имя, Бог связывает себя с шинки. Но до встречи с моими нынешними орудиями, воспринимал эту связь как нечто должное, причём именно со стороны человеческих душ. Ведь мы даём им имя, шанс на вторую жизнь, а они обязаны нам за это — так я считал. Но относительно недавно, буквально двадцать лет назад, осознал: это мы им должны. По крайней мере, я говорю за себя, за собственные суждения, кои никому не навязываю, — было заметно, что сейчас любимый начал говорить с большей осторожностью, боясь хоть как-то задеть Аматерасу или остальных судей, их устои, порядки и законы. — Я понял, что не я дал жизнь этим шинки — они дали её мне. Показали, что хорошо, а что плохо, подарили эмоции, который я прежде не испытывал. Я впервые почувствовал себя живым с ними и ощутил ту самую связь… Когда я не просто должен заботиться о них, а действительно этого хочу. Потому что это — моя семья. Моя радость и моя ответственность.       В зале суда повисло напряжение. И только мы с Юкинэ понимали, почему рассказ Ято так отличается от речи других. Хотя сейчас, кажется, наши друзья тоже начали подозревать неладное: я прямо ощущала, как вибрирует лавка от того, как Кофуку и Дайкоку ёрзали на ней от волнения. — Поэтому со всей ответственностью и пониманием своих слов я хочу попросить суд, его присяжных и вас, госпожа Аматерасу, отдать мне их вину, ответственность за преступления и их наказание. Я понимаю, что это может показаться неправильным — но это лишь на первый взгляд, — Ято пришлось сделать паузу, потому что теперь члены Совета заговорили в полный голос, не пытаясь перейти на шёпот. — Я не буду отрицать, что в тех действиях, которые, к примеру, совершала Акинэ, нет моей прямой вины. Она лежит на Валааме и тех, кто почти два года прогибал её, пытаясь сломать. Однако же… Я не уберёг её, не нашёл нужного выхода. А разве не в этом главная задача Бога?       Я почувствовала, как Юкинэ, сидевший слева, взял меня за руку. Он слегка дрожал, то ли от страха перед наказанием, то ли от нависшей угрозы потери хозяина, который, переродившись, будет уже совсем другим. И я так сочувствовала ему: по сути, мальчик ни в чём не виноват, но обязан проходить через этот ад вместе со мной. Впрочем, как и все остальные.       Я вновь ощутила вину и кольнула Ято, отчего он дёрнулся, на миг прервав свою речь. — Что он делает? — склонившись поближе, прошептала Кофуку мне на ухо, но я не стала отвечать. Не хотела пропустить слова Ято. Почему-то для меня это было очень важно. — Вы так говорите, будто шинки — собачки, а Боги — хозяева, которые вовремя не убрали за ними дымящуюся кучку в парке, — заметил один из Богов подле Аматерасу. — У них есть разум, чувства. И что правильно, а что нет, как было упомянуто ранее, они понимают даже лучше нас с вами. Так с чего это вдруг ответственность за их действия должна на кого-то перекладываться? — Потому что это правильно! — в голосе любимого теперь появилась тревога, ведь его слова не возымели нужный эффект на помощников Аматерасу: это было видно по их лицам. Что же до самой Богини Солнца — сегодня понять её эмоции было крайне сложно. — У каждого из нас есть зона ответственности: и в работе, и в жизни. У кого-то она больше, у кого-то меньше, но когда мы не можем исполнять свой долг — несём наказание. Так было всегда. Так было совсем недавно, когда я был слугой Небес и трудился для общего блага. Если те, кто был у меня в подчинении, не выполняли поставленных задач — доставалось мне. Так же, как если и я делал что-то неверно — страдал мой начальник.       Ято вновь посмотрел на нас с Юкинэ. С грустью. С явным желанием сорваться с места и обнять нас, но наш хозяин стоял посреди зала: одинокая фигура, пытающаяся донести до судей ненужные и неинтересные им понятия. — А как же я? — вдруг спросила Аматерасу: звонко, но при этом негромко. С такой интонацией, будто ей лишь немного интересно. — Судя по вашим доводам, моя зона ответственности — все вы. И я тоже должна сейчас стоять внизу, вместе с вами, в ожидании кары за то, что дала Валааму вплотную подойти к захвату Небес. Так? — Отчасти, — проронил Ято, отчего по залу разнеслась волна удивления. — Только стоять здесь вам совершенно ни к чему. Потому что наказание вы уже несёте: мы его воплощение. Вам трудно видеть, что творится. Осознавать происходящее. Однако, в вашей зоне ответственности, как вы правильно заметили — всё. И держать это в равновесии, в порядке — крайне сложно, — Ято чуть склонился в её сторону. — Я поражаюсь и удивляюсь, как вам удаётся править столь огромным и могущественным пантеоном, и, поверьте, ни я, ни остальные не смеют вас винить за произошедшее. Только вот себя лично я винить ещё как в праве. И делаю это прямо сейчас. И ещё раз прошу забрать вину своих орудий, потому как… предотвратить содеянное ими было в моих силах и власти. Но я…       Он остановился, будто не мог подобрать подходящего слова, однако это и не было нужно. Его перестали слушать, и все члены Совета повернулись друг к другу, о чём-то перешёптываясь.       Ято ещё некоторое время постоял посреди зала, а после, поняв, что его больше не держат, вернулся к нам, сев между мной и Юки. — Почему мне кажется, что я их не убедил? — с грустью покачав головой, прошептал он. — Скорее всего, потому, что приговор нам всем уже вынесен, — с не присущей ему злостью заметил Тэндзин, который нас слышал. — Все эти выступления на публику — фарс. Не более. За нас давно всё решено.

***

      После того, как все высказались, а судьи и Аматерасу сначала удалились из зала, а потом вернулись, нас ждало вынесение приговора. И если до этого в зале хоть изредка, но слышались негромкие перешёптывания и шелест, теперь здесь повисла полная тишина: такая густая и едкая, что в ушах начало звенеть.       Сердце у меня колотилось, как безумное. Было страшно. Однако я успокаивала саму себя, старалась думать о том, что та монетка удачи, которую хоть и недолго, но держал в руке Ято, нам обязательно поможет. А ещё, что суду так и не удалось раскрыть всех наших прегрешений, а значит, максимального наказания можно избежать.       Я силилась вспомнить, как любимый рассказывал, что его ценят на работе, как много полезного он делает, какие сложные порой задания выполняет, и от этого тоже становилось легче: Аматерасу же не дура, чтобы убирать такой ценный кадр? Ято и Юкинэ нечто вроде легендарных личностей, которых обсуждают и на которых рассчитывают в сложную минуту.       А ещё, если вернуться к самому факту находки той монеты — нам ведь обещали смягчение приговора за её передачу Небесам? А без меня они бы её не нашли… Значит, тут тоже можно полагаться на милость.       Правда, мысли эти крутились в голове до того самого момента, как Аматерасу произнесла первое слово. И всё внутри меня выключилось, погасло. Я точно стала пассажиром в собственном, почти неуправляемом теле, и единственное, что могла: наблюдать со стороны за тем, как выносят и выносят приговоры всем собравшимся.       И первым был Валаам.       Верховная Богиня толком на него не смотрела, будто он был не достоин столь важного жеста. Хотя, ей было сложно теперь скрывать эмоции: проговаривая его обвинение и остановившись на словах о намерении захватить Небеса, свергнуть её с престола и упразднить создаваемые веками законы, Аматерасу буквально кипела от злости. И выглядело это довольно странно… С виду такая юная, хрупкая, красивая… Но теперь её лицо перекосила ненависть, и казалось, что в её глазах на самом деле горит огонь неприязни к Богу, что сейчас стоял посреди зала. — Пожизненное заключение, — произнесла она под конец, перечислив всё, за что Валааму предъявлено обвинение. — И на этот раз ты не отделаешься перерождением. Будешь гнить в камере! Вечность!       Теперь ярость Аматерасу сменилась самодовольством и даже… злорадством. — Но я ни в чём не виноват! Одумайтесь! — маленький Валаам попытался выйти вперёд, надеясь приблизиться к судьям и Верховной Богине, но был схвачен стражниками. — Это сделал не я! И неужели честно, что я обязан расхлёбывать всё за прежним перевоплощением? Это он натворил! Он пытался! — Мы это уже проходили! — заметил один из судей. — Суть Бога не изменить, особенно, если она в крови. И кажется, восемнадцать лет назад один из присутствующих доказал, что это действительно так!       Он перевёл взгляд на Ято, имея в виду тот период, когда мой любимый был заражён алчностью через кровь Валаама. — Но я клянусь! Я не буду… — Довольно! — возглас Аматерасу был громким и резким. — Наказание принято! И в его случае возможность подачи апелляции* — упраздняется! Впрочем, как и разрешение на личные встречи и прочие привилегии. Сегодня тебя поместят в камеру, и больше ты оттуда не выйдешь! — она поднялась с места и, перегнувшись через судейский стол, теперь внимательно посмотрела на того, кто покусился на её власть. — Надеюсь, ты запомнил, как выглядит солнце? Больше ты его никогда не увидишь!       Служители Небес и судьи зааплодировали, а стражники, схватив упирающегося Валаама подмышки, потащили его прочь. Он брыкался, пытался кусаться, но его сил явно было недостаточно, чтобы двое взрослых и сильных мужчин почувствовали хоть мало-мальский дискомфорт. А когда его покрытое слезами лицо мелькнуло в дверях последний раз — я не ощутила того удовлетворения, на которое рассчитывала.       Почему-то сейчас могла думать лишь о том, что, похоже, Аматерасу настроена серьёзно… А значит, каждый из тех, кто мне дорог, находится в опасности.       Правда, вынесенный следом приговор для Шина был вполне себе мягким. Если не брать в расчёт огромного штрафа и двадцатипятилетних принудительных работ на благо Пантеона — он легко отделался! Хотя оно и понятно: у него толком и обвинений-то не было. Единственное, он знал, что творилось в братстве и какие задания порой выполняли я и другие наёмники, но… По сравнению с прегрешениями Валаама — это казалось мелочью.       Поэтому Кофуку, Бишамон, Эбису и Тэндзин получили схожие приговоры: немного разнились суммы штрафа и годы будущих обязательных работ, но, в целом, к моему огромнейшему облегчению, никого из них не собирались брать под стражу и имущество не отбирали.       Конечно, каждый из моих родных теперь будет внесён в специальный, так называемый чёрный список: если впредь они окажутся замешаны ещё в каком-то деле, их наказание будет максимально строгим. Но пока думать об этом не хотелось, да и не было нужды. Пусть всем вышедшим из зала суда и придётся быть осторожным в будущем, однако — они отсюда выйдут. И это главное!       Что касается Сатоши — здесь приговор был серьёзным. Наверное, и без моих показаний о нём много что было известно, да и этот Бог был не просто приближённым Валаама — тем, кто при первой попытке задержания пытался спасти своего друга и убил возможных свидетелей-шинки. Поэтому Тёко отправился в тюрьму на двадцать лет без возможности досрочного освобождения под залог, обязан был выплатить огромный штраф, а после — отрабатывать на принудительных работах в течение пятидесяти лет. И только потом, при условии, что он не будет чинить проблем, поймёт содеянное и будет раскаиваться, Сатоши сможет считать себя свободным, однако больше не сможет появляться в Такамагахаре. А в ином случае его наказание продлиться.       И вот, среди обвиняемых Богов остался лишь Ято — его будто оставили «на десерт». После того, как Сатоши покинул зал под конвоем, любимого вызвали для вынесения приговора. Правда, он не сразу вышел на середину зала, как это делали и предыдущие обвиняемые, а сначала, насколько позволяли связанные руки, обнял нас с Юкинэ, пожал ладони Эбису, Дайкоку, Казуме и Тэндзину, улыбнулся Кофуку и даже по-дружески подмигнул Бишамон. А после двинулся на положенное место.       А я смотрела ему в спину и понимала: возможно я больше никогда не почувствую вкус его поцелуя… — Бог Ято, — произнесла Аматерасу, и, глубоко вздохнув, любимый поднял на неё голову, стоя ровно и гордо, будто солдат. — В прошлый раз, когда вы вот так же стояли передо мной на суде, я сказала, что не знаю вас. Однако сейчас это утверждение будет далеко не правдивым.       Верховная Богиня вновь надела маску бесстрастия, поэтому понять, к чему она клонит, я опять не могла. Она хвалит Ято? Или хочет рассказать, как разочарована? — Вынося тогда приговор, я думала, что подписываю своих служащих в течение пятисот лет нянчиться с никчёмным Богом, что будет лишь мешаться под ногами, но была не права. И вы показали это, причём в столь короткий отрезок времени, что я диву давалась: как это у вас так получается? — уголок губ Аматерасу приподнялся, только в глазах по-прежнему была пустота. — Помню, как разрешила вас повысить. Это решение далось мне тяжело, ведь ваша служба на Небесах — наказание, а не привилегия. Однако вы не словом, а делом показали, как сильно мы в вас нуждались. В вас и вашем священном сосуде!       Теперь она посмотрела на Юкинэ, который от этого совсем не обрадовался, а наоборот, испугался, что его упомянули вслух. И чуть вжался в меня, будто надеялся, что в случае чего я смогу спрятать его, укрыть от наказания, которое ещё не было озвучено. — Но теперь я снова в тупике. И, признаюсь честно, ваша судьба стала для суда предметом жарких споров, так как мнения разделились. Кто-то полагает, что из-за службы на Небесах вы должны считаться ещё большим предателем, а кто-то просил меня смягчить наказание, вспомнив, сколько полезного было совершенно вашими клинками, речами и руками.       Аматерасу взяла лист бумаги, который всё это время лежал перед ней и, обведя взглядом собравшихся, опустила глаза на написанный на нём текст. — Клянусь, что впредь правила Небес для меня — превыше личных мотивов. Я стану выполнять любые приказы, связанные с нахождением, поимкой и наказанием нарушителей, которые могут или уже нанесли вред порядку Небес, или посмели перечить его Уставу. Я стану клинком правосудия Верховной Богини Аматерасу и, забыв о нуждах, стану неустанно служить ей на протяжении пятисот лет, — она подняла глаза на Ято. — Это было записано с ваших слов во время суда 31-го июля 2012 года. Вы не отказываетесь от этой клятвы? — Нет, — Ято напрягся, однако говорил чётко и громко. — Тогда меня немного смущает, что эту клятву вы не выполнили. Ведь личные желания порой всё же ставили выше моих и выше желаний Небес соответственно. Не так ли? — она чуть склонила голову вбок, явно готовясь вслушиваться в каждое слово Ято.       Но он молчал, хотя, по моему мнению, сейчас нужно было возразить или ещё раз как-то объясниться. Но любимый застыл, точно статуя: то ли от страха, то ли потому, что считал это правильным. — Вам задали вопрос! — буркнул здоровяк справа от Аматерасу — самый злобный на вид судья. — Я всеми силами старался сдержать клятву, — громко ответил Ято, понимая, что отмолчаться не выйдет. — Я считаю свою работу одним из лучших даров, что когда-либо получал от жизни, и готов был тогда, как, впрочем, готов и сейчас, отдать ей всего себя, делать всё необходимое на благо Небес, не жалея сил и времени. Однако, когда речь заходит о моей семье…       Любимый вновь посмотрел на нас с Юкинэ: прижавшихся друг к другу и со слезами на глазах наблюдавших за тем, как наш хозяин себя губит. — Каюсь, когда встал перед выбором: рассказать о том, что творит Валаам, и тем самым подставить Акинэ под удар; или молча пытаться вытащить её из лап Бога Алчности — выбрал второй вариант. И она в этом нисколько не виновата! Мало того, в день, когда он схватил её и надел ошейник — моя шинки просила убить её, потому что это было бы правильно и в будущем не повлекло за собой столь ужасающих последствий, но я не смог. Рука не поднялась. И поэтому в третий раз прошу забрать её наказание на себя. Её и Юкинэ. Они не должны отвечать за мои ошибки, тогда как я должен отвечать за их, — дыхание Ято участилось, будто ему переставало хватать стойкости и решимости вновь и вновь просить убить себя ради тех, кто ему дорог. — Я приму любой приговор. Потому что они не виноваты. Да — совершали ошибки, особенно Акинэ, но если говорить о ней… Сколько испытаний свалилось на эту душу, но она устояла! Нашла в себе силы противостоять Валааму и, когда узнала обо всём — плюнув на собственную безопасность, рассказала о его планах мне и ценой своей жизни убила того, кто представлял для вас непосредственную… — Мы это уже слышали. Вы повторяетесь, — бесцеремонно прервав Ято, произнесла Аматерасу. — Я прекрасно осведомлена в том, что происходило на всех допросах, и ваши слова меня сейчас не удивляют и не трогают. — Тогда почему вы спрашиваете? — Ято повысил голос почти до крика, но вовремя спохватился, продолжив более спокойным тоном. — Простите, но мы рассказали всё, что знали. Скрывать нам нечего, поэтому что-то нового тоже поведать не в силах. И сейчас я лишь пытаюсь объяснить свою точку зрения. Не более. — А вы уверены, что сегодняшнее задержание не создало новых вопросов касательно вашей шинки?       Аматерасу холодно ухмыльнулась, а я бросила взгляд на Сатоши: а ведь и вправду, я совсем не подумала, что какие-то его показания могут разниться с моими. И тогда то, что я в силах обмануть Священные Сокровища — всплывёт наружу! — Уверен! — голос любимого подрагивал, но он выбрал, пожалуй, лучшую тактику. Ведь Сатоши в силах соврать, в отличие от шинки, а значит, его слова можно поставить под сомнение. — Возможно, он поведал о чём-то таком, что Акинэ не знала, но в этом случае я лишь рад. И надеюсь, данные сведения помогут вам в дальнейшем.       Замолчав и глубоко вздохнув, Ято всем видом дал понять, что более сказать ему нечего. А я всё больше убеждалась, что слова Тэндзина — правда. За нас действительно давно всё решили, и сейчас судьи и Верховная Богиня… игрались с нами, как кошки с мышками, наслаждаясь нашими отчаянными попытками выкарабкаться.       И когда же, чёрт возьми, это кончится! Как я устала… от всего. И почему моя жизнь — сплошная борьба? Хотя… так, наверно, у каждого, но если остальные борются за машины, дома, шмотки, должность повыше и деньги — я последние два года каждый грёбаный день боролась за то, чтобы встать утром и понять, что принадлежу только себе. Что я свободна: от обстоятельств, правил, Богов… Что я могу делать, что хочу, не боясь за жизнь. Не ожидая, что кто-то вот-вот всадит нож в спину. Не страшась завтрашнего дня.       И даже сейчас во мне идёт эта самая борьба: выйти в центр зала и заступиться за Ято, попросив судей не слушать его, взяв свою же вину на себя; или смириться с волей любимого, который так просил меня не вмешиваться…       Сидеть и смотреть, как он почти что умоляет себя казнить — мучительно! И слышать всхлипы Юкинэ, который это понимает… тоже. — И я принимаю ваши слова, — несколько минут спустя ответила Аматерасу. — И рада, что вы нашли в себе мужество признать вину. Однако же, как бы я не была благодарна за вашу службу Небесам, закон — есть закон! И если мы будем прощать каждого, кто его нарушает — в нём просто не останется смысла. Согласны? — Да, — выдохнул Ято, у которого теперь тряслись руки. — И могу я услышать ваш вердикт?       Кажется, у меня сердце остановилось, причём не в груди: оно вначале больно ударилось о рёбра и будто куда-то провалилось. И только потом затихло.       Замерли и остальные слушающие.       Кофуку вцепилась в Дайкоку и не сводила глаз с Аматерасу.       Юкинэ опустил голову и, сжав руки в кулаки, силился не показывать слёз.       Тэндзин сидел с полуоткрытым ртом, и на лице его был целый спектр переживаний.       Бишамон явно сочувствовала Ято, хоть закадычными друзьями они так и не стали.       Шин смотрел то на меня, то на судей.       И Ято тоже не двигался. Ждал. — Смерть, — произнесла Аматерасу. Чётко. Звонко. Без капли сожаления.       А я с этого момента перестала ощущать себя частью мира. Точно… где-то застыла. Словно ниточка, что соединяла меня с ним, оборвалась.       По щекам потекли слёзы, а в груди начался зарождаться вой, который рвался наружу. — Я могу попрощаться? — услышала я тихий голос любимого: голос, полный смирения, грусти, тоски и… обреченности. — Пожалуйста.       У него будто таяли силы, и каждое слово, каждая буква давались с трудом. — Вы скоро увидитесь, — Аматерасу словно добивала его своей речью и совершенно точно издевалась. А я не понимала, откуда в ней столько жестокости! — Это буду уже не я…       Ято сказал то, о чём мы все знали, хотя недавно, когда говорил о своём решении, убеждал меня, что… после перерождения всё будет, как раньше, рассказывал, как его найти, как воспитать. Но всё это было для отвода глаз, чтобы успокоить меня и Юкинэ. На деле же… Ято погибнет. И его место займёт близнец, точная копия с такими же мыслями, принципами, привычками и желаниями. Но это будет не наш Ято.       Да, когда-нибудь и он станет родным и любимым, но… Его гибель навсегда останется в моей памяти, образовав в душе огромную дыру, которую ничем не закрыть. Такую же, какая осталась от потери Мичи. — Две минуты, — произнесла Аматерасу после длительной паузы, точно решение это было безумно, чрезмерно важным! И таило в себе какую-то огромную кучу опасностей. — Спасибо, — бросил Ято, но не успел он сдвинуться с места, мы с Юкинэ не сговариваясь кинулись к нему. — Я так вас люблю!       Он произнес это, едва мы оказались рядом, положив скованные руки нам на плечи. Его ладони были горячими, и дышал Ято так часто, что казалось, любимый только что неплохо так пробежался. — Простите, что вынужден уйти, — шептал он, прижимаясь к нам с Юкинэ. — Я так не хочу вас оставлять. Вы самое дорогое, что у меня есть! — Ято, прости меня, — только и смогла вымолвить я: слёз было так много, что они мешали говорить. — Нет, не вздумай. Это моё решение и только моё. Обещай, что никогда не будешь себя винить за это. Пообещай мне, Акинэ! — Я…       Я не знала, как выполнить его просьбу. Да, сказать можно что угодно, только бы успокоить любимого, жить которому остались считанные минуты, но более врать ему я не хотела. Даже если попробовать сделать это, не уколов хозяина… Нет. — Пожалуйста! — в его мольбе было столько отчаяния. — Я не хочу, чтобы ты мучилась этим. Скажи, что не будешь.       Молчание. Долгое нависшее над нами, точно злой рок. Я не могла произнести вслух ложь. Юкинэ вообще будто не понимал, что происходит, и лишь цеплялся за футболку Ято, словно если будет делать это и дальше — любимого хозяина и отца не заберут. А Ято смотрел то на меня, то на него. Ждал. — Я постараюсь… — лишь смогла вымолвить я, крепче прижимая Ято к себе. — Я так люблю тебя! — Юкинэ, — Ято кивнул мне, но не ответил: времени оставалось слишком мало. — Ты теперь за старшего, пока я не вырасту.       Любимый плакал, но старался улыбаться сквозь слёзы. — Ты справишься! Защищай Акинэ, хорошо? Она девочка, а ты — мужчина. Ей нужна будет твоя поддержка, когда меня не будет, — он чуть отстранился и посмотрел ему в глаза. — Всё будет хорошо, слышишь? Вы оба выйдете отсюда сегодня и сможете жить дальше. И поверь, понимая это, я ухожу счастливым!       Со стороны судейского стола раздался негромкий, но отчётливый кашель. Так нам показывали, что время вышло. — Берегите друг друга! — Ято поднял голову на Кофуку, Дайкоку и Эбису, которые тоже подошли поближе. — Друзья, позаботьтесь о них, хорошо? И… спасибо за всё. — Яточка… — Кофуку тоже плакала, но Дайкоку сохранял самообладание. — Мы сделаем для них всё необходимое, примем как родных, не волнуйся! — протянув руку, здоровяк пожал ладонь Ято. — Да, мы их не бросим, — Эбису тоже подключился к разговору, став ещё серьёзнее, чем обычно: он никогда не плакал и именно так показывал скорбь. — Скоро увидимся. Перерождение — не конец жизни. Мне можешь поверить! Ты справишься и… всё скоро будет, как раньше. — Надеюсь, — шепнул Ято, смотря за наши спины.       Я обернулась: в зал вошли двое, и в руках одного был длинный меч. Я такого раньше не видела: клинок был настолько огромным, что если поставить его на пол на самый кончик острия, его эфес будет на ровне с моим лицом. Хотя сейчас меня это мало волновало. Время пришло. — Прощайте, — произнёс Ято сквозь всхлипы, которые мужественно пытался сдержать. — И… пожалуйста, не смотрите на это. Не нужно.       Он ещё раз обнял нас. — Ято… — Юкинэ будто только сейчас понял, что больше возможности что-то сказать хозяину не выпадет, и, цепляясь за последние секунды, не отпускал его, смотря в глаза. — Я знаю, ты не вспомнишь мои слова, но я всё равно скажу: спасибо, что дал мне новую жизнь. Я… так счастлив, что ты у меня есть, и никогда и ни на кого бы тебя не променял! Я тоже люблю тебя…       Вытерев новую слезу, покатившуюся по щеке, он отпустил Ято, хотя пальцы его оставались сжаты, точно мальчик всё ещё ощущал в них ткань футболки хозяина. — Клянусь, я буду оберегать Акинэ. Пока ты не вернешься, — он кивнул, а после отстранился, будучи таким бледным, словно ещё немного, и мальчик упадёт. — Спасибо, — любимый улыбнулся сначала ему, потом всем остальным и в последнюю очередь — мне. — До встречи!       Он вновь повернулся к судейскому помосту, а нам только и оставалось что вернуться на свои места и наблюдать, как двое палачей приблизились к спине Ято. — Не жалеете, что пошли на столь странное решение? — спросила Аматерасу. — Ни капли. Я не считаю своих шинки виновными. Но раз суду нужно вынести приговор и увидеть, как чья-то голова упадет с плеч — пусть это буду я. Я хотя бы могу переродиться. — Ваше право, — Аматерасу кивнула, и один из палачей надавил на плечо Ято, чтобы он опустился на колени, а второй встал сбоку, достав клинок из ножен. — Приступайте!       Я не знаю, как описать, что чувствовала. Это даже не было похоже на сон, потому что в нём… не больно. Ты можешь тонуть, гореть, падать, но во сне это не причинит вреда. Может испугать, но не более. Происходящее же сейчас совершенно точно было явью, потому что иначе откуда взялась эта разъедающая внутренности горечь, которая, поднимаясь от ног, лишала меня возможности двигаться.       Я больше не плакала. Внутри меня будто остановились все механизмы, даже те, которые были неотъемлемым спутником печали. Странная и необъяснимая смесь полной пустоты и горя… Передать которую словами невозможно. — Последнее слово? — Аматерасу выглядела странно: одновременно довольной, но взволнованной. — Пожалуйста, дайте моим шинки шанс жить нормально. Не наказывайте их, — Ято сглатывал почти после каждого слова. — Будьте к ним милосердны! — Это не вам решать, — Верховная Богиня разозлилась, услышав это. — А я не решаю, а прошу, — услышав, как меч с характерным звуком занёсся над его головой, Ято дёрнулся. А после снова повернулся на нас. — Я люблю вас.       Он прошептал это одними губами, но мы его поняли. А после Юкинэ уткнулся мне в грудь, обливаясь слезами и силясь спрятать страдания.       И я тоже закрыла глаза.       Время будто замерло. Стояла полная тишина.       И только сердце, кажется, вновь вспомнило, как стучать, и теперь пленённой птицей билось в грудной клетке. Силясь вырваться и полететь к тому, кто был так дорог, нужен и любим. Чья жизнь вот-вот оборвётся.       Удар сердца. Гул в ушах. Свист клинка… От автора: _________________________________       Здравсвуйте, дорогие читатели. Знаю, с выхода прошлой главы прошло ОЧЕНЬ много времени, но кто подписан на меня и читает блок в фб или вк — знают причину. Да и это не важно сейчас — главное, что мы это всё-таки сделали. Да, главу пришлось разбить по некоторым причинам, но так даже лучше, поверьте.       Перейдём к самому сюжету. Как вам? Мне кажется, это самая напряженная глава из всех, что я писала. По энергетике схожа разве что с главами, когда Акинэ дралась с Риотто и после была ранена. С меня сто потов сходило, пока я печатала!       А как вам интим сцена? Знаю, вы её очень ждали, проказники!       Когда выйдет следующая часть, пока не знаю, но надеюсь всё же, не через 2 месяца) Хоть и грустно — хочется уже поскорее добить этот фанфик и перейти к другому.       Кстати, кто тут из Питера? 13–14 апреля буду в вашем городе, при этом 14-го поезд только в пол 6 вечера, и я буду почти весь день свободна. Буду рада встретиться с одним или несколькими читателями, посидеть где-нибудь и поболтать. Если будет желание — пишите в личные сообщения фикбука.       А я пока со всеми прощаюсь до следующей главы. Надеюсь, весна радует всех и ваше настроение расцветает вместе с природой. Люблю вас. До встречи!