Пакости от Энкиду

      Энкиду был своеобразным во многих отношениях. И дело было не только в том, что Боги не потрудились дать ему больше знаний о поведении людей, но и в том, что Цепи Небес был весьма странным. Нет, он не ел камни, не бегал по славному Уруку голым — не все так плохо. Но периодически парень творил неведомую дичь, чем смущал окружающих.       — Гильгамеш, сделай уже что-нибудь с ЭТИМ! — Богиня Иштар в очередной раз проломила потолок и теперь гневно размахивала шелковым шарфиком перед лицом Короля Героев.       — С чем? Предлагаешь мне не чинить потолок или научить тебя пользоваться дверьми? — Король лишь вздохнул. Эта шумная девица по несколько раз на дню могла заявиться и начать вопить. — И хватит махать этой тряпкой у меня перед лицом. Это что вообще такое? Вкус у тебя так себе. И это что, сопли? — Гильгамеш вжался в трон, чтобы ненароком не получить чужими соплями по царской роже. — Убери это от меня, женщина! Ты мне предлагаешь стирке тебя научить, неряшливая ты тетеря?       — Ты… — Иштар побагровела от злости. — Это не мои сопли, кретин! Научи свою зазнобу, что нельзя сморкаться в чужие вещи! Или я его точно убью!       — А вот и не убьешь. — Откуда ни возьмись появился виновник истерики богини и головной боли царя. Энкиду, на самом деле, был тот еще засранец, поэтому, сделав самое милое лицо, сел на колени к Гильгамешу и максимально жертвенно продолжил. — Я чихнул, а из носа потекло. Вот я и высморкался не в рукав, а, как ты учил, в тряпочку.       — Эта «тряпочка» была на мне! — Богиня со злостью топнула ногой, пуская по полу глубокие трещины.       — Ничего не знаю. — Словно на какую-то пакость, посмотрел Энкиду на Иштар и даже сплюнул на пол.       — За что мне это? — Гильгамеш погладил друга по голове, игнорируя смачный плевок рядом с собой. — Иштар, ты следи лучше за своими вещами, а ты, друг мой, не бери чужое. Хотя ее вещи можешь использовать как угодно. — После этих слов царю пришлось восстанавливать половину замка.       Следующей странностью было то, что один из сильнейших людей Урука иногда вел себя как ребенок. Сколько раз Гильгамешу приходилось перекладывать дела на Сидури, уже не сосчитать, чтобы разобраться с чудачествами друга. То Энкиду с детьми пойдет в поход и пропадет на неделю, то наестся зеленых яблок, то вместе с мальчишками постарше будет носиться по городу и поднимать женщинам юбки. Одно спасало — люди Месопотамии любили этого дурачка, поэтому никто не жаловался, но нервы Гильгамеша сдавали с каждым днем все чаще. «Я показывал им твои земли, но потом мы заблудились», «Я не думал, что мне станет плохо от неспелых яблок», «Все так делали, вот и мне стало интересно», — и все это с наимилейшим выражение лица, что Король Героев даже накричать не мог на Энкиду. И как это существо, что равно ему по силе, может себя так вести? Сидури часто успокаивала Гильгамеша тем, что он еще учится быть человеком, и всего лишь нужно терпение и воспитание. Но о каком терпении может идти речь, когда это чудо принесло на лопате муравейник и бросило дом насекомых на обеденный стол царя перед самим царем? «Гильгамеш, а ты знал, что попки у муравьев кислые? Попробуй!» — и царь Урука уже стал думать над тем, не проделки ли Богов такое поведение Энкиду. Ну а что, если силой Короля Героев не победить, то эти черти просто решили свести его с ума таким способом. Но попки муравьев все-таки пришлось пробовать — Энкиду же попросил. А Сидури лишь тихонько хихикала в стороне, спасая себя тем, что она уже якобы пробовала.       В целом, Энкиду был безобиден для граждан, а когда пожил среди людей достаточно времени, его чудачества почти исчезли. Да, он мог из леса днями не возвращаться, а потом притащить в замок льва или медведя — Гильгамешь даже думать не хотел, откуда его друг взял гризли, и почему Энкиду с этим медведем занимается борьбой. Или цветами весь замок украсит, или садоводством займется, или еще какую-нибудь диковинную для Месопотамии живность притащит. Но жить это не мешало, либо Гильгамеш уже просто привык, либо смирился. А лев ему очень понравился, поэтому царь сделал опасного хищника своим домашним котом.       Единственное, что не пропало, так это то, что Энкиду на дух не переносил Иштар. Даже тогда, когда его развитие достигло примерно того возраста, на который он выглядел, он не мог остановить пакости по отношению к богине. Сидури говорила, что в таком поведении виноват сам Гильгамеш. А не надо было при «ребенке» вступать в спор с эмоциональной Иштар, провоцируя ее остротами и сарказмом. Вот и нахватался Энкиду, поэтому всегда, как ее видел, начинал пакостничать.       — Я не посмотрю, что ты любимая цацка Гильгамеша! Еще одна выходка, и я тебя в порошок сотру. — В этот раз их свела судьба на болоте. Энкиду собирал клюкву и пиявок для лекарей, а эта богиня уронила случайно рядом с ним мешочек с самоцветами.       — Я не пофмотрю, цто ти лубимяя сяска… — Открыто издеваясь над девушкой, Энкиду передразнивал ее. Как только Иштар спустилась на землю, Цепи скинул мешочек в болото, гаденько ухмыльнувшись и выдав наигранное «Ой». — Нужно быть внимательнее, а не обвинять всех в своих неудачах, Иштар. — Продолжил Энкиду уже обычным мягким голосом, возвращаясь к сбору пиявок и клюквы. — У тебя, кстати, на локте пиявка.       — Где? — Богиня завизжала, осматривая свои руки. Разумеется, она полезла в болото за своими сокровищами, поэтому и пиявок могла насобирать. — Убери их!       — Я бы сказал где, но Гильгамеш меня отругает, если узнает, что я плохие слова говорю. — Энкиду поднялся, прихватив ведерки с живностью и ягодами. — Сама разберешься. — Не став дожидаться очередную порцию криков, парень сорвался и побежал обратно в город. В этот раз Гильгамешу пришлось выбрасывать кровать, кишащую пиявками — подарок от Иштар.       — Слушай, я понимаю, что она раздражает, но, может, ты прекратишь ее обижать? — Гильгамеш сидел смирно, пока Энкиду пытался ему вплести в волосы цветы.       — Ты мне что-то запрещаешь? — Цепи даже дела своего не остановил, продолжая перебирать золотые пряди. — Она мне не нравится. Наверное, так это можно назвать, если бы я мог чувствовать.       — Почему? — Король Урука перехватил тонкую руку и мягко коснулся губами пальцев.       — Она слишком часто появляется в замке, в твоих покоях, вообще рядом с тобой. И слишком шумная. — Энкиду на это лишь улыбнулся и продолжил свое занятие. — И доводить ее мне весело. Я так думаю.       — Звучит так, словно ты ревнуешь. — Гильгамеш усмехнулся. — Ты человечнее, чем думаешь.       — Не знаю я, что такое ревность. — Король Героев мог руку на отсечение дать, но Энкиду недовольно фыркнул.       — Ладно, будь по-твоему. — Царь Урука не стал спорить, но от его всеобъемлющего взора не скрылись покрасневшие уши и румянец на щеках, а о том, что эта глупая богиня в очередной раз проломает потолок из-за посылки с тарантулами, он подумает позже.