***
— Уходишь? — Лип прикусывает язык, мысленно обматерив себя: стоило промолчать. — Да. Твой брат просто трус, — Тревор хмурится, но его голос, даже когда он говорит гадости о Йене, не злой. Он остаётся таким же добрым, понимающим, но очень грустным. Раньше бы Лип врезал любому, кто сказал бы гадости о Йене. Сейчас же он хочет врезать Йену. Потому что Тревор грустит. Тревор — человек-солнце. Тревор — помощник бедных и непонятых. Тревор — грёбанный транс и бойфренд его брата. Тот, кто занимает мысли Липа последний месяц. — Я принёс ему флэшку со вчерашней вечеринки. А он испугался, будто бы я ему хуй притащил… — Тревор не договаривает, морщится и отворачивает, собираясь уйти. — Трев! Погоди, — Йен буквально слетает по лестнице со второго этажа и едва не грохается на последних ступеньках. Однако, каким-то чудом успевает схватиться за перила и удержаться от позорного падения. Тревор поддаётся к нему, придерживает за талию и обеспокоенно спрашивает, в порядке ли он. Лип чувствует, как внутри что-то хрустит, что-то отрывается, обрывается и падает в глубокую темноту. Потому что Тревор — человек-солнце. Тревор — помощник бедных и непонятых. Тревор — грёбанный трансгендер и бойфренд его брата. А его брат — гондон, которая нихуя из этого не ценит. Йен благодарно улыбается Тревору, обнимает его в ответ, проводит кончиками пальцев по его щеке, оставляя невесомый поцелуй: — Да, со мной всё в порядке. Пока ты будешь рядом. Звучит сопливо, ванильно и до жути приторно, но Тревор этого не замечает, улыбаясь в ответ своей простой и искренней улыбкой. Но Лип замечает. Замечает, как неискренен Йен, как натянута его улыбка и как неестественно стиснуты пальцы. Лип знает брата слишком хорошо, чтобы увидеть нелюбовь в его лице. «Гондон»***
— Йен дома? — на Треворе лица нет, но стучится он аккуратно и, мать его, вежливо. — Он мне очень нужен. Лип качает головой и пропускает Тревора внутрь. Тревога и нервозность так и скользят в его движениях, и Лип неосознанно тянется к нему, желая защитить. Едва успев понять, что делает, он отдёргивает руку. — Что случилось? Ты в порядке? — Лип старательно имитирует безразличие, но Тревор слишком взволнован, чтобы это заметить. — Я — да, а вот наша встреча с пятьюдесятью детьми, мечтающими о карьере парамедиков, под угрозой срыва. — Тревор нервно заламывает пальцы, садится на диван, но сразу же встаёт. — Сегодня мы собираемся для обсуждения того, чем можно заниматься после школы. Йен должен был присутствовать, чтобы на своём примере показать работу службы спасения. Но до сих пор не пришёл. Я не могу до него дозвониться, не знаю где он… Он подводит меня, — голос парня надламывается, и Лип закусывает губу, сдерживая вскипевшую внутри злобу. Трэвор поднимает голову, и на его лице отчётливо читается сухое отчаяние и тревога за Йена. И ни капли злости. «Он этого не достоин! — мысленно кричит Лип. — Не делай этого! Не прощай его, не принимай извинений. Йен — гондон, раз причиняет тебе эту боль, а ты… Ты просто любишь...» Тревор, протерев потные ладони об удлинённые шорты, поднимается с дивана: — Если увидишь Йена, передай ему что… Что я его жду… Ждал. — исправляется он, взглянув на часы. И, поджав губы, прощается. Лип провожает его до двери, сверля взглядом женственную фигуру. Его плечи тонкие, но под футболкой видны разработанные мышц. Тревор — человек-загадка. Не девушка, но и не парень. Лип не понимает своего влечения. Лишь знает, что ничего не может с этим поделать. — Постой, погоди! Мысль приходит внезапно. Пусть и не до конца сформулированная, и не подходящая для решения проблемы, но слова вылетают прежде, чем Лип успевает себя остановить: — Может, я пойду вместо него? Это же почти как собрание анонимных алкоголиков? На них мне всегда есть, что сказать. Трэвор удивлён и растерян: — Ну-у, это не одно и то же, но… — Я могу рассказать, как запорол колледж, и это стало моей самой большой ошибкой. Поверь, мне есть, что сказать о работе и грузчика, и посудомойщика. Любая работа нормальнее, чем эти подработки. Тревор закрывает глаза, что-то думает про себя, а Лип не может не засматриваться на его пушистые брови, высокий лоб и губы. — Давай, — соглашается парень и улыбается. И от этой улыбки в груди становится очень солнечно. Лип торопливо накидывает сверху рубашку, хватает со стола телефон и выбегает вслед за Тревором. Не смотря на приподнятое настроение, внутри его всё ещё гложет сухая злоба на Йена, и он делает себе мысленную пометку: «не забыть отпиздить младшего за это отношение к Тревору».***
Лип замирает перед дверью, пару секунд прислушивается и лишь потом стучится. Не дождавшись ответа, он дёргает ручку и заходит в комнату. Он видит то, что и ожидал: целующихся Йена и Тревора, лежащих на кровати. Тревор смущается, отодвигается в сторону и пытается пригладить непослушные кудряшки. Выходит плохо, и Лип пытается не смотреть на его припухшие губы, блестящие глаза и съехавшую на плечо рубашку, явно демонстрирующую там свежий засос. — Что случилось? — в голове Йена ни замешательства, ни неловкости: если ты живёшь в доме Галлагеров, то беспрестанно врывающиеся в твоё личное пространство члены семьи уже не вызывают досады. Он сглатывает и отводит взгляд от брата. Лип не может представлять как Тревор обнимал его за широкие плечи, как целовал веснушки на крепкой груди, как прижимался к нему всего-то пару минут назад. — Кхм, Йен… Там внизу коп, и он ищет тебя. Йен напрягается, между глаз пролегает морщинка, а взгляд становится серьёзным. Он натягивает футболку и кивает. Вниз они спускаются все вместе. Стоящий перед входом полицейский здоровается первым и сразу же спрашивает в лоб: — Согласно тюремным журналом вы несколько раз навешали Михайло Александра Милковича. Он выходил на связь? Лип переводит непонимающий взгляд с Йена на копа и обратно. «Что за хуйня? При чём тут Микки?». Тревор выглядит таким же обескураженными, как и все. — Н-нет, — отвечает Йен. — Он вчера сбежал. Младший Галлагер пошатывается, хватается за дверь, Тревор опускает голову, а Лип чувствует странную радость и… Надежду.