Желанное

Ночная темень сравнялась с мраком моего разума — как будто погасла последняя свеча надежды, и я теперь объята тьмою. Но страх темноты меркнет перед страхом боли, и сейчас я, казалось, ощущаю её с такой силой впервые: тело словно сковано разгоряченными железными тисками, жаждущими вычерпнуть из меня все силы. Но я не сдамся, я не закричу. Который раз я ощущаю это: боль была не столько физически тяжела, сколько морально. Который я обретаю внутри дитя и который раз не донашиваю его. Сначала не хотел Женя, а потом просто не получилось. Хотя на данный момент рано говорить о выводах — я терплю. Может, ещё есть шанс спасти ребенка? Рядом беснуется моя Кристина — доселе единственная дочь, почти трижды так и не удостоившаяся старшинства. Прости меня, Кристаллик… — - Мама, — возмущалась она, расхаживая от одной стены спальни к другой, — Как ты можешь упрямиться, когда речь идёт о твоем же здоровье? Усмири ты свою гордость, и не о себе, так хоть о нём подумай! — - Кристина указала на мой круглый, еще не особенно заметный, живот. Я протестую. Да, ненавижу врачей, ненавижу больницы, и упрямству моему нет отбоя. Но понимаю, что от этого зависит здоровье малыша. Сказать, что я привыкла к внезапно прерванной беременности — значит, констатировать моё отречение от мечты, слёзно вымоленной у икон святых в храме. Я хочу, хочу снова стать матерью, и Бог дает мне этот шанс, но вскоре нещадно его прерывает. За что же я так им нелюбима? — Кристина, не мельтеши, — прошу я, отмахиваясь одной рукой, которую снова опускаю на живот и мерно, осторожно массирую его, — это простой спазм, ничего больше. Тем более, я давно не молодая. И не надо разводить панику! Блондинка вспыхивает, и я вижу, как загорелись её глаза, но она не кричит. Наверное, она бы упомянула мне предыдущие попытки родить ребёнка, но мудро предостереглась и поняла, чем это может быть чревато. — Ты слышишь себя? — обреченно спрашивает дочь, усаживаясь рядом со мной, — Мама, это ваш с Филиппом ребёнок… Кристина мягко берет меня за руку и внезапно успокаивается, лбом опускаясь на плечо. Я слышу её сбивчивое дыхание совсем рядом. Доченька моя, что ж ты так себя не щадишь? — Мамочка, послушай меня.- просит мой светловолосый ангел, предательски трогательно шмыгая носом, — Я знаю, я уже давно не ребёнок, но тоже твоя дочь, и ты представить себе не можешь, как сильно я переживаю за тебя. Мне больно было видеть твои слёзы тогда, годы назад, и я не выдержу, если увижу их снова. Прошу тебя, поезжай к Марку, и… Я прерываю её. — Криска, — тяжко вздыхаю и стараюсь убедить свою дочь взглядом, полным уверенности, — ребенок сидеть на месте не может, ты это и по себе знаешь. — мудро говорю я, припоминая своего внука Никиту, — то, что у меня обостряются боли — последствия поздней беременности. Только и всего. Пожимаю плечами и наивно надеюсь на понимание дочери, а зря — Кристина моя резко поднимается с матраса и хватает с прикроватной тумбы стационарный телефон, крепко сжимая его в своих ручонках. — Я звоню Филиппу, — констатирует дочь, серьёзно взирая на аппарат связи и бегло прокручивая его колёсико, набирая знакомые цифры. — Если меня ты не слышишь, то мужа своего уж точно — вы оба, как бараны, упрямые… Я вздрагиваю. О, нет, только не Филипп! Не успеваю сказать и слова, как позади, у дверного проёма, раздаётся знакомый бас. — Не надо никуда звонить, — серьёзно отчеканил Филипп, который как по велению самой судьбы оказался рядом. Он-то всяких врачей лучше. Утешение моё… Мы с Кристинкой синхронно оборачиваемся. Она строго смотрит на него, выжидающе, как школьная учительница, ждущая ответа своего ученика у доски. «Как же ты выросла…» — думаю я о дочери и любуюсь ею. Моя надежда… Но и Филипп держался ровно: густые брови сомкнулись на переносице в серьезной гримасе, а оттого взгляд его, пронизывающий и по-восточному цепкий, напоминал орлиный. — Филя…- мне резкий поворот дался сложнее, чем дочке, и я невольно вздыхаю, возвращаясь в прежнее сидячее положение. Как могу выпрямляю спину, чуть выгибая её, и надеюсь прогнать спазм. Кристина смекает и отходит к двери, и, прежде чем скрыться за нею, что-то громко шепнула Филиппу. В ответ слышится приглушенное понятливое мычание. В спальне остались мы вдвоём. Тишину нарушал только шелест прозрачного тюля и моё слышное дыхание. В оркестр вступает и Филипп — он тотчас приблизился ко мне, обойдя кровать, и опустился на колени, серьёзно взирая на меня, свою упрямую жену. — Опять? — сдержанно спросил он, пропуская разочарованный вздох. Только Филя понимал меня. — Да, — киваю я, сдавленно отвечая и обнимая живот сильнее. Характером дитя точно уродится в свою мать. Филипп бережно примкнул к моему животу лбом и двумя руками легонько его обрамил, покрывая мои, и глаза цвета темного кофе прикрыл пышный веер густых ресниц. Наше дыхание выстроилось в унисон, и тишина снова прервана: — - Родной, и что ж ты такой неугомонный? — вздыхает будущий папаша, на что был вознагражден моей усмешкой и внезапным молчанием ему в ответ. Диалог продолжается. — Песни мои ты слушал, мама тебе играла. И всё не так! Так не пойдёт, — мудро говорит Филипп. Ребенок молчит, как будто прислушивается. Ещё недолго мы сидим так, боясь двинуться и развеять этот нежный момент любым вздрагиванием. Я и сама прикрываю глаза. Шепчу, тихо и с хрипотцой в голосе. — Спасибо… Боль меня отпускает, тиски ослабли и отступили — освободителем стал мой муж, сперва кажущийся неопытным юнцом. Нет, мужчина. И как давно ты так у меня повзрослел? — Ты так всю ночь сидеть собрался, папаша? — с ухмылкой спрашиваю я, когда тишина внутри стала внушать уверенность. Киркоров встаёт с колен и потягивается — долгое пребывание в таком положении пошатнуло его мышцы. Я следую его примеру, после чего резко угождаю в его объятия и тихо хохочу. — Дурак, — по-доброму отмахиваюсь и обнимаю мужа в ответ. Он мягко опустил руки мне на спину и осторожно приблизился — беременность уже не позволяла крепких обжиманий. — Пусть дурак, зато продвинутый, — парирует мой болгарин, гордо заявляя о том. Молчим. И тишину прерывает теперь только мерный стук сердец: моего, Филиппа и новой жизни, еще не так давно резко проявившей себя. Мечта моя сбывается. Видно, не виновата я перед Богом, а если и я, то лишь в том, что ранее неверно выбирала своих спутников. Теперь солнце мне все же светит — я замужем, и скоро стану матерью опять. Мечтайте, но опасайтесь тех, кто находится рядом с вами — иногда они и рушат ваши мечты.