солнце в зените

— Мы приземлились, куда ехать? Галдеж в здании аэропорта. Марк, стоя среди толпы бегущих на свои рейсы пассажиров с прижатым к уху телефоном, смотрится потерянным, но только до тех пор, пока не двигается с места. Быстрая походка, уставленный в экран телефона взгляд – все выдает в нем человека городского, привыкшего к шуму моторов, дорожной пыли и деловым костюмам. Марк с трудом осознает, как связать свою сущность с тем местом, куда он направляется. Водитель не успевает ничего спросить. Не глядя на него, Ли называет адрес и сам открывает багажник, будто не замечая, что мужчина уже протянул руки, чтобы взять его сумки. Сочетание пункта назначения и характера клиента дезориентируют дядю, он несколько медлит, прежде чем взяться за руль, за что получает брошенный исподлобья взгляд неодобрения, говорящий сам за себя: «побыстрее можно?» Для Марка это в порядке вещей, скорость – характерная черта любого офисного работника, который хочет выжить в стремительной жизни города, и водитель предпочитает больше не задавать вопросов, хотя сам очень любит болтать с пассажирами по дороге. Машина трогается, и это единственный раз, когда Марк поднимает глаза – не посмотреть, что его ждет впереди, а попрощаться взглядом с теми остатками цивилизации, от которой его увозят. Шоссейная дорога кончается примерно через час, Марк спит все это время, облокотившись на дверь, но подпрыгнувшие на камнях колеса заставляют его очнуться. Парень не хочет спрашивать, сколько им вот так осталось, но полусонный взгляд все же падает на панель навигатора – 105 из общих 210 километров. Не меняя положения, Марк вздыхает и старается даже мысленно не комментировать происходящее. Уже подъезжая к месту назначения, получив кажется синяк на виске от количества прикладываний головы к стеклу, Ли еще раз думает о том, что хотел бы остаться в Канаде, в своей зоне комфорта, среди кипы бумаг и телефонных звонков. — Извините, но дальше дорога слишком узкая, я не смогу развернуться в поворотах. Вам придется дойти пешком. – затихая с каждым словом, дядя уже жалеет о том, что открыл рот. Марк глубоко дышит и старается держать себя в руках, с закрытыми глазами потирая несчастную голову. — Достаньте чемодан. Повторять не приходится, мужчина выбегает из машины, желая поскорее распрощаться с излучающим гнев клиентом. А Марк, открыв дверцу, тут же зажмуривается от яркого июльского солнца, не скрытого за привычными ему высотками. Обтекает своими лучами полностью, и парень чувствует, как начинают гореть ноги под черными брюками. Водитель уже стоит рядом с чемоданом, нерешительно ожидая оплаты, пока Марк достает солнцезащитные очки из наплечной сумки, надевая пока на голову. — Вы не довезли меня до конечного пункта. – купюры, пересчитывающиеся Марком, сверкают своими серебряными полосками, отчего парень не может сосредоточиться и считает медленно. Спина, прислоненная к горячему корпусу машины, начинает чесаться. — Да, я все понимаю…– мужчина кланяется в извинении и безропотно принимает чуть меньшую сумму, чем было обговорено вначале. – Могу я еще что-то сделать? — Да, - Марк вздыхает и поднимает голову, осознавая, что маршрут из детства был безвозвратно забыт. – Скажите, куда мне идти? Парню все же приходится надеть очки, чтобы рассмотреть, куда указывает водитель, попутно объясняя ему все повороты. В маленьких домишках Марк не видит отличий, все они кажутся одинаковыми, и парень уже не сомневается в том, что заблудится. Мужчина уезжает, оставляя парня посередине дымящейся от жары улицы. Мимо пробегает толпа мальчишек с палками вместо мечей, и Марк едва успевает отойти в сторону, как за ними тут же вылетает девчушка на велосипеде, крича вслед беглецам. Парень без эмоций хмыкает, охватывая взглядом местность. На другой стороне того, что водитель назвал дорогой, Марк видит сельский магазин и двух женщин в окне, увлеченных передачей по старому, пузатому телевизору. А все остальное – это полукаменные дома, деревья, прорастающие сквозь железные заборы и уходящее вверх подобие тротуара, по которому парню предстоит подниматься. Подхватив чемодан за боковую ручку, прекрасно осознавая, что колесики от такого путешествия сотрутся в пыль, Марк трогается с места. Пройдя большую часть пути, парень опускает ношу и сгибается пополам. Дыхание сбилось и не желает выравниваться, вроде бы привыкшее к нагрузкам тело выражает свое возмущение болью в боку, отчего приходится приложить к нему руку и зажмуриться. Плотная рубашка прилипла к взмокшей спине, а пролетающая мимо пыль грязным слоем ложится на шею. — Вам помочь? Марк разбирает слова сквозь гул в ушах, поднимает голову на источник звука и видит протянутую руку с бутылкой. — Спасибо. – парень не отказывается, с трудом разгибается и жадно прикладывается к воде, едва открутив крышку. Одна струйка соскальзывает с губ и бежит вдоль шеи, но Марк даже не обращает внимания, хотя в любом другой ситуации непременно бы достал платок. Утолив жажду, вытирает рукавом рубашки горло и возвращает владельцу, наконец обращая на того внимания. Парень, кажется, несколько младше него, в подходящей для погоды одежде и обычных сланцах, со слегка вьющимися от жары волосами, пристально вглядывается в пришельца. — Впервые здесь? – сам вид Марка уже дает парнишке ответ. — Можно и так сказать.– Ли еще тяжело дышит, прислонившись к каменному забору рядом, и убирает пальцами прилипшие ко лбу пряди, опуская уставшую голову. Так он стоит около минуты, но собеседник никак не желает уходить, и Марку становится некомфортно. — Спасибо за воду. – подхватив будто потяжелевший чемодан, Ли уходит, не оглядываясь. Со склона сходит блаженный ветер, Марк подставляет ему лицо и сбавляет шаг. Он уже видит крышу дома, к которому направляется, и странная тоска по детству разливается в груди. В голове проносятся мысли, складывающиеся в картинки, но их обрывает звук открывающейся калитки. — Боже мой! – радостный вскрик проносится, кажется, по всей улице, и Марк с искренней улыбкой протягивает руки бегущей навстречу женщине. – Марк-и, родной, я так скучала! — Я тоже соскучился, бабуль. *** Остальные члены семейства ждут на крыльце. Родители приехали днем раньше и уже успели принять облик сельских обывателей в порванных штанах и заношенных футболках, один только Марка еще запоминает в этой глуши о чем-то цивилизованном. — Заходи внутрь, я столько всего хочу узнать! – бабушка торопит парня и даже пытается забрать чемодан, но Марк не позволяет. Глядя на счастливые глаза женщины, еще не старой, но заметно изменившейся с их последней встречи, его начинает терзать совесть за утренние мысли о возвращении в Канаду. Но свои эмоции Марк умело прячет за улыбкой, не рискуя нарушать бабушкину идиллию. — Отец. – парень с привычным ему офисным жестом протягивает руку в приветствии, но получает по ней же, а после оказывается прижатым к мужской груди. Не только бабушка давно не видела внука, в бесконечном городском потоке родители тоже потеряли сына. Ли не помнят, когда последний раз видели Марка вживую, говорили не по телефону, обнимали так крепко. Разбросанные по разным уголкам планеты, они наконец оказались собраны здесь, где начиналась жизнь многих из них. В Ханхе родилась бабушка Марка, его мама, сам Марк. Все предыдущие поколения так и оставались здесь жить, но как-то получилось, что «традиция» почти закончилась на его маме – с юношеским максимализмом, присущим каждому подростку, она отправилась искать счастья в большом городе, и нашла. Все могло обернуться тем, что Марк бы родился в Тэгу, но внезапно проснувшаяся совесть (интересное совпадение) потянула женщину на родину. Ее муж подобного порыва не оценил, работа не позволяла все бросить, и в результате Марк до 6 лет почти не видел отца, а повзрослев, стал встречаться с родителями еще меньше. Оттого их отношения не продвинулись дальше определения «отец – сын», и офисная сущность обоих сделала их общение больше деловым, чем неформальным. Но здесь, в этой тихой деревне, не существовало урбанизации, неравенства и формальностей – Марк понял это сразу же, как прошел через калитку. Здесь все вставало на свои места, семья обретала истинное значение, такое, какой она должна быть, и все это чувствовали. Слетала напряженность, существовавшая все эти годы. Марк странным образом почувствовал себя дома. — Я приготовила пирожки с рисом, ты их так любил в детстве. – бабушка не была бы бабушкой, если бы не хлопотала вокруг своего единственного внука. Марк понимал это, и не стал говорить, что давно забыл о такой вещи, как пирожки, но довольно кивнул. – Ты можешь оставить чемодан в своей детской комнате. Маленькое убежище Марка находилось на чердаке. Поднявшись по скрипучей лестнице, оставив родителей с бабушкиным наваждением от приезда внука, парень в удивлением заметил, как близко находится потолок. В последний раз, когда он ступал на эти ступени, ему нужно было подпрыгнуть, чтобы кончиками пальцев коснуться свисающего светильника. Его комната изменила тот вид, в котором Марк ее помнил. Место коробок с игрушками заняла рассада, шкаф, в котором раньше хранилась одежда, заполнили садовые принадлежности. Его маленькой кровати с облупившейся по бокам краской не было, вместо нее – раскладной диван. Новые шторы, ковер. Только воздух оставался детским, с запахом мокрой древесины и летающей в лучах проникающего сквозь широкое окно солнце пыли. Марк закрыл глаза, и время будто прошло сквозь него. Он снова ребенок в порванных шортах, играющий на полу бабушкиного чердака с паровозиком без батареек. Рыжий кот, непонятно, когда и откуда взявшийся, нагло сбивает его пирамиду из кубиков, и Марк без задней мысли выкидывает его в окно, получив пару боевых ссадин. К нему приходят друзья, он не помнит лиц и имен, и вот они уже сбегают вместе по лестнице, пролетев сквозь призрак Марка из будущего. Голоса снизу заставляют прийти в себя. Парень понимает, что все осталось в прошлом, и то, что он находится здесь – уже счастье. Он вполне доволен тем, как сложилась его жизнь и кем он стал. Вполне. Марк спускается уже переодетым в более комфортные тряпки. Бабушка с мамой накрывают на полу – как в детстве – и все усаживаются по кругу. С привычной быстротой движений Марк берется за палочки, но вовремя замечает женский шепот и в который раз ловит упущенные воспоминания, в этот раз – о молитве перед едой. — Расскажи мне что-нибудь. – тишину обеда с редким чавканьем режет прямой вопрос. Марк понимает, что ему нечего особо рассказывать, один день его жизни – описание каждого последующего. Рутина, к которой он привык, но которая не понятна деревенским свободным жителям. Парень вспоминает несколько уникальных для его жизни моментов, не повторявшихся больше – покупку машины, одиночный отпуск в Бразилии, повышение – все, что хоть как-то выбивается из его будничного цикла. Но женщине без разницы, насколько удивительно то или иное событие – она так соскучилась по своей семье, что для нее все ново, каждый рассказ впечатлителен и так значим. — А что насчет личной жизни? У тебя есть девушка? – бабушка и внук одновременно улыбаются. Она – с хитринкой и интересом, Марк – будто устало. — Нет, на это пока не хватает времени. – и это правда. В суетливой городской жизни Марк потерял себя, как личность, как социальное существо, как человека, которому нужен другой человек. – Расскажи теперь нам о житье в захолустье. – парень получает толчок в бок от мамы, но бабушка только смеется. — Здесь ничего не меняется, но в этом и вся прелесть нашей Ханхе. – женщина предается воспоминаниям о жизни после отъезда дочери и внука, о крепкой дружбе с соседями, некоторых из которых Марку не суждено уже встретить, о забавном романе с рыбаком, который её не выдержал и сбежал.– Но я не одинока. У нас много добрых людей, мы все одна семья, и готовы помочь друг другу. Ко мне иногда заходит парнишка с соседней улицы, то воду принесет, то еще чего. Такой приятный, смугленький юноша. – бабуля улыбается и хлопает внука по спине.– Ему столько же лет, сколько тебе, и мне почти кажется, что это ты со мной рядом, родной. Только ближе к закату семья прекращает разговор. Никто не возмущен, за столько лет им нашлось, что сказать друг другу. Марк уходит наверх с мыслью возобновить работу по ноутбуку, который взял собой, но разум находится в каком-то тумане. Свежий воздух, возможно, и действует положительно, только не на мозги. Парень думает явно о другом. После 15 минут перечитывания одного и того же абзаца, Марк со вздохом откидывается на спинку дивана. Деревня действует на него странно. Сквозняк задувает в окно, шелестя шторами. Парень подходит к нему и прикрывает, стараясь не повредить заржавевшие ставни. Заходящее светило разливается перламутром по крышам домов и дороге, сладким теплом обдает его ладони. Под своим окном Марк замечает юношу на велосипеде, чьи загорелые плечи под майкой — последнее, за что хватается солнце, прежде чем скрыться.