Бублик и компания

      Лёха всё-таки купил собаку…       В детстве у него всегда было много животных, благо большая квартира позволяла. Были рыбки, были птички. Даже варанчик-истуканчик пялился из террариума и черепаха на кухне в коробке скреблась. Родители понимали, что ребёнку нужна живность — для радости и чтобы ответственности учился. Только Лёша не хотел учиться ответственности на рыбках. Короче говоря, он хотел собаку, пусть даже самую маленькую. История почти как у Малыша из «Карлсона». Родители клятвенно обещали каждый раз, как только Лёшенька хорошо закончит год. Лёша старался, зубрил, домашку выполнял, вместо того чтобы пойти с пацанами на великах или на коньках покататься. Потом гордо показывал дневник с пятёрками… и получал очередного хомяка.       — Ну зачем тебе собака, Лёшенька? — журчала мама. — И шерсть, и грязь, и выгуливать её… А летом отдыхать уедем, с кем её оставить?       Лёша слушал с поникшими плечами. Понимал, что мама права. Мама его любила, и папа любил, и если они обещали цирк или картинг, то тут же обещание выполняли. И только собака оставалась несбыточной мечтой.       — Вырастешь, будешь жить отдельно — и хоть пять заводи, — говорил папа.       Лёша рос, чистил клетки и террариумы, ненавидя всей душой живущую там мелочь, и продолжал мечтать. Мама его тоже мечтала. Мечтала, что Лёшенька вырастет, станет стоматологом, как папа, или — ещё лучше — юристом, как её брат. Стильные костюмы, дорогой офис, зарплата, а со временем — милая и послушная девушка.       Лёша вырос, отслужил, вернувшись возмужавшим и накачанным, и на радость маме поступил на юридический.       — Первый курс закончишь, и подарим с папой квартиру! — торжественно сказала она.       Лёшка послушно осваивал юридические премудрости, к коим, признаться, душа не лежала совершенно, а свободное время проводил в качалке. То, что жилплощади не предвидится, он понял уже через год и забрал документы. Один из друзей, открыв маленькую фирму по установке дверей, сманил к себе. Был скандал и слёзы, а папа показал шиш вместо обещанной квартиры. Лёха только ухмыльнулся. Обещаниям родителей он давно верить перестал.       Дела шли неплохо, и через несколько лет Лёха квартиру купил себе сам. Пусть маленькую, пусть далеко от метро, да и насрать — метро Лёхе было не нужно, он купил ещё и ямаху в сто двадцать лошадок и чувствовал себя человеком свободным и независимым.       К тридцати годам от тихого и послушного отличника не осталось и следа. Лёха мощно заматерел, прибился к мотоклубу и гонял за городом с дружками-байкерами. Ещё пристрастился к татуировкам, едва не доведя маму до инфаркта, вследствие чего больше при ней не оголялся. Мама долго вздыхала. У сына в квартире только кровать, плазма в полстены и «тяга» — тренажёр любимый, на прошлую днюху подаренный друзьями. На потолке железная сопля с лампочками, на стенах мазня — перекреститься хотелось.       Мама, выросшая среди хрусталя, пуфиков и фиалок, ужасалась и, не выдержав, повесила сыну кисейные занавески на окно в кухню, принесла горшочек с розовыми цветами, вазочку и морской пейзаж. Лёха хохотнул, но отказываться не стал. Со временем мама смирилась, успокаивая себя, что сын хотя бы не пьёт и всякой дрянью не балуется. Если бы ещё девушку себе привёл…       А Лёха всё-таки купил собаку.       Теперь уже не маленькую хотелось, как в детстве, а мощного пса, под стать себе. Выбирал долго, изучал породы в интернете, мотался на дачу к другу Михе, у которого был ротвейлер, и к Гарику — смотреть его датских догов. Купился на красоту и спокойный характер последних и решился. Гарик тут же дал телефон некой подруги из собачьего клуба, и Лёха уже туда лыжи намылил, когда всё решил случай.       Встретился случайно с одним дружком, которого давно не видел, и был затащен к нему в квартиру под предлогом новый ремонт заценить. Вовчик с детства выпендриваться любил, причём всем подряд — от новых ботинок до машины. Лёха походил по квартире, оценивая обстановку, угостился камчатским крабом и швейцарским сыром, Вовкину жену-красавицу тоже заценил. Сама жена на Лёху смотрела со смесью страха и брезгливости, что, впрочем, не помешало ей трижды переодеться и попорхать перед гостем.       — А ты чего один? — спросил Вовчик, когда Лёха уже уходить собирался. — Кольца нет.       — Жену не хочу, — честно ответил Лёха. — Хочу собаку.       Вовчик скривился.       — На кой хер этот гемор? Сонька вон тоже… Хочу, хочу! Ну купили шпица на свою голову. Поиграла с ним пару дней — и не нужен. Вон он, гадёныш мелкий, сидит, — и кивнул на кушетку в прихожей.       Лёха признаков собаки в квартире не заметил. Удивлённый, глянул на кушетку, никого не увидел и пожал плечами.       — Да под кушеткой он, — досадливо сказал Вовчик. — Отпиздил его — вылезать боится. Сука, гадит везде. Главное, я же с ним гуляю! Он там ссыт, домой приходит — и тут же на полу лужу делает.       Лёха нагнулся и увидел под кушеткой комок чего-то непонятного с двумя глазками. Руку протянул, и пальцы утонули в длинном густом меху. Лёха ойкнул от неожиданности и, подцепив это, подтянул к себе. Оно тоненько заскулило и заскребло коготками, упираясь, но было вытащено на свет.       Оказалось маленьким, пыльным и до того пушистым, что Лёха дара речи лишился. Золотисто-бежевый шарик с короткими лапками покорно висел в его руках и смотрел самым грустным взглядом в мире. Лёха мигнул, словно глазам не веря, и ляпнул первое, что в голову пришло:       — Чего полы-то не моете? Сидит там… дышит не пойми чем… Как ты сказал? Шпиц?       — Карликовый, — выплюнул Вовчик. — Хоть бы сдох быстрее. Денег только жалко. Двадцать тысяч отдали. Кто бы взял, за пятёрку отдам.       — Я возьму, — тихо сказал Лёха и сдул пыль с круглой мордочки. Пёсик забавно и тонко чихнул. Глазки круглые, несчастные, подвижный чёрный носик. — Пять тысяч у меня с собой.       — Ну, я это… пошутил, про пять-то, — тут же заблеял Вовчик, а из коридора появилась его жена.       — Да счаз — двадцать! А кормили его! А шлейка! А лежанка! А туфли мои погрызанные! Тридцать, и не меньше!       — Чего ты, Сонька! — встрял Вовчик. — Сейчас не отдадим, хрен кому ещё сбагрим. Я этого гадёныша точно придушу.       — Двадцать пять, — не сдавалась она, и Лёха кивнул.       — Сумку только дайте какую… — И уже у двери повернулся: — А зовут его как?       — Рональд.

***

      Пёсик боялся. В старой сумке, куда его сунули, сидел тихо всю дорогу, даже носа не высовывал. Дома же, едва его вынули, понюхал воздух, пискнул и, поджав хвост, бросился под Лёхину кровать. И сидел там до ночи. Лёха подманивал вкусненьким. Из супа кусочки мяса выловил, сыра порезал. Руку протягивал с кусочками и ласково звал. Пёсик не выдержал и пополз навстречу заманчивым запахам, пока не был подхвачен под пузо.       — Да какой ты, в задницу, Рональд. — Лёха пристроил его на коленях. — Бублик ты! Самый настоящий Бублик! — И зарылся носом в шёрстку.       Бублик дичился ещё сутки — носик высовывал и опять прятался. Но всё-таки, страдая по ласке, сам пошёл к Лёхе. Изучил квартиру, протерев собой все те места, куда Лёха с тряпкой добраться не мог, присмотрелся к хозяину, и в конце концов они подружились.       Лёха накупил в зоомагазине гору прибамбасов — начиная от корма и заканчивая шампуньками и игрушками. Как девочка, которой купили долгожданную куклу, купал Бублика, вычесывал его мех, возился с ним часами и затаскивал спать в свою кровать. Бублик бегал за ним по пятам, даже когда Лёха в ванной или туалете пропадал, сидел под дверью и ждал.       Игрушечный шпиц притягивал людей, как магнит. Первой попалась мама. Сначала сделала изумлённые глаза и тут же начала лекцию о вреде собак и пользе рыбок, а через полчаса тискала собачку и повизгивала от восторга. Следом влюбился и отец. Делал морду штопором, но, стоило Лёхе отвернуться, лез к Бублику и звал Тутусей. Теперь к Лёхе ездили чаще, но уже не к нему, а к Бублику.       Лёха и на базу с собой нового друга брал. Мужики, увидев пушистую головку в рюкзаке, подняли на смех, изощрялись в остроумии, но также попали под обаяние очаровашки, а девки и вовсе от умиления чуть не сикались и просили брать с собой всегда.       У дома девчата тоже велись, когда Лёха с Бубликом гулять выходил. Большой мужик с маленьким пёсиком был в их представлении очень романтичным. Подходили под предлогом погладить и выспрашивали о Бублике. Лёха и рад был потрепаться. Рассказывал поначалу взахлёб про несчастную собачью судьбу и злых хозяев, пока не понял, что представительниц слабого пола интересует не Бублик, а его хозяин. Плюнул и стал на пустырь уходить — там народу меньше.       Девушкам-то Лёха нравился, а вот женщинам постарше не очень. Появление разрисованного татуировками мордоворота местным не понравилось сразу. Перегоревшие лампы и ломавшийся периодически лифт были, по их мнению, исключительно его рук делами. Но особо не лезли — побаивались. Лёха пьяный в подъезде не валялся, деньги на всякие нужды сдавал и даже клумбу у подъезда сделать помог, притащив старые покрышки и самолично раскрасив. Первый настоящий конфликт случился, когда в подъезде какой-то долбоёб стены расписывать повадился.       — А кто, как не ты! — верещала остроносая Алевтина, живущая двумя этажами ниже. — Пока тебя не было — и надписей не было, а как появился…       — Я здесь уже год живу, и стены чистые были. Да и по возрасту — вам не кажется, что я…       — Не кажется! — подвизгивала её соседка. — Ты это! Ты!       Лёха понимал, что доказывать бесполезно. Крутым мужиком и байкером он был для девушек, а в понимании тёток — быдлом и бандюганом. Надписи появлялись, и сколько бы это продолжалось, неизвестно, если бы сам Лёха не поймал художника, оказавшегося Алевтининым внуком. Пацан получил заслуженных пиздюлей, и Лёха вернулся домой. Через пять минут к нему уже ломилась разъярённая Алевтина.       — Мало того, что подъезд испохабил, ещё и детей мучить взялся, урод разрисованный! — орала она. — Сукин сын! Мальчонку избил! Как ты руки-то ему не оторвал?       — Ваш мальчонка подъезд и расписал, — невозмутимо ответил Леха. — А ещё будет, может, и оторву.       Алевтина задохнулась от бешенства и хотела продолжить ор, но тут маленький Бублик бесстрашно выскочил из комнаты и облаял тётку, защищая хозяина.       — Он ещё и пса завёл, — зашлась воплем Алевтина. — Перегрызёт всех теперь! Ну подожди, я на тебя управу найду! Сейчас же участкового вызову! Тебе в тюрьме место, скоту такому! В лепёшку расшибусь, а тебя засажу!       Лёха от души пожелал бабе расшибиться побыстрее и захлопнул дверь.       Участковый пришёл быстро. Лёха увидел в глазок козырёк фуражки, вздохнул обречённо и открыл дверь. Участковый был новый, молоденький. С сержантскими погонами, а на вид — будто только что школу закончил. Беленький, и глаза такие же круглые, как у Бублика, только голубые. Лёха мигом окинул взглядом затянутую в форму фигурку, а мальчонка участковый, словно забыв, зачем пришёл, уставился на Лёхины расписные плечи и грудь — тот, словно нарочно, по пояс разделся. Но тут же опомнился.       — Добрый день… — чуть запнулся он. — Я ваш участковый, сержант Любимов. — Подумал и добавил: — Станислав Игоревич. Поступила жалоба, что ваша собака на человека напала. Вы разве не в курсе, что больших собак надо в намордниках водить?       — В курсе, — с готовностью кивнул Лёха.       — А вы почему не надеваете? Люди боятся. Большим собакам вообще не место в квартирах, — вдруг горячо заговорил участковый. — И тесно им, и погулять негде. А ваш чуть ногу не откусил. Какая, кстати, у вас порода?       — Баскервильская вислоухая. — Лёха отлепился от двери и, глядя на вытянувшееся лицо участкового, хмыкнул: — Пойдём, покажу тебе своего монстра. Не пугайся только.       Сержантик храбро шагнул в квартиру. Прошёл за Лёхой в комнату и огляделся:       — А где…       — Вон, под кроватью чего-то грызёт. Дворника, наверно, доедает.       Участковый строго блеснул глазами — дескать, не смешно — и нагнулся, пытаясь разглядеть Бублика, возившегося под кроватью. Осторожно приблизился, ещё ниже наклонился, и тут Лёха громко:       — Бу!       Участковый подпрыгнул от неожиданности. Обозлился было, оскалился, но тут Бублик из-под кровати голову высунул. Гавкнул, не разобравшись, и на коротких лапах засеменил к Станиславу Игоревичу. Тот, шокированно замерев, посмотрел, как собака обнюхивает ботинки, перевёл взгляд на Лёху.       Лёха хмыкнул:       — Смотри, сейчас ногу откусит!       Ожидал нового взрыва негодования, но участковый вдруг захихикал. Рот зажал, пытаясь сдержаться, но не смог и, запрокинув голову, захохотал. Смеялся так, что Бублика напугал. Смех был заразительный, и Лёха тоже смеяться начал, а Бублик, пометавшись между ногами мужчин, вдруг повалился на спину и вертеться начал, суча в воздухе лапами. Участковый зашёлся с новой силой.       — Из… извините, — еле выговорил он. — Я поговорю… э-э-э… с пострадавшей.       Уходя, бросил взгляд на Бублика, снова прыснул и так и пошёл, трясясь от смеха. Лёха подхватил Бублика на руки.       — Весёлая у нас жизнь, да, Бублик? И участковый у нас весёлый. Пёс с ними, пошли жрать.       Утром снова раздался звонок. Лёха чертыхнулся, ожидая очередную мегеру, но за дверью оказался светленький паренёк со знакомой физиономией. В свитерочке и потёртых джинсиках. Лёха лоб наморщил, а парень замялся и выдавил:       — Я тут шёл… Мимо шёл… А можно мне ещё пёсика вашего погладить?       У Лёхи лоб разгладился, но зато брови вверх полезли.       — Станислав Игоревич, вы, что ли?       — Можно Стас, я же не на службе, — заулыбался тот.       Ошалевший Лёха молча дверь открыл, и парень просиял. Бублика на руки подхватил, и пёсик принялся ему быстро-быстро щёки и нос вылизывать. Стас хихикал и почти как Лёха зарывался лицом в мягкую Бубликову шёрстку. Потискал, спустил на пол и из пакета мячик достал. Мячик был старенький, с вытертыми рисунками — точно свой принёс, небось вчера ещё сам игрался. Стас с детским восторгом возился с Бубликом, а прифигевший Лёха, забыв вернуть брови на место, молча смотрел.       — Хороший он у вас, — с чувством сказал Стас. — Мне дома не разрешают собаку держать. У меня морская свинка…       — Да уж, знакомо… — вздохнул Лёха сочувственно. — Чайку хочешь? Мама вчера пирожков привезла, пойдём угощу.       Стас стеснялся, но пирожок взял. И всё про Бублика спрашивал. Лёха уже рот открыл, чтобы привычную историю рассказать, но, глядя на Стаса, вдруг ляпнул:       — От троих наркоманов его спас. Били, бедного, в подворотне. Издевались почём зря.       Стас застыл, на мордахе ужас.       — Такого маленького?       — Издевались, голодом морили, — кивнул Лёха. — Сатанисты! В жертву принести хотели. Я их всех пятерых…       — Ты сказал, вроде трое…       — Ага, трое наркоманов и два сатаниста. А там в автобусе ещё десять. И все с пулемётами.       — Я серьёзно, а ты… — надулся Стас.       — А серьёзно почти так же. Дружок мой купил. Зачем купил — не знаю. Наверно, чтобы власть свою над ним показывать. На пол щенок прудонит, видите ли… А Вовка, верно, ждал, что он сразу тапки с газетами будет носить.       Стас смотрел на скачущего у стола Бублика, и по моське видно было — жалел.       — Не жалей, — весело сказал Лёха. — Я его в обиду не дам.       — Можно я приду ещё? — робко сказал Стас, прощаясь. — Я ему подарков принесу.       — Валяй, — разрешил Лёха.       Когда участковый ушёл, он подмигнул вертевшемуся под ногами пёсику.       — Что, брат, понравился пацанчик? Мне тоже. Ласковый мальчугашка — животных любит. Я бы с ним тоже поигрался и погладил. Во всех местах.

***

      Стас пришёл через несколько дней. Бублику в подарок резиновую курочку принёс, а Лёхе — упаковку будвайзера. Лёха оценил. У него к пиву всегда всё приготовлено — и вобла, и орешки, и прочее.       — Давно ты участковым работаешь? — спросил он. Подвинул тарелку с чипсами, и Стас с удовольствием захрустел.       — Нет, я стажёром был. За старшим ходил полгода, учился рапорты с объяснительными писать, потом за мной участок прикрепили. Теперь вот…       — А с чего решил стражем порядка заделаться?       — У меня папа военный, — вздохнул Стас. — Это как-то не обсуждалось. Да в общем-то ничего, у нас спокойно. Больше писаниной занимаюсь.       — Мои за меня тоже в своё время пытались, — перебил Лёха. — И почти получилось. Но решил всё я. И доволен, знаешь, иначе в конторе портки просиживал бы. Я свободу люблю. И Бублик тоже, да, брат? — Он потеребил за холку прикорнувшего рядом пёсика. — Мы за город с ним ездим.       Стасик вздохнул.       — Счастливый… — протянул он. — Тебя твои сами слушаются, наверно. Ты другой. Сильный. — И покосился на Лёхину «тягу». — Мощная штука, — похвалил он. — А мне можно попробовать?       — Ну попробуй.       Стас сел, попыхтел, напрягая тонкие руки, и, смущённый, встал. Встретился со смеющимся взглядом Лёхи, обиделся и вдруг выдал:       — Зато я хулахуп крутить умею, а на тебя он не налезет даже.       Лёха от хохота аж согнулся, хлопая себя по коленям. Стас же обиженно поджал губы, но смотрел, гордо задрав нос.       — Хулахуп? — веселился Лёха. Руки задрал и задницей повихлял в стороны. — А я бы посмотрел. Круто, наверное.       Стас не выдержал, отвернулся. И вздрогнул, когда мускулистые руки обхватили, а шею опалило горячим дыханием.       — Не дуйся, я не хотел обидеть…       А Стас про обиду и думать забыл. Вытаращил глаза и пошевелился, пытаясь освободиться из объятий. Лёха же стиснул крепче и прижался губами к ямочке за ухом. Стас со всхлипом воздух втянул, а Лёхины руки уже под тонким джемпером шарили.       — Пахнешь ты хорошо, — прошептал Лёха, водя губами по коже. — И мягонький такой.       Мальчик забалдел. Хотелось откинуть голову Лёхе на плечо и отдаться ласкам, но он пересилил себя и стал объятия размыкать. Лёха отпускать и не думал, вместо этого приподнял и аккуратно в постель уложил. Стас опомниться не успел, как молния на штанах вжикнула. Он пискнул и дёрнулся, но Лёха оказался проворней. Шустрые пальцы в штаны пробрались, резинку трусов оттянули и обхватили член. Стасик пискнул громче, глаза вытаращил и тут же зажмурился.       — Не бойся, — шепнул Лёха ему в ухо. — Я просто хорошо тебе сделаю… — И стал водить рукой по члену.       Дождался первого еле слышного стона, ускорился. Стас застонал громче, против воли бёдрами подёргивал, толкаясь в кулак. Кончил, задрожав и извергаясь в Лёхин кулак, потом с минуту полежал, приходя в себя, и вдруг вскочил, оттолкнув Лёху. Дрожащими руками застегнул штаны и бросился в прихожую. В ботинки буквально прыгнул и рванул из квартиры так, словно сам дьявол за ним гнался.       — Хоть бы спасибо сказал, — задумчиво протянул Лёха, разглядывая кулак, и легонько оттолкнул Бублика, уже подлезшего понюхать. — Тебе, братишка, не надо такое пробовать. М-да… — вздохнул он. — Поспешил. Сдрейфил Стасик — чужой дядя за пипку подёргал. Поди, и не придёт больше. Да не горюй, — сказал он Бублику, — сам не придёт, так заставим. Пусть только отойдёт маленько.       Прошло двое суток, когда сержант Любимов приехал на вызов в тот же дом. По телефону сообщили, что буянит пьяный, и мыслишка мелькнула странная, что подъезд и этаж тот же, но размышлять было некогда. А поднявшись и увидев у лифта довольную рожу Лёхи, он остановился.       — Твоя работа?       — Ага.       — А знаешь, что за ложный вызов…       — Я должен быть наказан, — кивнул Лёха. — Я же не против. Вообще-то, это я тебя наказать должен. Два дня прождал — безобразие какое!       Стас испуганно попятился, но был затащен в квартиру.       — Куда ты… — зашептал он. — Я же на службе…       — Подождёт твоя служба. Я ждал, и она подождёт.       Глаза Стаса лихорадочно горели в полумраке прихожей, а руки судорожно комкали Лёхину майку. Сам же похититель насиловать не спешил. Гладил Стаса по скулам и острому носику, обводил контур губ. Спустившись на шею, водил по коже, едва касаясь, и по ключицам. Стасик вздрагивал от прикосновений, но молчал и не вырывался. И когда Лёха снова брюки ему расстегнул, только задышал чаще. Леха дрочкой не обошёлся — встал на колени перед остолбеневшим парнем, взял в рот нежный розовый членик и отсосал по всем правилам. Стасик упирался руками в стену и шкаф — ноги подкашивались. Снова стонал еле слышно, а за дверью Бублик вторил и скрёбся.       У Стасика сперма сладкая. Лёха читал, что такая у сластён бывает. Встал и облизнулся довольно, глядя в затуманенные глаза.       — Опять сбежишь?       — Мне же нужно… — тихо простонал Стасик. — Мне теперь из-за тебя и так объяснительную писать…       Постоял ещё, пока ноги подрагивать не перестали, и поплёлся на выход. Лёха у лифта догнал, застегнул ему ширинку, из которой край рубашки торчал, волосы поправил, тронул поцелуем губы. Посмотрел, как Стасик, зайдя в кабину лифта, тупо уставился на кнопки. Не выдержал, руку протянул и сам на первый этаж нажал.

***

      — Я не войду, — упрямо сказал Стас железной двери. Потоптался и нажал на звонок. — Я только Бублику принёс… вот тут… — добавил он Лёхе, открывшему дверь. — Это уши свиные — ему для зубов полезно. Ну, грызть там, и всё такое… И в квартиру не затаскивай. Я только принёс… и… и пойду.       Лёха молча взял пакет. Потряс, слушая, как там шуршит, вздохнул:       — Не зайдёшь, значит. Ладно. Иди куда там тебе надо.       И замолчал. И Стасик молчал. С ноги на ногу переминался и молчал. На пакет показал глазами:       — Ты отдай Бублику…       — Отдам, — кивнул Лёха.       — Ну, тогда я пошёл…       — Иди.       И снова замолчали. Лёху распирало заржать — сдерживался изо всех сил. Глаза смеялись, но губы он упрямо сжимал.       — Так я пошёл?       — Иди-иди, — кивнул Лёха.       — Так я совсем пошёл…       Повернулся, сгорбился, и ни с места. Лёха коротко хохотнул, схватил его за шкирку и втянул в своё логово, аки паук мотылька. Стас только ойкнуть успел, и дверь захлопнулась.

***

      — Алевтина меня благодарила, — говорил Стасик с набитым ртом. Сунул в рот вилку с картошкой и зачавкал. — Я, мол, хорошо с тобой беседу провёл, теперь чисто — никто стены не мажет.       — Ты у нас молодец, — засмеялся Лёха. — Ответственный товарищ. Хорошо, соседей нету, а то тоже бы послушали, как ты надрывался. Стась, может, подушечку всё-таки подложить?       Стасик покраснел и заелозил попой на табуретке. Глянул быстро на веселившегося Лёху и захрустел огурцом. На нём были Лёхины шорты, затянутые на тонкой талии шнурком, отчего топорщились вокруг складками, как юбочка. Под столом так же хрустел сушёным ухом Бублик и пушистым боком ногу Стасу щекотал.

***

      Лёшка повёз его с собой. Байкеры собирались обычно на площади перед кинотеатром. Увидев кучу затянутых в косухи мужиков на железных монстрах, Стасик немного забздел, но за широкой Лёхиной спиной чувствовал себя в безопасности. На Лёхиной железяке он уже катался и на тусне решился побывать. Накануне Лёха подарил ему кожаную куртку с «лапшой», и Стас так и щеголял весь вечер в ней и в трусах. Правда, изучив байкерский сленг, немного расстроился.       — Я теперь зажопником называюсь?       — А меня зовут Лосём, — ввернул Лёха. — Лосев потому что.       Теперь за спиной у Стаса в рюкзаке сидел Бублик. Возился и потявкивал, увидев знакомые лица. Им заорали приветственно, и Стас на секунду испытал желание Лёху за руку взять.       — Ещё один Бублик, — хохотнул кто-то. — У Лося теперь двое! Даже похож!       — Семейка в сборе! И где ты таких находишь? Только не говори, что это братик!       — Это наш участковый, — честно ответил Лёха, вызвав новый взрыв хохота.       Над Стасом немного погоготали, и Лёха ржал со всеми, но руку с плеча Стаса не снимал, давая понять, что парень с ним и перегибать не стоит. Потом покатили за город. Позже Стас так и не мог сказать, понравилось ему или нет, потому как ошалел от гонок, свежего воздуха и рёва. Вечером на берегу реки жгли костры, орали не хуже своих зверюг. Было в этом что-то первобытное, варварское, и Стас подумал, что тысячи лет назад люди так же орали и плясали вокруг костров. Лёха был в своей стихии, а Стас помалкивал и от него не отходил. И Бублик всё время рядом крутился, словно нервозность младшего хозяина чувствовал, и охранял. Стас отошёл лишь раз, чтобы отлить, и сразу попался.       Парня в отсветах костра он сначала за Лёху принял. Та же фигура и короткий ёжик волос, только лицо квадратное, с коротким носом и цепкими глазами. В такой же куртке с нашлёпками. Пристроился рядом, пустил струю на землю и к Стасу обратился:       — А ты ничего так… Знаешь, я ведь понял всё. Лось, конечно, может сколько угодно пиздеть, что ты его брат, сват, кто там ещё, но я-то не дурак. По ходу, поёбывает он тебя, красотулькин, верно?       Стас испуганно отшатнулся и забегал глазами в поисках Лёхи.       — Он там занят немножко, — ухмыльнулся парень. — Фрида подсуетилась. Она его охмуряла всё лето, а тут ты… Фрида — красивая чёлка, но ты, определённо, лучше. Непотрёпанный. Правда, участковый?       Стас растерянно кивнул.       — Мне бы такой участковый попался, я бы тоже его покатал. Да ты не бойся — никто ничего не узнает. А я свой. Пробовал мальчиков пару раз. Тебя бы попробовал… Потом, конечно, когда Лось наиграется. Телефончик оставишь?       Хозяйство своё заправил и ловко притянул к себе Стаса. Рукой, которой только что за член держался, по губам Стасиковым провёл. Тот отпрыгнул и, отплёвываясь и вытирая рот, понёсся искать Лёху. По счастью, искать не пришлось. Лёха выскочил как из-под земли, смеясь, руки раскинул, но Стас вывернулся — глаза бешено горели. Лёха нахмурился. Стрельнул глазами в кусты, откуда Стас прибежал, и нахмурился ещё сильнее:       — Циклоп тебе что-то наговорил? Приставал? Ты только скажи, и я…       — Кто такая Фрида? — перебил Стас.       — Та-а-ак… — протянул Лёха. — Чего тебе там Циклоп натрепал?       Стас плечом дёрнул, не ответил.       — Да вон она, Фридка, с Серым обнимается, — махнул Лёха себе за спину. — У меня и не было с ней ничего! Ну кадрятся девки, так на то они и девки — им положено так. А у меня тут ни с кем… Не, ну было, конечно… так до тебя ещё! Ну, Стась, обиделся, да? Ну хочешь, совсем уедем?       Стас фыркнул и гордо нос задрал. Но тут же глаза скосил. Лёха топтался перед ним, такой большой и сильный, а моська виноватая, словно двойку получил. Плечи поникли, руки свесил вдоль тела. Стас шутливо боднул его в бок.       — Не хочу.