***
Когда Вернер сел впервые напротив Штауффенберга уже в более взрослом возрасте и взглянул на него, то забыл как дышать. У него есть шанс хоть как-то стать ближе к Клаусу, а не встречать его только тогда, когда тот возвращается в квартиру Хафтенов, где жили оба близнеца из-за экономии, вместе с Армином. Оба выпивали, играли в карты и звали Вернера с собой. Последний никогда не мог отказать Штауффенбергу, играл вместе с ними и притворялся веселым и счастливым, когда Армин и Клаус целовались. Но как только Хафтен младший, который младше Армина всего на пару минут, оставался один, то улыбка пропадала моментально. Он пытался смеяться, но после всегда возвращался в комнату и плакал. Почему именно Армин? Почему не он? Вернер не мог найти ответа на этот вопрос. Он хотел тоже любви, но не мог отбирать ее у брата, за которого был всё равно рад, хоть это и больно. Вернер решил доказать, что достоин внимания, хоть какого-то. Лейтенант всего на пару минут запинается, а после кивает с фразой "Можете положиться. Всё что угодно". И ведь этот Хафтен и вправду готов был сделать для полковника что угодно, даже при этом не возражая. Каждое утро он приносил Штауффенбергу кофе, а после садился за документы, точнее, разносил уже заполненные нужным офицерам. Вернер не знал, как можно сделать больше, из-за чего вечно переживал, что отражалось на его лице, которое вечно было обеспокоенным. А вечером Клаус всегда приходил к ним на квартиру, где по обычаю уже готовил ужин Вернер. Армин был слишком занят для такого. Но младший рыжий никогда не возникал, ведь ему нравилось осознавать, что каждый вечер Штауффенберг ест ужин, который Вернер готовил максимально вкусно только для полковника. После Вернер уходил молчаливо в комнату, где открывал книгу, чтобы хоть как-то отвлечься, но это слишком трудно. -- Я много чего хочу сказать, но не могу. Вы никогда не поймете полковник, как много значите для меня, -- шепчет почти неслышно лейтенант, глядя на дверь. Вернер хотел, чтобы сейчас Клаус пришёл и обнял его. Хафтен просто тоже хочет быть любимым. Хотя странно было полагать, что Штауффенберг полюбит его в ответ. У него ведь жена, а еще Армин. Зачем ему Вернер? Даже Армин не знал о том, что чувствует его близнец к Клаусу. Может быть Вернер и хотел поделиться своими мыслями и чувствами, но он не может, ведь это подпортит отношения между братьями. Вернер не хотел ничего портить. А родители выбрали ведь им очень удачные имена, ведь Вернер значило "армейская охрана", а Армин -- "армейский человек". Ганс с Лизой их так и различали в детстве. Одного звали человеком, другого охраной, отчего Вернер был часто обижен, ведь он тоже является человеком. Глупые значения имен. Они никак не влияют на человека. -- Вернер! Иди к нам, мы в карты играем! -- послышался громкий голос брата откуда-то с кухни. Лейтенант сразу же утирает рукавом белой рубашки слёзы с глаз, отчего рукав стал влажным. Он сразу натягивает слабую улыбку, чтобы не портить веселье Армину и Клаусу, а после встает с кровати и бежит к двоим. Раз уж начали они в карты играть. Опять Вернер проиграет, но, кажется, брату и Штауффенбергу нравится это. Почему никто не ценит ту любовь, преданность, которую даёт Вернер? Почему всё именно так? Вернер не оставляет попытки обратить на себя внимание, но всё внимание полковника достается Нине, детям и Армину. Неужели Вернер совсем не нужен Штауффенбергу? Это ранит в самое сердце, осознание, что никогда лейтенант не получит хоть немного места под лучами солнца, прекрасного полковника. Хоть немного любви, разве Вернер так много просит!? Но он даже не мог разозлиться из-за этого. Но при этом Штауффенберг заставлял Вернера искать силы в себе, чтобы прожить еще хотя бы день.***
Армин тоже учавствовал в заговоре вместе с Вернером и Клаусом, принимая достаточно активное участие. Это даже хорошо. Представьте, что было бы, если тот, кого любит полковник, оказался бы просто настоящим нацистом, который был бы предан фюреру. Тогда пришлось бы либо пытаться переубедить, либо обраывать все контакты и общение с ним, то бишь не сообщать о планировавшемся заговоре. Но главная роль в заговоре неизменно досталась Вернеру и Штауффенбергу. Они должны были принести на совещание бомбу в портфеле, две мощных взрывчатки. Что-то пошло не так. Гиммлера на совещании не было. Клаус хотел продолжать. -- Нет, -- отвечает Бек после заминки -- Он говорит нет, -- говорит Квирнхайм в трубку другого телефона Штауффенбергу -- А что говорите вы? -- решительно спрашивает Клаус, кидая взгляд на обеспокоенного адъютанта, который мельком посмотрел на полковника в ответ -- Мы говорим, действуйте, -- тихо говорит Мерц, посмотрев на Армина, который кивнул Альбрехту, чтобы те продолжали. После Квирнхайм посмотрел на Фридриха Ольбрихта, склонившегося над документами. Клаус быстро бросает трубку и идёт в зал, откуда уже уходили все офицеры. Они опоздали. Вернер в это время пытался пробраться к чемодану полковника, но уходящие люди мешали, потому Хафтен, нервно качаясь, ожидал, пока все уйдут. Но как только все разошлись, сердце лейтенанта упало куда-то и разбилось на тысячи мелких осколков от страха, потому что сумки уже не было. Как такое произошло? Она же была здесь всего пару минут назад! Вернер оглядывает выходящих офицеров в поисках пропажи, что не осталось незамеченным от взгляда Фромма. Штауффенбергу тоже понадобилось время, чтобы войти в зал, где его ожидал Хафтен с испуганным взглядом. Одна рука сжимала ручку своего чемодана, а вторая была пуста. Тёмные карие глаза бегали по непонимающему лицу Клауса, а губы бесшумно шептали извинения. -- Надеюсь, причина вашей отлучки была серьезна, -- говорит Фромм, отчего полковник сразу поднимает взгляд на того, но ничего не успевает сказать, ведь его окликивает кто-то сзади. -- Герр полковник. Ваш портфель, -- в руках офицера была сумка. Хафтен облегченно вздыхает и забирает портфель Штауффенберга, поблагодарив офицера, который взял его. Хорошо, хоть нашлась сумка, а то еще непонятно, какими были бы последствия. И этим же вечером состоялось собрание заговорщиков, где все были недовольны тем, что Клаус хотел продолжать операцию несмотря на запрет. Но вот Квирнхайм и второй Хафтен считали, что всё верно. А что первый Хафтен? А он согласен всегда с полковником. -- Вся проблема в том, что военной операцией руководит политик, -- начал Клаус -- И что вы предлагаете? -- Я ничего не предлагаю, я излагаю факты так, как вижу. Вы боитесь убить Гитлера, оставив Гиммлера -- Никто не мешал вам троим сделать всё на своё усмотрение, -- ответ был совершенно спокойным, а взгляд направлен на четверых:Альбрехта, Армина, Клауса и Вернера. Почему троим? Почему Вернер опять ничем не является? Ну да, он же всего лишь адъютант. Хотя Мерц тоже. Может младшему близнецу просто опять не повезло. Он словно призрак, который кричит, но не один из людей не слышит этого, а если слышит, то это были бы жуткие крики, точнее, плачь Вернера. Никто не хочет этого замечать. На лице всего на мгновение появляется возмущение, которое сразу исчезает, когда рука Армина ложится на плечо Вернера с тихой фразой "успокойся". Старший близнец всегда поддерживал младшего несмотря ни на что. Они всё-таки даже не просто братья, а внешне точные копии. Вот из-за этого иногда офицер в штабе, не посмотрев на форму Хафтена, мог перепутать Вернера и Армина, что уже не раз случалось. -- Сожалею, что ждал, пока вы вспомните, что вы мужчина Клаус был резок на выражения, потому что не собирался молча поддакивать, как часть людей. Если есть что-то, что не устраивает, то почему не разобраться с этим, если это так возможно? Это хорошая черта в Штауффенберге. Он не только мог говорить и рассуждать, он мог еще и действовать. А еще Клаус, пожалуй, был одним из самых здравомыслящих среди активных участников заговора. Так, по крайней мере, считали остальные. Лишь одна неудача. Это всего один день. В следующий раз такому случиться нельзя позволить, потому что время уже на исходе. Осталось совсем немного, Гитлер будет убит. Надо заключить перемирие с противниками, пока те не добрались до Берлина. Следующее совещание было поставлено на 20 июля. Эта дата была уже обведена у Штауффенберга в календаре красным карандашом, ведь в этот день всё изменится.***
Вернер переживал еще сильнее. Он знал, что что-то может пойти не так. Есть шанс того, что всё провалится, Гитлер не умрет. Тогда их приговорят к расстрелу или повешению. Времени совсем мало, но Хафтен до сих пор не получил за всё время никаких результатов. Они так долго знакомы, но Вернер не может добиться большего, чем дружбы. Лейтенант не хочет быть Клаусу другом, он хочет целовать его губы. Сейчас всё больше боли из-за этого. А Штауффенберг, как назло, еще решил поехать к первой семье, к детям, к Нине. Это точно провал по всем фронтам. Вернер всё же надеялся на лучшее, хотя это и было трудным. Хотелось остановить Клауса, взять за руку, посмотрев в серо-голубые глаза, а потом спросить:"Почему? Почему я не заслуживаю вашего внимания, вашей любви? Что я делаю не так?". Но Вернер не такой смелый, чтобы так спрашивать, потому он лишь печально смотрел вслед уезжающей машине. А Армин вновь попрощался от души, зацеловал, заобнимал. Штауффенберг был лишь рад этому, а вот Вернера он, кажется, впервые потрепал по рыжей макушке и немного ободряюще хлопнул по плечу. Даже от этого жеста лейтенант был уже в счастье внутренне, но также в печали на вид. Последующие дни Вернер не вылезал из комнаты. Даже не готовил, хотя после его это начал заставлять делать Армин, который сам плохо готовил, потому и заставлял близнеца. А лейтенант просто уже скучал по Штауффенбергу. Он не хотел, чтобы Клаус оставлял их. Хоть даже тот целует и смеется с Армином, но лучше уж так, чем вообще без него. Брат видел хандру Вернера, но все способы перепробовал, но помочь не смог, младший его будто не замечал. -- Эй, Вернер, ну ты чего? Заболел что-ли? Уже третий день никакой сидишь в комнате всё время после работы, -- Армин усмехается и после плюхается на кровать брата, который сразу сел на колени, закрыв книжку, а после посмотрел с видом вселенской печали. -- Рассказывай уже. Чего таишь? Влюбился что-ли? Эх, да, влюбился и влюблен уже несколько лет, влюбен в полковника, молча, безответно и несчастно. Но что ему остается? Сердцу не прикажешь. Нельзя заставить человека любить себя. Нельзя насильно стать любимым. Хафтен мотает головой и вздыхает, ложась головой на колени брата. Армин тихо хмыкает, успокаивающе хлопая близнеца по плечу. Кажется, старшему стало понятно, почему же Вернер такой. Наверное, из-за того, что Клаус уехал, ведь похожее поведение у Вернера всегда, когда Клаус уезжает к первой семье. Но сейчас это более заметно. Армин и сам скучал по Штауффенбергу. Он знал о Нине и детях, но совершенно не был против этого. А без полковника тут тихо, ни громкого смеха, ни поцелуев, ни споров на разные темы с чашками чая в руках, ни карт. Это всего на неделю. И 3 дня Армин благополучно прожил. Например, он научился готовить что-то более съедобное, чем просто яичницу и бутерброд с чаем. Вернер же не готовил, а есть хотелось, пришлось учиться. -- Он же приедет. Что, скучно без него теперь? -- на вопрос Армина Вернер слегка кивает, хотя причина была не такой, далеко не такой. Старший вздыхает со спокойной улыбкой и треплет макушку близнеца. Вот теперь они точно одинаковы, ведь у Вернера нет той самой идеальной укладки, как каждый день. -- Пошли, я приготовил ужин. Вернер мотает головой, ведь аппетита совершенно не было, но для Армина это не являлось проблемой. Он с странным тихим смехом уходит на кухню. Минут через пять он врывается в комнату с тарелкой каши и садится на кровать Вернера, нагребая ложку каши. -- Открывай рот и ешь, микроб, -- смеется Армин, тыкая ложкой в рот близнеца, пока тот всё же не начинает есть кашу со смехом, которой стал кормить старший. Вот умеет же развеселить, хотя это не особо удивляло Вернера. Тот молча, но уже в более хорошем настроении ел кашу, которая оказалась на вкус не такой уж и плохой, как можно было ожидать. Удивительно, что брат решил научиться готовить. Что случилось? Звезды на небе сложились волшебным знаком? А Армин теперь знал, как развеселить и Вернера, и себя заодно, чтобы не так скучно жить было на белом свете еще целых 4 дня.***
Одной ночью Вернера разбудил стук в дверь. Хотелось кинуть подушку в Армина и сказать, чтоб тот открыл дверь, но у них две отдельных комнаты, потому младший так сонным и поплелся открывать дверь, по дороге надевая и застегивая рубашку, в которой в принципе и решил встретить того, кто пришел. Вернер медленно приоткрыл дверь, а на пороге стоял Клаус, отчего Хафтен сразу же оживился и улыбнулся. Рыжий был весь растрепанный, потому что спал, а пару пуговиц рубашки были даже не застегнуты. Штауффенберг даже не узнал в нем Вернера, подумав, что это Армин, потому без слов сразу поцеловал того в губы, прижав к стене. Младший Хафтен, конечно же, испугался этого и засмущался, чувствуя, как кровь приливает к щекам, но остановить не смел Клауса, ведь так долго ждал этот момент. -- Клаус? -- слышится за спиной Штауффенберга знакомый голос с насмешкой. Это был только проснувшийся Армин. Он знал, что они слишком похожи с Вернером, потому несильно обижался, когда их путали, даже вот в такой момент. Потому Хафтен лишь смеется и шутит дальше. -- Мог бы предупредить, что тебе и мой братец понравился Клаус сразу отстраняется от Вернера, оттолкнув слегка того. Он шепчет что-то наподобие "черт побери", а потом подхватывает смех любимого, притягивая того для объятий единственной рукой. -- Извини, братишка, но Клаус мой. Потом поцелуешь его, -- после этих слов Армин поцеловал Штауффенберга, достаточно нежно и невесомо, будто где-то до сих пор во сне. Вернер сразу убегает в комнату и запирается там. Что сейчас только что случилось? Клаус поцеловал его. Но всего лишь перепутал с Армином, но поцеловал. Это не любовь. Это всего лишь ошибка, случайная ошибка. Рыжему хотелось закричать, ему хотелось заплакать, но всё, что он делал -- это шмыгал носом, уткнувшись в подушку лицом. Судьба будто играла с ним в игру, как долго сможет терпеть это Вернер? Год, два, три? Нет, Вернер терпел пять чертовых лет. Как же больно было за всем этим наблюдать. Хафтен уже несколько раз хотел пустить в голову пулю, но каждый раз, глядя на маленькую фотографию Штауффенберга вместе с братом и двумя Хафтенами, он решает терпеть вновь. Он живёт ради полковника. А сейчас ему оставалось слушать громкие выдохи и стоны брата прямо за стеной, закрывая уши от горечи и досады. Кто-то получает это, а кого-то даже не замечают, даже если тот находится рядом, постоянно рядом. Вернеру нужна только лишь любовь полковника. Только он заставлял находить силы, чтобы прожить еще хотя бы один день. Было глупо влюбляться, глупо думать, что Штауффенберг полюбит его в ответ. Он лишний. Утром Вернер был не такой уж и выспавшийся, всю ночь проплакал. А Клаус и Армин рано утром уже готовили кофе на кухне, которое не любил младший близнец, но пил ради полковника. Вернер уже кривится от горького запаха, убирает волосы назад, чтобы их снова не спутал никто. -- Доброе утро, Вернер. Хочешь кофе? -- смеется Армин, но близнец лишь мотает головой, садясь за стол. Штауффенберг же вообще не понял шутки. Сегодня собрание. Сегодня самый важный день в их жизни. Все переживали. Но Вернер переживал молча, как всегда, потому что иначе не может. Он знает, что всем трудно. Клаус уже давно собрал бомбу в чемодан, но туда не влезли никакие бумаги, потому если Штауффенбергу скажут зачитывать первым, то ему попросту нечего будет достать из сумки. Армин же прикрывал волнение особо острыми шутками, некоторые из которых были даже про сегодняшний день. Все знали, что случится, если план не удастся. Никто не хотел умирать. Они даже половины жизни не прожили.***
Вот так бывает, один день всё хорошо, а на следующий всё рушится быстрее, чем ты сможешь склеить всё обратно. План пошёл не так с самого начала. Собрание перенесли в другое место из-за высокой температуры. Клаусу пришлось активировать взрывчатку самостоятельно, но справился он лишь с одной, пока Вернер отвлек офицера, который чуть не зашел в комнату в тот момент. Гитлер выжил, но Штауффенберг до последнего отказывался в это верить. Он продолжал операцию. -- Мы..потеряли связь с одиннадцатым округом, -- Вернер был впервые так непозволительно близко к полковнику, смотрел ему в глаза. Хотелось обнять. Уже все понимали, что всё идет не так. Все знали, к чему всё пришло. Полковник получил ранение в плечо, Армин в ногу. Кровь собиралась в общую лужу, когда они стояли рядом. Вернер стоял с другой стороны от Штауффенберга. Он сильно переживал за судьбу обоих, полковника и брата. Они еще и получили ранения. Если можно было изменить время, то Вернер точно бы решил получить эти ранения вместо Армина и Клауса, чтобы те не страдали сейчас. -- ... полковник Квирнхайм, подполковник Хафтен, лейтенант Хафтен и тот, чью фамилию я даже не буду называть. Вернер снова боялся, беспокоился, переживал. Почему всё заканчивается именно сегодня, именно сейчас? Впервые на глазах Штауффенберга он увидел сильно заметные слезы. Их приговорили к расстрелу. Вернер поддерживал ослабевших от ранения брата и полковника. Сначала расстреляли Ольбрихта, потом Квирнхайма. После началось самое ужасное для троих, самое больное. Они были друг другу дороги, в каком-то смысле даже лейтенант был дорог Клаусу. -- Штауффенберг! Клауса повели к стене, а Хафтены кидают взгляды, переполненные болью. Это любовь. Кажется, это у них родственное. Но младший близнец не смог бы спокойно умереть, если бы знал, что не выполнил своё обещание, свой долг. -- Приготовиться! Целься! -- доносились команды в тот момент, как Вернер выскакивает и быстрым шагом направляется к Клаусу. Он закрывает собоц полковника, пока солдаты переглядываются. Вернер хочет что-то сказать, но знает, что не успеет, потому лишь слегка улыбается и кивает Штауффенбергу, который со слезами в глазах смотрел на него, прежде чем прозвучал приказ, а винтовки выстрелили. Уже безжиненое тело младшего Хафтена упало перед ногами Клауса, сделавшего непроизвольно шаг назад. -- Приклад к ноге! Убрать! Клаус и Армин должны были наблюдать за тем, как тело лейтенанта уносят. Он на пару минут отсрочил смерть полковника. Он выполнил свой долг. Не только офицерский, но и личный. Когда Вернер говорил в кабинете Штауффенберга "можете положиться, что угодно", то он говорил буквально. Полковник был смыслом жизни, смыслом, за который и умер Вернер, стараясь сохранить. -- Да здравствует Священная Германия!-- и выстрел Армин наблюдал смерть второго любимого человека. Это разрывало ему сердце, заставляя страдать. Сердце не выдержало боли, оно остановилось. Резкая, мгновенная смерть поразила его. Хафтен никому не нужен был теперь, потому никто не пытался даже помочь. Тело просто унесли. Их похоронят, но после по приказу откопают и сожгут.***
Клаус Штауффенберг -- идеал немецкого солдата, который до самого последнего дня своей жизни, до самого последнего вздоха служил своей стране. Служить можно Германии или фюреру. Обоим нет. Хоть полковник сначала ошибочно поверил во всё, что говорил Гитлер, после он понял, что все данные обещания исчезли в небытие. Штауффенебрг должен был спасти свою страну, должен был спасти человеческие жизни. Он умер ради этого. Господь пообещал Аврааму не губить Содом... если в городе найдутся 10 праведников. Думаю, в случае с Германией, может, хватит одного. Армин Хафтен -- влюбленный человек, забравший место под солнцем. Удачно везде остался. Он не знал о любви брата, но делал всё, чтобы помочь тому. Решительный человек, хоть пару раз и не слишко задумывался на последствия. Мы должны действовать. Может быть, порой дерзко. Главное, не упустить момент, пока всё не проиграли. Вернер Хафтен -- человек, который был предан. С виду он является самым слабым точно, ничего из себя не представляет. Потому что Вернер силен духом и волей. Но убила его именно любовь, которая оказалась сильнее смерти. Вернер умер ради человека, который никогда не посмотрит на Хафтена так же, как он смотрит на Клауса, с беспокойством, с верой и преданностью. Можете положиться. Что угодно