***
В комнате слышен лишь мерный стук стекающих с крана капель, которые глухо ударяются о раковину, рассыпаются прозрачной, едва заметной лужицей. Под этот незамысловатый, но до жути однообразный ритм, наконец уснул Лань Юань. Но, к великому недовольству А-Лина, тот даже во сне не снимает маску гнетущего безразличия. Всё почему? Летняя, сука, депрессия. Эта дрянь, каждый раз, на протяжении почти всей жизни милого солнышка, накрывает того с головой. Хотя нет, не накрывает. Здесь должно быть другое слово. Она окунает. Окунает лицом прямо в грязь из отрешенности от мира сего и серой будничной краской замазывает "изъяны", в виде любых эмоций. Будь то гнев, радость или грусть. Неважно. Она не оставляет ничего, кроме вереницы собственных мыслей и внутреннего отчаяния. В лучшем случае, вам выпадет шанс остаться наедине с пустотой. Аки депрессивная лотерея, с не очень воодушевляющими призами. К счастью, лотерея эта, не безпроигрышная, поэтому некоторым везёт обойти подозрительное заведение с билетами ценой в собственное благополучие, стороной. Уже можно догадаться, на чей жизненный поезд села эта мерзавка, зовущаяся, как ни странно всегда по-разному, но услышав хотя бы одно из её прозвищ, вы сразу поймёте кого имеют в виду. Как бы саркастично о ней не отзывались, на самом деле эта мадама представляет собой пиздецки огромную проблему. Цзинь Лин плевать хотел на тех других бедолаг, которые испытавают то же самое, серьёзно. Его волновало лишь состояние "крохотного" крольчонка, который свернувшись калачиком на скрипящем диване пенсионере, вроде бы мирно спал. Кто знает, что он сейчас чувствует и чувствует ли вообще? Есть вероятность того, что он просто парит в пустоте своего разума и не может вдохнуть полной грудью, потому как прутья клетки, заперевшие его открытость и свободолюбивость, окружили беднягу как вакуум, а тяжёлый и напряжённый воздух пропитанный страхом, загнал в угол и держит, держит, держит...***
–Ну вот, А-Юань, а ты не хотел идти...–ворчливо произнёс Цзинь Лин, который насухо обтирал намокшие после купания тело и волосы временной, но такой любимой "амебы". Названный послушно вжимался в деревянный, потертый табурет и стеклянным, взглядом сверлил несчастный пол (бедняга((). Всем своим видом А-Лин пытался высказать недовольство и полное неодобрение к сложившейся ситуации, но на самом деле его распирало от радости, самолюбия и пробудившегося собственнического, по отношению к Сычжую, азарта. Ведь, пока Жулань заботливо мыл, а потом вытаскивал свое сокровище из ванны, маленкий, несчастный комочек грусти неосознанно жался к своему спасителю в поисках тепла и поддержки. К счастью обоих, для Юаня в груди Цзинь Лина были неиссякаемые ресурсы теплоты, заботы в купе с трепетной нежностью. Плюс к этому, вагон с ответственностью и чемоданчик на колёсиках, который он всегда таскал с собой, наполненный в равных количествах верностью и привязанностью. Сейчас все эти колёсики и вагоны смешались в довольной улыбке, расцветавшей на лице юноши. С аккуратностью заботливой мамочки Цзинь Лин завернул Юаня в тяжёлый и толстый белый халат,непонятный, но такой родной запах которого приятно щекотал нос, а волна умиротворения и сладкого покоя дурманила и успокаивала. Порозовевшие щёчки и губы умилительно смотрелись на ровном и мягком личике Сычжуя. Но от этого безжизненного взгляда хотелось плакать. Сука, сука, сука! Едва появившаяся улыбка мигом слетела с лица. Как же, блять, больно смотреть в эти бездонные глаза в отражении которых видишь лишь слезы, отчаяние и безысходность. Его разум кричит, плачет, ругается хлеще чем все сапожники и строители вместе взятые, но эта безумная симфония обречена остаться в запечатанном сознании. Она заперта, она скована. Безумные ноты лихорадочно проносятся по всему телу едва заметной дрожью. Этого достаточно, чтобы А-Лин громко сглотнул подступивший к горлу жгучий комок, а вместе с ним и позорные слезы тоски, уже поджидающие момента для того, чтобы градом обрушиться на плитку, преодолевая расстояние от подбородка до холодного пола. Нет, он должен быть сильным. Сильным, чтобы быть в состоянии подставить свое плечо, когда потребуется. Когда придёт время и цепи с грохотом рухнут освобождая путь к запертым эмоциям и жизненом блеску в глазах. А сейчас, остаётся лишь нести на руках драгоценную ношу в виде любимого человека, в который раз пить успокоительное и с дрожью в руках сжимать запылившийся, толстый халат.***
–Твою мать– выругивается недовольный Цзинь Лин. Он только-только начал дремать, вместе с Юанем под боком, но их обоих потревожил звук дверного звонка. Через несколько секунд он прозвучал ещё раз, но уже настойчивее и нетерпеливее. "Черт бы вас побрал, агрх" –одними губами произнёс мысленно метавшийся и брыкающийся от безвыходности Жулань. Проблема была в том, что несмотря на заметную слабость, Лань Сычжуй не желал отпускать источник тепла и на инстинктивном уровне сжимал запястье того, кто показался его мозгу вполне безопасным и надёжным. А-Лину это несомненно льстило, но сейчас нужно было хотя бы проверить кого черти на этот раз занесли в их болото или может это Боженька ниспослал благославление и отправил ангелочки им на помощь? В любом случае, нужно как-то дойти до двери и по скорее бы, ведь тот кто решил так нежданно навестить их, был явно нетерпелив. Делать нечего. Подхватив Юаня на руки, Цзинь Лин идёт в коридор и открывает дверь. Последний готов поклясться, что в этот момент он думал о том, что лучше бы перед ним стоял сам Сатана. —А... –Недовольная мина пришедшего резко сменилась на недоумение. Но быстро взяв себя в руки, незваный гость надел маску безразличия и раздражения. Он уже начал открывать рот, в попытке произнести хоть слово, но его грубо перебили, чем вызвали волну негодования. —Б— съязвил Цзинь Лин.— Какого черта ты здесь делаешь, позволь спросить?? – Лань Цзинъи. Собственной персоной. Пришёл навестить дРуГа. Ахахах. Блядский цирк. Шапито ебать. Только никому эта ситуация не показалось смешной. Если бы не Лань Юань, который вцепился в А-Лина всеми оставшимися силами, то гость бы в скором времени остался с фингалом под глазом и разбитой губой. В данный момент главными кулаками становились убивающие взгляды и острые слова. Ну и фантазии Жуланя, в которых он сворачивает шею этому придурку. На самом деле Цзинь Лин понимал его, как никто другой. В глазах прибывшего читалась неподдельная тревога, скрытая за тонкой коркой напыщенности и пафоса. Но, дорогой мой, скажи мне, где ты был все те дни, когда твой ненаглядный друг просыпался посреди ночи от кошмаров? Ты хоть раз звонил? Писал? Гнев нарастал с каждой секундой. Даже сейчас, ты делаешь вид, будто бы просто мимо пробегал и заскочил ради интереса. Парень был готов закопать этот интерес вместе с его хозяином, да поглубже. Лань, черт его подери, Цзинъи будто прочёл мысли и скривил свое и так недовольно лицо ещё больше. Этому позеру, конечно стало интересно, что вынудило Цзинь Лина открыть дверь с Юанем на руках, но по какой-то причине не спрашивал. Даже не язвил. Наверно в его голове наконец-то появилась хоть одна здравая мысль и его озарило осознанием серьёзности ситуации. Хотя верилось с трудом. Но выглядело правдоподобно. –Я так понимаю, ты меня не впустишь? –медленно произнесла мишень-для-грозного-взгляда-Цзинь-Лина. Конечно нет, он не впустит. Скажи спасибо, что у тебя все ещё есть целые кости и ты стоишь на пороге квартиры, в которой тебе не рады. По крайней мере, не рад Жулань. А вот Лань Сычжуй с радостью впускал это недоразумение внутрь и даже заваривал самый дорогой их чай! Хозяин квартиры безумно ревновал. Плевать он хотел на чай, купит ещё, если того захочет его божество. А вот самого пробудителя собственнической натуры, придётся наказать. Иногда Цзинь Лину казалось, что все делается специально, дабы вызвать именно такую реакцию. И это работает. Поэтому как только дверь за спиной гостя захлопывалась, а дверной замок щелчком оповещал о безопасности жильцов, А-Лин чуть ли не плывя по квартире от предвкушении, забирает в охапку Юаня и... Выходит всегда по разному. Иногда с жадностью и нетерпеливостью изголодавшегося хищника на Сычжуя обрушивается град ласк и меток, которые алеют на бледной, блестящей коже. Цзинь Лин берет свою жертву прямо в гостиной, на том самом диване, служащем временным пристанищем согревающих объятий для заледеневшего и в прямом и в переносном смысле, А-Юаня. Любит страстно и несдержанно, как будто в первый раз. Томное дыхание, хриплые вздохи и стоны, подрагивающие от удовольствия пальцы его пассии и конечно каменный стояк, приносят незабываемые ощущения. Интимная атмосфера обвалакивает и заставляет полностью забыться, отдаваясь собственным чувствам и похотливым желаниям. Иногда "добыча" сама прыгает в лапы к зверю, ведя того в спальню, кидая смущенные, но предвкушающие взгляды. Затем мимолетно, почти целомудренно целует и раздевает. Всегда мягко, кончиками пальцев проводит по новым, оголенным местам, чем вызывает волну приятных мурашек и подстегивает выгнуть спину на встречу. Все это он делает медленно, неторопливо, "случайно" задевая чувствительные точки так, что к концу всех приготовлений, Цзинь Лин покрывался потом и жалобно скулил, моля о пощаде, хотя самое интересное только впереди. Его намеренно дразнят, растягивают удовольствие так, что в груди проносится неумолимо щемящее, радостное чувство, которое током плывёт по нервам. Такое, своеобразное наказание за ту грубость в прошлые разы. Но мы все хорошо понимаем, что Юаню вечно не хватает этой напористости, поэтому всякий раз, когда представляется возможность, жадно просит её. После очередных вымаливаний, Сычжуй наконец облизывает пересохшие губы и позволяет сладкой пелине возбуждения и желания, взять над собой контроль. Но ненадолго. Через некоторое время, Цзинь Лину снова приходится терпеть сладкие муки и ждать снисходительности.Такой исход событий бывал гораздо реже, но Жулань покорно ждал момента, когда в глазах его прекрасного и изящного спутника жизни, вместо смешинок и детской наивности, появится отчетливая и такая правдивая надпись: "Хочу тебя, прямо сейчас". Никто никогда не был против. И даже, если на первый взгляд А-Лин казался уже чересчур грубым, то вопреки дорожкам слез на раскрасневшихся щеках, Юань крепко сжимал под собой лавандовые простыни, тихо, но требовательно шептал "Ещё". Вот она, точка невозврата. И перевозбужденному от охоты хищнику, окончательно сносило крышу, которая возвращалась на место, только после ощущения полной эйфории и раскиданных по всей комнате, подушек. Бывало и так, что они просто уделяли время друг другу. Расчесывали поочереди длинные волосы, обнимались, смотрели фильмы, обнимались, обменивались поцелуями, обнимались. Лань Юань очень любит объятия, а Цзинь Лин любит его. Неоднократно устраивали шуточные бои. Сычжуй звонко смеётся, прикрывая рот ладошкой. А его противник глупо улыбается и хохочет сам, ведь глядя на солнечный лучик прямо пред ним, невозможно этого не делать. И ты думаешь, что тебя пустят внутрь, и дадут возможность нарушить прекрасную идиллию и неповторимую атмосферу?Да пошёл ты к херам собачьим. Думает Жулань, но вслух ничего не говорит. Лишь снисходительно вздыхает, будто только что отругал маленького мальчика за непослушание. Цзинъи хмурится и скрещивает руки на груди. Напротив него человек также сводит брови к переносице, но руки скрестить физически не может, потому как на его плече беспокойно сопит маленький зайчик. –Конечно же я тебя не впущу, –фыркнул Цзинь Лин, закатив глаза–Приходи... потом– выцедил он наконец. Создавалось впечатление, что его вот-вот стошнит прямо здесь. Не дожидаясь ответа, он закрывает дверь и слышит за ней приглушённые ругательства и ворчание, которые конечно обращены к самому А-Лину. Подхватив Юаня под бедра, он заботливо укладывает сонное хозяйство на скрипящий, недовольный жизнью диван и сам прилёг рядом, вдыхая запах сандала, запутавшийся в волосах человека напротив. Смотрел на тонкие иголочки ресниц, собранные в изящный, чёрный веер. Ровные бровки слегка хмурились во сне. Превосходное зрелище. Теперь, оставив в своей памяти такую умиротворенную картину, можно спокойно отбросить коньки и вознестись от красоты и от чувств разом. В общем, если объяснять простыми словами, жизнь прожита не зря и помереть после увиденного, совсем не жалко, даже наоборот. Но покидать этот бренный мир Жуланю ещё рано, да и оставлять такую красоту на растерзание недостойным крысам совсем не хотелось.***
Ночная тишина на удивление, не напрягала. Не отталкивала своей молчаливостью. Лишь обдавала прохладной и наполняла лёгкие приятной свежестью. Лунный свет чистыми, серебряными лентами с любопытством маленького ребёнка, заглядывал в комнату, через наспех задвинутые жалюзи. Веки наливаются тяжестью, тело давно обмякло и потяжелело, отдавшись трепетному, мягкому свечению луны-проводника и ласковому, летнему ветерку. Новые и тщательно выстиранные простыни скрипели от чистоты и каждого неловкого движения. Редкие машины глухо ревели за окном, но не создавали больших неудобств, в плане шума. Наоборот, дополняли возникшую атмосферу. Яркие огни фар то и дело вспыхивали на противоположной стене и вновь исчезали, оставляя после себя неясные пятна перед отвыкшими глазами. Где-то совсем рядом, на скомканых подушках слышалось невероятно ровное и родное сопение. Сегодня, Юань спал чересчур спокойно и безмятежно, словно младенец, укачанный на нежных, материнских руках. Он что-то тихо бормотал во сне. Движение его губ едва ли можно было уловить в этой темени. Цзинь Лин, к счастью, слишком долго его знает, чтобы он просто взял и не услышал трепетный лепет, эхом проносившийся в его голове. Но бормотание не настораживало, совсем нет. Это может значить лишь то, что Сычжуй сейчас видит хороший, по крайней мере, нормальный сон. Ведь если бы это был кошмар, милашка уже давно вскочил бы, судорожно глотая воздух и дрожа всем телом, прижимался к Жуланю. Последний бы аккуратно подтаскивал беднягу к себе и что-то мягко шептал на ухо. От этого, Юань успокаивался, некоторое время расфокусированно смотрел в одну точку, будто под кайфом, а потом засыпал. Такое могло происходить по нескольку раз за ночь. Бывало и так, что ложились они под утро, когда солнце вставало и будило все живое, включая противных птиц, что голосили под окнами в самую рань. Сучки. Цзинь Лин уже начал дремать, когда уловил... Плачь? Стоп, стоп, стоп. Плаксивых вслхлипов и солёных слез он не видел и не слышал с их совместного с Сычжуем, просмотра Титаника. Жулань до тошноты не любил подобного жанра кино, но. Одно большое но, под именем Лань, очаровательные глазки, Юань, все же уломал на один раз посмотреть что-то такое. На самом деле, Сычжуй никогда не смотрел и не предлагал смотреть Жуланю... Такое. Во-первых, потому что "мужчины не плачут" (любимая отмазка А-Лина) , во-вторых, сам А-Юань редко интересовался подобным, но в какой-то момент решил, что классику знать надо. Вот и узнал, захлебываясь в слезах и соплях, под укоризненный, но все же больше снисходительный взгляд Цзинь Лина, который естественно был тронут, но виду не подавал. Лишь выслушивал жалобные всхлипы и гладил по макушке, устроевшегося у него в объятиях крольчонка, да ворчливо подавал салфетки. Но все это было месяц назад. С тех пор на лице Сычжуя цвела лишь мягкая, безмятежная улыбка, да и та в последнее время решила взять отгул и хорошенько так пошляться, оставив парню на прощание безцветный взгляд, да кошмары. Красота, ничего не скажешь. Из раздумий Цзинь Лина вывел ещё один приглушенный всхлип. Нет, ну что такое! Медленно и аккуратно сев на кровать, он осторожно переводит взгляд на Юаня, который также поднимает голову, глядя на возникшую над ним тень. Теперь, парня напротив освещают серебряные блики луны, которые играясь с предоставленным рельефом, чёткой гранью очерчивают ещё не до конца высохшие дорожки слез и мокрые глаза. Слегка вздернутый носик шмыгает и забавно топорщится. Распухшие губы дрожат, готовые произвести ещё один всхлип. Неверя в происходящее, Жулань пододвигается, убирает нависшую чёлку Сычжуя и берет его лицо своими ладонями. Всматривается, щурит глаза. Маленький огонёк надежды, гаснущий с каждым днем, возгорает вновь и опаляет сонную мину, Цзинь Лина нежной и одновременно грустной улыбкой. Они сидят так некоторое время, пока рука Юаня не ложится на руку, что лежит на его щеке. А затем, вызывая волну мурашек, тихо произносит –А-Лин... Я разбудил тебя. Я... –он спотыкается на полуслове, потому что крепкие руки обвивают тонкую талию и притягивают к себе. Прижимают и зарываются в распущенные волосы. Сычжуй жмётся в ответ. А затем плачет. По настоящему плачет. Навзрыд, не сдерживаясь. Будто держал этот поток так долго, что дамба спокойствия в конце концов не выдержала и дала течь. Цзинь Лин ощутил горячие капли слез на своём плече. Они друг за другом скатывались по щекам Лань Юаня, сопровождаемые рыданием в голос, от которого самому хотелось выть. –Прост-ти, м-меня–громкий всхлип– П-пожалу-уйста п-прости, прости-и– слышится, как подрагивая, Лань Сычжуй шумно сглатывает новый ком слез застрявший в горле. Всё те года сдержанности, благовоспитанности, оказались на плече Цзинь Лина, в одно мнгновение. Всё невысказанные оскорбления, весь подавленый фальшивой улыбкой гнев, нашёл выход в этом отчаянном, соляном потоке. В итоге, Жулань сам не может больше сдерживаться. Он сильнее вжимается в своего крольчонка, и чувствует на своей щеке слезу понимания и тоски, что преследовали его эти две недели, пока его Лань Юань находился в окаменелом состоянии. Но сейчас, Лин-Лину было обидно не за себя, а за того, кто бесстыдно рыдал на всю комнату. Обидно за непонимание к нему, обидно за то, что его добротой пользуются, обидно за то, что за спокойствием и терпеливостью должны прятаться боль и мрак. За то, что такое солнышко просто недойстойно этого СРАНОГО МИРА, состоящий из неблагодарных ублюдков и распиздяев. Отговорить Лань Сычжуя от извинений в данной ситуации не получится. Ведь, казалось бы, он ни в чем не виноват, зачем извиняться? Но Цзинь Лин знает, зачем он это делает. Он приносит извинения за пустой взгляд, с которым на него смотрели, за капризы, за одиночество, за бессонные ночи, за тоску и за все-все к этому прилегающее. Жулань не злится, и не злился никогда. Но принимает извинения и вместо ответа, поглаживает Юаня по спине. Оба знают, что последний прощен. Как и всегда. Через некоторое время, всхлипы стихают, а на место слез и боли, приходит приятная тяжесть и сонливость. Цзинь Лин ненамного отстраняется и подушечками пальцев поглаживает щеки, шею, плечи, юноши напротив. Смотрит на свое сокровище из под опущенных ресниц. Потом устало и совсем лениво бухается на кровать, утягивая за собой Сычжуя. Обхватывает его руками и ногами, а Юань ластится к своему спасителю, сладко зевает и, спустя пару минут оба мирно спят в объятиях друг друга.