adore.

У нее был выбор? Да не было, думает Петра. Не было у нее нихрена. Локи опять исчез, и она не может перестать себя накручивать. Зачем это все? Зачем было начинать это, чтобы вот так потом по кругу взрывать-исчезать-появляться-взрывать..? Неужели он не понимает? Неужели ему плевать? Он же так сильно и отчаянно любит… Он ласкает и корябает. Любовь Локи такая нежная, такая страстная: он — просто огонь во плоти, он — океан, он… А Петра — чертов кот Шредингера. И не вырваться, не вынырнуть, и краткая сладость драматизма этих отношений сменяется мучительно горьким послевкусием: жизнь — опять не кино и опять не будет долго и счастливо. Долго — может быть. А вот счастливо — нет. Ну вот нет. Хотя бы потому, что Петра уже не знает, что ей нужно для счастья. Она учится тому, чему хочет учиться (не зная, пригодится ли ей это), и занимается тем, чем хочет заниматься (отпуская по ниточке свою доброту и отзывчивость в черную дыру человеческого равнодушия), у нее есть друзья (с которыми она видится тогда, когда есть время), любимая тетя (с которой она не живет), прекрасный наставник (у которого куча дел и личная жизнь) и горячо обожаемый мужчина (который периодически отсутствует), наконец, она — принцесса Асгарда (которого нет). Она устала. Ей больно. Она ничего не хочет. И она спускается по стеночке вниз, сползает, как пьяная, умоляя безымянную высшую силу, этот треклятый небесный компьютер, чтобы ее программка переписалась, ошибка нашлась и исправилась. Часто ведь не хватает всего лишь точки с запятой — так где же, где ее нужно доставить? Локи так любит ее… Он такой прекрасный, такой сильный и целеустремленный, такой хороший… Слишком хороший для Петры. Он дает ей все, вроде бы. Проводит с ней время, разговаривает, дарит приятные мелочи. Петре неприятно думать о том, что он фактически содержит ее — она живет с ним, ест и одевается за его счет, и так далее, — но каждый раз он убеждает ее в том, что лучше и быть не могло, и на время ей удается отодвинуть стыд и неловкость подальше. Так не должно быть, но почему-то все именно так. Убеждать он умеет великолепно. Достаточно слова с его стороны — и ему уже нельзя не поверить. В нем есть что-то такое, что возвышает его над остальными. Что-то королевское, божественное. Что-то, что заставляет смотреть на него снизу вверх с обожанием и страхом. Страхом потерять его. И та боль, которую он причиняет, — она не просто так. Петра понимает, что заслуживает. Что сама во всем виновата. Она слишком навязчива. У Локи множество важных дел, он катастрофически выматывается, а тут она со своей трескотней и объятиями… Он устает от нее. Предлагает ей отдохнуть друг от друга, потому что он ее «тоже уже замучил», и она соглашается, хотя не замучил вовсе. Она соглашается, хотя он ей нужен как никогда почему-то именно в эти моменты. Она соглашается, хотя не хотела бы. Он выговаривает ей, как строгий отец, что она думает только о себе и что ее совсем не волнует то, что испытывает и чувствует он. Она чувствует себя последней эгоисткой и старается не давить на жалость слезами и беспорядочными извинениями. Мирятся они одинаково каждый раз: она плачет, он ее обнимает и заверяет, что впредь постарается быть мягче. И она каждый раз верит. Нельзя не поверить. Локи ни разу ее не ударил. А она после каждой пощечины, которую отпускает ему, корит себя за несдержанность. Кто же виноват в том, что правда, которую он говорит в лицо, такая неприятная? Петра ненавидит себя за то, что так по-детски поддается своим сиюминутным порывам и реагирует как звереныш, а не как человек. Она ведь сама доводит до этого. Сама провоцирует оскорбления. Потом она царапает свои руки до крови, разрисовывает их шариковой ручкой с адским нажимом. И рыдает в подушку. Локи ведь так любит ее… Он не предохраняется. И не позволяет предохраняться ей. Он не дает ей пить противозачаточные. Он хочет наследника, и его не волнует, что наследовать все еще нечего. Петра осознает, что не готова к рождению ребенка, осознает, что будет плохой матерью, но из раза в раз позволяет делать это с собой. Локи очень нежен к ней, он отдает ей всего себя, и… И все это для того, чтобы окончательно убедить ее. Петра разочарована. Иногда (все чаще) внутри скребется малодушная мыслишка о том, что она — только ресурс, и ничего больше. Она отмахивается от этой мыслишки. Локи ведь любит ее… Он контролирует каждый ее шаг. Либо ходит с ней — даже на патрулирование иногда, — либо расспрашивает дотошно, где все будет, кто придет и во сколько все закончится, и требует фотоотчет. Задержалась — первым делом холодный вопрос: «Где ты была?». Он ужасно ревнив. Но не понимает, когда ревнует она. Он общается с женщинами и мужчинами, постоянно пропадает непонятно где… Рассказывает о своих новых и старых знакомых, какие они талантливые, красивые, чувственные и прочее. Объективной почвы для ревности нет — так как нет доказательств, — и потому Петре невероятно стыдно за эту бабью нервозную трясучку, но ей до чертиков обидно: она знает, что о ней никому он так не рассказывает, даже по мелочи. А может быть, кстати, он и понимает. Может быть, ему даже нравится. Петра разочаровывает его. Раз за разом. Он достоин большего, чем девка в костюме, тонущая в учебе и спасающая всех и вся этой самой учебе в ущерб. Зачем ему это все? Он же любит ее?.. И вот он снова исчез, и думай теперь, что хочешь. В голове пульсирует тупая боль, легкие стягивает мелкой липкой сеткой, хочется плакать навзрыд. Она прекрасно знает, что он может и не вернуться. Ему это ничего не стоит. Веками жил без смертной девочки, легко проживет еще столько же и даже до конца света. А Петра сходит с ума. Мается куклой и как мантру повторяет в голове: «Вернется, вернется, вернется…». Ее бросили пустой, как бутылку, из которой выпили пиво, куда-то на условную помойку, подальше. Но она верит, что он вернется. Пусть опять драма затягивается, пусть опять появится и взорвет, лучше уж мучиться рядом с ним, чем в одиночестве. Она не может взять и бросить. Он никогда никому не был по-настоящему нужен. Она питает его, как вода питает эвкалипт. Пусть пьет, пусть иссушает — пусть живет, как привык. Если ему так нравится его корона, Петра не станет ее снимать. Она готова принимать его таким, какой он есть. Готова привыкнуть чувствовать себя виноватой. Его нет уже неделю. Но он вернется. Вернется ведь? Она не знает, любит ли он ее на самом деле. Да уже и неважно. Она его болезненно, обжигающе обожает.