***
— А что ж вы деревню-то проехали? До следующего жилья разве что к утру доберетесь. А на дороге ночевать, так места тут недобрые, — старый Йоджин еще раз приложился к фляге и протянул ее одному из случайных знакомцев. Тому, что постарше и помрачнее, который только зыркал из под шляпы, ну чисто волк в голодную зиму. — Ой, дед, кому суждено повешенным быть, того не зарежут. А коли злые люди по дури сунутся, так кто им лекарь. — Второй, более молодой и приветливый, рассмеялся и словно ненароком положил ладонь на рукоять пистолета. Оружие явно было не простое, дорогое, да и мрачный дружок его хоть напоказ пистолет и не выставлял, но что за душой у него ничего нет, верилось слабо. Вот поди и разбери, то ли бояре по своей надобности едут, то ли разбойники с большой дороги. Хотя в разбойников старый Йоджин и не верил. Те бы просто мимо прошли, и хорошо, если б не тронули. А эти вон и остановились, и колесо на телеге поправить помогли, и выпить со стариком не побрезговали. Хорошие люди. — Да вы никак в старый замок собрались? — хитро прищурился дед, принимая флягу обратно. — Какой замок? — тут же насторожился старший. Йоджин рассмеялся. — Дык куды еще. Молоды вы еще, сынки, старику голову морочить. Много вас тут шастает таких, и вроде как по своим делам, а все норовят в развалины старого замка завернуть. Говорят, покойный князь там такие деньги перед смертью запрятал, что всю жизнь господарем жить. — Старик покачал головой. — Гиблое там место. Не ездили бы вы туда, особенно по ночи. — Прям гиблое? — деланно удивился молодой. — И что ж там такое? — Смеешься... Ты смеяться-то смейся, а слушай, что старые люди говорят. Искать-то сокровища там ищут, да только смерть свою находят. Морои там обосновались, вот истинный крест, морои. — Ты, дед, так говоришь, словно сам видел? — Из-под полей шляпы сверкнул уже не столько настороженный, сколько насмешливый взгляд. — Что за история с замком этим вообще? — Ну, я-то, может, и не видел, — степенно протянул Йоджин, — а вот дед мой сказывал, что отец его видел. Жил тогда в замке молодой князь, и богат был, и собою пригож. Только все едино, нехороший он был человек, злой, ни в чем удержу не знал. Уж коли что захотел, то все по его должно быть. А коли что не так, то и до смерти запороть мог, и собаками затравить. Девицы-то на нем, конечно, висли, и крестьянки, и боярышни молодые, говорят. Да вот приглянулась ему одна служанка, он ее и так, и эдак, а она ни в какую. Жених у нее был. Ну вот, затянул ее молодой князь к себе и снасильничал, да только девка-то боевая оказалась, после взяла нож да и порешила князя. Уж что дальше с ней было — неведомо, одни говорят, что и себе она век укоротила, не снесла позора, другие — будто повесили ее за то, что князя жизни лишила. Вот только и седмицы не прошло, как утром замок нашли пустым. Ни одной живой души, кровью все залито. Всех нечистая забрала, кто в замке был, и людей, и живность. А золота да прочих ценностей, что у князя было без меры, ну ни монетки не нашли. С тех пор замок и стоит заброшенный. И коли там заночевать, то поутру костей не найдут. — Ой, хорошо говоришь, дед, ярмарочным зазывалой по молодости не работал? — снова усмехнулся молодой, вернул флягу, на дне которой еще плескались остатки ракии, утер губы ладонью. Покосился на товарища. — А нам пора и честь знать. — И то верно, — Йоджин вернулся к телеге, подхватил поводья, еще раз покосился на этих двоих. — Может-таки в деревню, сынки? На сеновале у меня переночуете. — Да нет, дед. Спешим мы, — покачал головой старший, взлетая в седло. — Храни тебя господь.***
Развалины замка появились по правую руку спустя полчаса, когда уже начало смеркаться. Хотя какой там замок, просто заброшенная усадьба, хотя добротная, каменная. Конечно, крышу непогода потрепала, да и стекла в окнах не сохранились, стены все еще крепко стояли и обваливаться со дня на день не собирались. — Ну что, Зайчик? — Марджелату закинул в рот семечки, сплюнул шелуху. — Поедем дальше или в гости к мороям? — Можно и в гости, — усмехнулся Раду, который в байки старика поверил не больше чем Марджелату. — Коли не жалко бедную нечисть, святой отец. От вас не то что морои со стригоями, боюсь, и сам черт удерет, теряя вилы. — Зато тебя, того гляди, за своего примут. — Да не нечисть я, точно не нечисть. Не верите — благословите, святой отец, — разухмылялся Раду. Святого отца он поминал регулярно, благо Марджелату ходил во всем черном, только рубаха белая, вот крестьяне и принимали за священника. — Я тебя благословлю пистолетом по лбу. Или уши оборву. Или ноги выдерну. — Ты уж реши, что. — Да вот до чего доберусь, то и выдерну. А лучше всего язык укорочу. А то больно он у тебя длинный, только подворье мести. — Простите, святой отец. — Зайчик, тебе не надоело? — буркнул Марджелату. — Эта история со святым отцом старше, чем наш митрополит, и борода у нее подлиннее. — Не надоело, — рассмеялся Раду. — Это ж не ко мне не далече как вчера красивая селяночка на исповедь просилась. — Сын мой, а тебе не говорили, что излишнее любопытство — грех. Так что в качестве епитимьи костер на тебе, и ужин тоже. — Ох, и суров же ты, святой отец, — наигранно вздохнул Раду. Шутливую перепалку они продолжали на ходу, и последние слова прозвучали, уже когда спешились и заводили коней внутрь здания, в помещение, раньше служившее гостиной. И ни один из них не заметил затаившуюся под лестницей тень, которая вздрогнула, подалась назад, сливаясь со стеной, когда Раду в очередной раз пошутил про святого отца.***
На ночевку они расположились в небольшой комнате, примыкавшей к бывшему бальному залу. На костер пошли остатки сохранившейся мебели да паркет из того же зала, оказавшийся на диво нетронутым. Правда, нетронутым он был до той минуты, пока Раду не подцепил ножом крайнюю дощечку, после чего паркет очень споро в четыре руки разобрали на дрова. Не прошло и получаса, как костер ярко горел, а над ним висел котелок, в котором булькала ароматная похлебка. — Зайчик, что ты по углам шаришься, думаешь-таки сокровища найти? — Марджелату хотел спокойно погреться у огонька, но Раду не сиделось на месте. Так что пришлось соображать факел из подручных материалов и идти осматриваться. Не бросать же друга одного. И именно Раду едва не свалился в подвал, наступив на прогнившую крышку люка. — Посвети лучше, — попросил он, цепляясь за край люка и легко спрыгивая вниз. Минуты через две наружу выглянула измазанная, пыльная, но довольная физиономия. — Сокровища или не сокровища, а кое-что интересное я нашел. Раду выбрался из подвала, прижимая к себе две оплетенных бутыли, покрытых едва не вековым слоем пыли. Марджелату быстро вскрыл одну, принюхался, довольно кивнул и приложился к горлышку. — Хорошее вино. Как его только раньше никто не оприходовал. — Так мы это исправим, — хмыкнув, Раду прихватил вторую бутыль и вернулся к костру. После того, как он чуть не рухнул в подвал, тяга обследовать особняк у него поуменьшилась. — Надо с утра будет посмотреть, может, еще что интересное найдем. — С утра — да, — согласился Марджелату, устраиваясь у огня и подкидывая дощечек. — А сейчас не хватало еще ноги поломать. — Так ты мне их сам грозился поломать. — Одно дело я, а другое дело ты сам, по собственной дурости, — фыркнул тот, вытягивая ноги к огню. Подложил под голову седло, нахлобучил любимую шляпу. — А вообще грех жаловаться. Тепло, не дует, хорошим вином разжились. — Так ты ж у нас больше по ракии. — Ракия ракией, но вино и вправду хорошее, дорогое, выдержанное. — Марджелату приложился к бутыли еще раз и причмокнул. Разговор постепенно сошел на нет, и очень скоро обоих сморил сон. Только прогорающий костер тихо потрескивал.***
«Варвары. Настоящие варвары». Вампир едва сдержался, чтобы не выругаться вслух при виде того, во что превратился дорогой, можно сказать, раритетный буковый паркет бального зала, который пережил восемь поколений его благородных предков и больше сотни лет запустения. «Ни одна ведь дощечка не рассохлась, не прогнила, а они его на дрова. Как валежник какой. Вандалы!» Под ногой что-то чавкнуло, и в нос ударил запах навоза, которого, в общем, и следовало ожидать. Двое коней, которых не оставили без вечерней пайки овса, сделали свое черное дело. И опять же, посреди уже и так раскуроченного зала. Отряхивая сапог от навоза, вампир снова едва сдержался, чтобы вычурно не проклясть вслух наглых живых и их проклятую скотину. Но вместо этого накинул еще один слой сонных чар и осторожно, по стеночке проскользнул в комнату, где расположились на ночлег эти двое. Как ему ни хотелось, чтобы перед смертью они сполна заплатили за учиненный погром, но рисковать он не собирался. Все-таки священник, а получить в лоб крестом — мало приятного. Хотя и особого вреда тоже не будет. Как показывал жизненный опыт, искренне верующие, которые могли причинить серьезные неудобства, среди святош попадались даже реже, чем среди обычных людей. Но остаться без обеда вампир не хотел — и без того в поместье давно никто не захаживал, он уже задумывался, не пора ли сменить место обитания. В комнате, где спали непрошеные гости, он сразу почувствовал себя неуютно, даже слишком. Словно вся шкура зачесалась, хотя чему чесаться у того, кого живым никак не назовешь? «Неужто не повезло? На искренне верующего нарвался? Ладно, пока не проснется, кровь-то у всех одна. Но начинать нужно со священника». Вампир скользнул ближе. Неприятные ощущения стали еще острее. Почему-то захотелось чихнуть, и хотя мертвецам дышать и не положено, горло все равно перехватило. «Да что ж такое». Он все же примерился к шее спящего святого отца, наклонился, укусил. Хотя где там укусил, едва успел одним клыком царапнуть, как его сложило пополам, замутило. А потом он чихнул, и еще раз, и еще. Вампир трудом отполз к стенке, попытался прийти в себя, но проклятое чихание никак не унималось, а живот скрутило так, словно туда кол засадили. А самое скверное, что от шума спящие все же завозились. — Чего там? — послышался сонный голос священника. — Да крыса, кажись. Счас я ее! — отозвался второй, и прежде чем вампир успел что-то сообразить, ему в голову прилетел грязный сапог. От потрясения даже проклятое чихание стихло, а эти двое снова захрапели, ничего не заметив. «Конечно. Вон они сколько вылакали. Такое вино...»***
Из поместья Марджелату и Зайчик выехали ближе к полудню. Пока проснулись, пока перекусили, пока обшарили поместье... Нужно сказать, не напрасно. Помимо запаса вина, удалось-таки отыскать небольшую шкатулку с драгоценностями. — Насчет сокровищ не обманул дед, — довольно усмехнулся Марджелату, похлопывая по седельной сумке. — А вот насчет мороев обманул. Даже обидно как-то, — хмыкнул Раду. — А ты так хотел, чтоб они были? — Марджелату потер шею, которая с утра почему-то чесалась. — Да нет, и без них было неплохо. Ты чего? — Раду покосился на напарника. — Комар укусил. Чтоб этим кровопийцам до ишачьей пасхи икалось. — Марджелату еще раз почесал шею и добавил несколько добрых пожеланий в адрес надоедливых комаров.***
Вампир сидел на крышке гроба, шмыгал носом и страдал. — Изверги! Вандалы! Драгоценности покойно матушки сперли! Бальный зал разгромили! Вино! Какое было вино! А они его как деревенский самогон! И кони их кругом нагадили! И сапогом! Меня! Сапогом! Он еще раз шмыгнул носом, оторвал кусок старой бархатной портьеры и шумно высморкался. — Ну почему, почему так? — пожаловался он зависшей в углу склепа летучей мыши. — Нет, я понимаю, порядочному вампиру положено иметь аллергию. Ну, на серебро, на святую воду, на осину. Я даже согласен на чеснок. Это как-то благороднее и достойнее. Но почему на эти проклятые подсолнухи... ик-к! Внезапно настигший приступ икоты заставил его прервать излияния и выдрать очередной клок портьеры, которой была уготована роль носовых платков. — Почему-у-у... Апчхи! Ик! Проклятый насморк проходить не желал, приступ икоты тоже. Летучая мышь с философским видом запахнулась в крылья. В конце концов, аллергия, отягощенная икотой от проклятия — не ее профиль.