Под маской

— Смотрите, волчица вышла на охоту. — Сегодня на сцене вы были великолепны. Я восхищен! — У-у-у, ведьма... — Моя дорогая, вы обворожительны. Комплименты, шепотки и сплетни, восторженные взгляды в лицо и ненавидящие — в спину. Впрочем, чего еще ожидать, если ты молода, красива, известна. Ладно, может, не столь уж и молода, но какое это имеет значение, когда годящиеся в сыновья офицеры рассыпаются в дифирамбах, посвящают сонеты и мадригалы и готовы горы свернуть за один благосклонный кивок, не говоря уж о большем. Такие искренние, наивные. Милые забавные мальчики, до которых иногда можно и снизойти. В конце концов, ничто так не тешит самолюбие и гордость женщины, как молодой любовник. Но ни один из этих юнцов не может заинтересовать надолго. Потому что все эти совместные прогулки, романтические признания, томные вздохи быстро приедаются, становится скучно. Никакой остроты ощущений. Ведь не девочка уже. И где они были, эти корнеты с их клятвами в вечной любви, в твои двадцать лет. Хотя... тогда ты уже была замужем за Винченцо. Ах, Винченцо... Знаменитый оперный певец, налет аристократизма, непрошибаемая самоуверенность. Вот и купилась. Но слава великого тенора быстро сошла на нет. Тебя приглашали выступать, давали роли, твоя звезда восходила, а его, наоборот, закатилась. Он не вынес, что жена вскоре затмила его на сцене и в салонах. Запил. Слабак и подкаблучник. Может и стоило развестись, но... замужней даме в свете прощается больше, чем одинокой. Тем паче на супружеское внимание он давно не претендует, уже который год единственная его любовница — бутылка. Или, может, просто ностальгия? Когда-то ты его действительно любила. Вот рука и не поднимается вышвырнуть вон. — Агата, дорогая, какой восхитительный гарнитур. — Подарок от поклонника. — И кто же этот галантный кавалер? — О... Он пожелал остаться неизвестным. А ведь завидует... По глазам видно, что и завидует, и подозревает. Ну, последнее зря. Твой муженек, "дорогая Аделаина", лицом и статью не вышел, да и денег у него маловато, чтобы меня заинтересовать. Так что время он проводит больше по музыкальным салонам у Каменного креста. Но мы же на людях, посему — вежливость и еще раз вежливость. Доброжелательная улыбка. Любезный тон. Завидуй, моя милая, и подозревай. Знала бы ты, кто на самом деле... Так и тянет назвать имя дарителя, однако лучше промолчать. Не хочется, чтобы подарок стал последним, ведь топазы и впрямь диво как хороши. В отличие от того, кто их презентовал. Альберт. Секретарь австрийского консульства. Зануда, педант и, в общем-то, откровенный трус. На публике разве что вежливо раскланяется. Приезжает всегда затемно, осторожничает, больше всего боится, что пойдут слухи об их связи. И в постели... столь же зануден и тосклив, как на службе. Уж лучше корнеты с их виршами. Но Альберт — ценный источник информации и дарит дорогие подарки. Так что пока стоит поберечь его репутацию, и пусть кумушки гадают. А вон, собственно, и он, легок на помине, жмется у стенки, украдкой кидает взгляды. Но не сегодня, определенно не сегодня. — Госпожа Слатеняну, опять ищете мифических заговорщиков? — Ну что вы, лейтенант. Просто наслаждаюсь изысканным обществом и чудесным шампанским. А вы опять задумали какую-то авантюру? — Ну что вы, просто наслаждаюсь обществом. Изысканным. — Кстати, как там поживает ваш приятель? — Понятия не имею. Но если вдруг его увижу, непременно передам, что вы о нем справлялись. — Агата, вы же не будете возражать, если я похищу у вас своего кузена? Он обещал мне кадриль. — Ну что вы, госпожа Гика. А ведь обидно, что ни говори. Пикироваться с Дэйвосом куда интереснее, чем кокетничать с поклонниками. Да и сам лейтенант... Признайся, Агата, с ним бы ты не отказалась? Может, предложить? Хоть на ошарашенное лицо полюбоваться. Не согласится, конечно же. Все-таки Дэйвос — не Марджелату, маловато у него авантюризма, чтобы с тобою в постель лечь. Или приплатить кому, чтобы последили, и выяснить где сейчас закадычный враг? С ним нет нужды в притворстве и масках. Вот уж с кем бы ты сейчас точно не отказалась... и ночь провести, и утром попытаться убить или самой выжить, когда тебя на тот свет спровадить попытаются. Как же это бодрит. Сразу кровь быстрее течет в жилах. — Агата, моя дорогая, я уж было потерял тебя. — Ну что ты, Серж! — Мое волнение простительно. Такая обворожительная женщина, как ты, просто не может остаться без внимания. Траянов. Целует руку, рассыпается в комплиментах. Льстец. Такой же фальшивый, как и его улыбка, и дипломатический статус. Вполне тебе под стать. Потому что твои признания, чувства, романтические порывы столь же "искренни". Два лиса в одном курятнике, которые только и думают, как бы обмануть другого, при этом отвешивая друг другу реверансы. Вы могли бы составить идеальную пару, только ни тебе, ни ему это не нужно. Хотя любовник Серж хороший, внимательный. Но все равно надоел, сил нет. Хочется сегодня другого... Настоящего? Чтобы не изображать и не притворяться? Может, и впрямь осчастливить кого-нибудь из поклонников? — Агата. — Ага Вилара. Вежливые кивки. Вилара. Откуда только выскочил. — Ничего не хочешь мне рассказать? — Ну... Смотря что тебя интересует. Солдафон. Мужлан. Мог бы хоть притвориться для приличия, что видит красивую женщину, а не шпиона. Но дождешься от него, как же, держи карман шире. Этот даже любезности умудряется говорить таким тоном, что не услышать иронию может только глухой. И в лицо скажет такое, на что больше ни у кого в свете язык не повернется. Ну, кроме, разве что, Марджелату. Не на публике, но... Женщину он в тебе, конечно, видит, проверено, и не единожды. Но при этом даже не пытается сделать вид, будто доверяет, что влюблен или что там еще. — Присмотри вон за тем корнетом, и если что-то выведаешь... — Вечером сообщу. — Буду ждать. Ну вот, ни единого комплимента. И спать опять будет с пистолетом под подушкой. Но он тоже слишком хорошо тебя знает, чтобы с ним имело смысл играть. Так что, пожалуй, сегодня будет Вилара. И надо все-таки выяснить, где черти носят Марджелату.