Сестрица

Джеку пять. Он и Майрон играют у соседа. Папа отвел их сюда утром и сказал ждать его. Джек и Майрон — послушные дети. Они ждут папу, хотя за окном уже темно. Ребята дождались. Папа пришел за ними усталый, измотанный и счастливый. Джек не понимает этого: когда он настолько устает, он идет спать. На улице дождь и холодно. Мальчики жмутся к отцу. Он большой, и у него есть зонтик. Мама больна, она лежит в кровати и устало улыбается пришедшим детям. У нее на руках какой-то маленький сверток. Мама переглядывается с папой и подзывает Джека. В свертке ребенок; когда Джек приближается, девочка открывает пронзительные зеленые глаза и беззубо улыбается. Такая маленькая и чистая. Каул отвернулся от окна и оглядел кабинет. Он любил Алму, на самом деле любил. Но его сестра не создана для этого мира, она слишком чистая, слишком неземная. Джеку шесть, и он снова смотрит в глаза сестры. Она снова улыбается, уже показывая белые зубы. Маленькая, она не знает о жизни и жестокости этого мира. Джек не хочет, чтобы она узнала это от кого-то, кроме него. Он размахивается и отвешивает Алме пощечину. Изумрудные глаза сестры распахиваются, и она заходится в плаче. Вот так, да. Так она не сломается. Так этот мир не сгубит ее. Джек улыбается, а потом в комнату врываются родители. Каул хмурится и тянет руку к спине. Он не понимает, почему отец высек его тогда. Как он не смог понять, что маленький Джек спасал сестру? Джеку семь, и ему скучно. Шестилетний Майрон тянет его на улицу. Младший брат хочет играть: в догонялки, в прятки, во что угодно — лишь бы на улице, на свежем воздухе, с старшим братом, добрым и веселым, как воздушный шарик, прыгающий на веревочке. Джек не хочет играть. Он хочет к Алме, маленькой, беззащитной и такой доверчивой… Джек должен быть рядом, должен объяснить ей, что люди жестоки, что им нельзя доверять; что никому нельзя доверять. Алма не выдержит жизни в этом мире: она слишком добрая, слишком мягкая, ее сломают. Джек не допустит этого, он не хочет, чтобы его сестра плакала из-за посторонних вещей; пусть лучше плачет из-за него. Тогда она выживет. Тогда она не сломается. Тогда она будет готова. Каул улыбается. Ему не дали защитить сестру. Никто не понял его стремлений, они — глупцы! – считали, что она сильная. Идиоты! Алма хрупкая, как тюльпан, ее очень просто сломать, растоптать. Ничего… он получил власть, ему подчиняются тысячи людей — эти курицы имбрины называют их тварями, но твари здесь только они — его имя боятся произносить миллионы странных людей в Англии, Америке, Европе... он сможет теперь изолировать свою сестренку от этих ненормальных. Он еще не взял самых жестоких — например, Эсмерельду Зарянку и ее напарницу, мисс Коноплянку, Изабеллу Кукушку, «лучшую подругу» его сестры. Ничего, он подождет, как ждет уже вторую сотню лет, и Алма будет в безопасности с ним. Она не понимает его, глупышка, считает его садистом, маленькая, но она еще вырастет и будет ему благодарна. Не может быть иначе. Джеку восемь, и он живет в петле этих глупых куриц-имбрин. Курицы… А они и есть курицы — глупые, наглые птицы. Что директрисы, кичащиеся своей странностью, что дурочки-девчонки, вечно им поддакивающие. Он тоже может превращаться в сапсана, и что с того? Подумаешь, птицы. Джек оборачивается и смотрит на сестру. Она что-то рисует в тетрадке и, почувствовав его взгляд, поднимает голову и улыбается. - Привет, Джек. Нет, Джек не улыбнется ей и не поздоровается в ответ. Так она вырастет такой же, как эти куры за окном — напыщенной и глупой. Нет, он не допустит этого. Джек хмурится и огрызается. - Рисуй, курица! Брови Алмы ползут вверх — она, очевидно, не понимает, за что он с ней так. Что ж, тем лучше. Пусть привыкает к жестокости. Так она не удивится, когда столкнется с жестокостью и предательством. Он спасет ее. Каул на самом деле любит сестру. Очень любит. Но имбрины - не меняющиеся, видимо, всю жизнь — ни черта в этом не понимают. Глупые. Они старались изолировать его Алму от него, не зная, что это бесполезно — любая птица могла приблизиться к ней. А ведь он, в какой-то мере, тоже птица. Ха. Алме уже пять, а Джеку десять. Они все еще живут в академии имбрин и, судя по всему, не выберутся из нее никогда. Везет Алме — она полноценная имбрина и скоро — как скоро, когда вырастет — вылетит отсюда, вить свое собственное «гнёздышко». Ха! Нет, он, Джек, этого не допустит. Его сестра слабая и нежная, забота о детях — не ее удел. О ней самой должен кто-то позаботиться, подготовить к реальному миру. Он, Джек, похоже, единственный, кто собирается сделать это. Майрон слишком слабохарактерен, он не сможет. А имбринам и вовсе наплевать, похоже, что будет с их воспитанницами потом. Только бы ушли, да создали петлю, да воспитывали ораву обалдуев — какое дело до им до желаний девушек? Дети и птицы идут во двор — кто-то играть, кто-то учиться — и Алма идет с ними. Она сидит с имбринами и внимательно слушает. Он не может допустить, чтобы она слушала их, тогда она вырастет такой же. Нет, Джек не хочет этого. Он убегает от мисс Коноплянки и подкрадывается к сестре за кустами. - Ай! - ущипнутая сестра извивается и соскакивает с кресла, на котором сидела. Со слезами она оборачивается к кустам, но Джека там уже нет. Впрочем, она догадывается, не может не догадываться, кто это сделал с ней. Только один человек в петле настолько жесток. - Мисс Зарянка, Джек ущипнул меня! Кто-то стучится в дверь. Каул не злится на наглеца — воспоминания о сестре всегда приводят его в хорошее настроение. - Войдите! - кричит он гостю и садится за стол. Перед подчиненными стоит имитировать бурную деятельность, иначе они могут озлобится и поднять бунт. - Шеф, я командир пятого отряда. Вы поручили нам забрать у шестого отряда Эсмерельду Зарянку и вашу сестру. Мы уже привезли их. Какие будут дальнейшие ваши указания касательно этих двоих? - Значит, уже привезли их, Вольф? Быстро вы, однако… идите, вы свободны. Имбрин стоит поместить к их «сестрам», вам так не кажется? Да, пожалуй, поступим именно так. Идите, отправьте их к остальным. Хотя нет, стойте! Приведите ко мне мою сестру. Интересно, как она отреагировала на столь непривычный способ переезда? Алме восемь, а Джеку тринадцать. Джек понимает теперь, почему имбрины не готовят своих воспитанниц к реальному миру — реального мира не существует больше. Джек понимает даже, почему имбрины не готовят воспитанниц к странному миру — это бессмысленно, ибо единого странного мира тоже не существует. Каждая имбрина создает свой собственный мир, не зависимый от других, но вынужденный подчиняться вечным правилам, единым для всех странных миров. Такая ситуация не нравится Джеку, потому что сотни миров бессильны перед какой-либо угрозой. Это надо исправить, и он обращается за помощью к Майрону. Мальчишки слишком изобретательны. Они начинают мечтать и учиться лучше, потому что без базовых знаний они не смогут осуществить свою задумку. Джек выглядывает в окно и видит Алму. Он старается, но не может оградить ее от влияния этих куриц-директрис. Алма ускользает от него и тянется к ним, не понимая, что сама роет себе яму. Они ничего не могут ей дать, лишь убьют ее. Нет, Алма не виновата, виноваты они. Алма сидит на качелях и что-то обсуждает со своей «подругой», Изабеллой Кукушкой. Глупая. Эта «подруга» пообщается с ней и бросит, он пытался ей сказать, но она не слушала его. Нахамила, упрямая голова. Нет, он не сердится, просто обидно, что она не понимает, что он делает для нее. А ведь он старается. Ничего, однажды она поймет. Джеку пятнадцать, и он снова пытается отвадить сестру от имбрин. Вчера он поссорился с ней. Он побил ее, это хорошо — он на шаг ближе к цели. С каждой ссорой, с каждым ударом она становится сильнее. Глупая, она побежала к Кукушке — дурочке, как ее птица — ку-ку, ку-ку, - а та донесла старшим и влетело уже Джеку. Ничего, Джек вырастет, и Алма поймет его, и они вернутся и отомстят этим курицам, особенно Зарянке, Коноплянке и Кукушке. Да. Отомстят. И Майрон будет с ними — ведь семья должна быть вместе, заодно, верно? Родители бросили их, но они остались друг у друга. Он вернет Алму, и никакие имбрины не остановят его. Он станет Темным лордом — пусть, лишь бы Алма была при нем Темной леди. Снова раздается стук в дверь. Наверно, это привели Алму, пусть заходят. Алма, по-видимому, зла на него, - а иначе как объяснить этот холодный взгляд? Он не всегда такой, Каул знает это очень хорошо. - Здравствуй, сестричка, - протянул он, - как тебе переезд? - Какое тебе дело? - она, кажется, ни капли не удивлена. Наверняка думает, что он издевается. А, на самом деле, она не так уж далека от истины, он действительно над ней издевается. - Кажется, раньше тебя никогда не интересовали мои чувства. Нет, она ошибается. Ее чувства всегда его заботили. Просто она была слишком глупа, чтобы это заметить, впрочем, она все еще слишком глупа для этого. - Ну почему же… твоя персона всегда была интересна для меня, - он подходит к ней и проводит рукой по щеке. Она дергается от прикосновения, как от ледяной воды. Он ей омерзителен. Как мило. - Особенно, после общения с твоими детьми. Забавно. У нее не дрогнул ни один мускул на лице, зато в глазах полыхнул огонь такой ненависти, что Каул даже испугался на мгновение. Эта вспышка нее показалась ему, хоть через миг она была столь же спокойна, как у себя в петле за завтраком. Потрясающее умение держать себя в руках, потрясающая гордость. Если бы она была еще на его стороне… - Ты лжешь, - она улыбается, - мои дети мертвы. Она знает, что он не лжет; она знает, что лжет сейчас она сама. Это игра. Победивший сейчас будет иметь огромное преимущество в будущем. Каулу нужна эта победа, он еще не сломал ее, он еще не победил. Его шансы на победу ничтожно малы, хоть он и взял ее детей. Нет, этого мало; среди его племянников не хватает двух, самых лучших экземпляров. Захватить их, показать их ей — половина победы, доломать ее после этого — вся победа, и даже если он проиграет в войне, он победит в своей жизни, достигнет цели. - Ты ошибаешься, душа моя, - он наклоняется к ее лицу и выдыхает последние слова ей в ухо, - они живы, и ты это знаешь. Больше того, сестрица… - У меня нет брата, - она резко перебивает его. Глупая, она же знает, что последует за этим. Нет… она гений, она знает, что он хочет сказать, она знает, что это его шанс на победу, - поэтому она обрывает его. Она не хочет знать, потому что не выдержит знания. Он выпрямляется и отвешивает ей звонкую пощечину. Алма отшатывается от него: несколько дней голодовки и жары дали о себе знать. В ее глазах снова появляется то затравленное выражение. Джек только один раз его видел, и потому оно гораздо более ценно для него. Алме было тринадцать, и она уже вовсю избегала Джека. Он ничего особенного не делал пока, нет, публичные унижения и несколько пощечин — это ничего. Этого недостаточно. Алма оказалась более сильной, чем он предполагал, но это не страшно, он все равно доведет до конца своё дело. Алма не должна так жить, она слишком хорошая, слишком чистая. Алма сидит под деревом и читает. Издалека не видно, что за книга у нее в руках, но Джек уверен — это один из тех учебников, которыми обложилась его сестра после начала своего полноценного обучения. Она еще больше стала сближаться с имбринами, и Джек впервые подумал — а может, это и к лучшему? Вряд ли Алма станет глупой курицей, а если она в самом деле привяжется к ним… что ж, это еще один очень хороший способ причинить ей боль. Очень сильную боль. И тогда он будет очень благодарен этим идиоткам, которые позволили ему сломать сестру. Книги у имбрин действительно были хорошие, качественные. И, вероятно, действительно нравились Алме. А Алма нравилась имбринам, потому что аккуратно читала выданные книги. У него была очень, очень ответственная сестра. И очень глупая. Алме следовало понять, что с ее братом не стоит возвращаться в свою комнату в одиночку поздно. Но, видимо, его младшая сестра до сих пор не сообразила эту простую истину. А, следовательно, подкараулить ее, возвращающуюся из библиотеки с новой порцией книг — дело всего-навсего терпения и усидчивости. Алма почти прошла мимо него, когда ощутила толчок в спину. Упав с тихим вскриком, сестрица уронила все книги, и они со свистом покатились по коридору, все дальше и дальше… Разъяренная Алма поднялась на локтях и повернулась к нему. - Зачем ты это сделал? -Думаешь, я тебе отвечу… Сестричка? - он нарочно тянет последнее слово, она должна понять. Она понимает и стремительно бледнеет, Джек впервые видит ее такой: не разозленной, не удивленной, растерянной. Джек криво ухмыляется и наклоняется. Он аккуратно, двумя пальцами, поднимает книгу, брезгливо морщит нос и разглядывает ее со всех сторон… и резким движением отрывает переплет. Алма бледнеет еще больше, хотя казалось бы, дальше некуда, но пока Джек стоит так, с ее книгой в руке, с презрительно сморщенным лицом, она будет бледнеть и бледнеть, пока, возможно, не упадет в обморок. Джек наслаждается, искренне наслаждается, этим выражением безграничного ужаса на ее лице и рвет осиротевшие страницы пополам. - Я все расскажу имбринам, я все расскажу, - она захлебывается в тихом шепоте, тихом, потому что она, наверное, потеряла голос от ужаса. - Ты серьезно думаешь, что это может напугать меня? Глупенькая, я бы не советовал тебе рассказывать о том, что происходит сейчас, потому что ты же понимаешь, что с тобой будет тогда? - Джек счастлив, он тихо смеется, осознавая свою власть над Алмой, осознавая, что, возможно, это первый и последний раз, когда она полностью в его руках. - Тебе достанется больше, чем за порванную книжку. Она так и не выдала его тогда. Зря, возможно, сейчас бы все по-другому сложилось. А может быть, и нет. Каул отходит к окну и снова улыбается. - Твои детишки у меня. Ты знаешь это, сестрица; я знаю что ты знаешь. А еще я знаю, что ни за что не присоединишься ко мне. Верно же? - Каул оборачивается к ней, подходит, медленно, словно издевается, а он и правда издевается, и шепчет, - у тебя есть шанс… Каул смотрит ей в глаза, пытливо смотрит, и видит не ненависть, как он ожидает, а презрения. Он удивлен — почему она не ненавидит его? - но не показывает этого. Показать свое удивление - значит показать свою слабость. Сейчас война, их война, и слабость будет поражением. Он не может проиграть. Если он проиграет, то проиграет и Алма. Никто не имеет права ломать его сестру, кроме него. Каул злится, Алма ведет себя не так, неправильно. Он быстрым шагом приближается к столу и дергает за шнурок. Дежурная тварь стоит в дверях и трепещет перед ним. Его вид несколько приводит Каула в чувство. Но оставлять Алму с таким поведением нельзя. - Отведи мою сестру к ее… сестрам, и возвращайся сюда. Я дам еще кое-какие распоряжения о ней. Он уводит ее, и Каул долго смотрит им в след, а потом снова отходит к окну. Ему жаль сестру, но она потеряна для него навсегда. Она слишком преданна имбринам. Алма должна умереть, иначе она сломается. Он не успеет ее спасти, ее дети слишком близко. Значит, у него есть только один способ победить — убить ее. Алма ЛеФэй Сапсан должна умереть завтра утром. Но Каул все еще верит в удачу и сестру. Он правда не хочет ее убивать.