***
Вот только до письма дело дошло далеко не сразу. Сначала Вейзи до поздней ночи гонял помощника с бестолковыми поручениями, так что у Гая не нашлось времени на поездку в Шервуд. А вечером, когда в поместье привычным манером через окно просочился Робин, о письме тоже как-то не вспомнилось. Попросту вылетело из головы. Когда к тебе прижимается обнаженное и желанное тело, руки скользят по плечам и спине, губы и язык выписывают узоры на груди, совсем не до того. Уже позднее, когда они валялись в обнимку, расслабленные и удовлетворенные, засыпающий Гай вспомнил. — Проклятье, совсем забыл. Тебе же послание от королевы. — Какое послание? — Да нашли покойника на дороге, у него при себе письмо было, — пояснил Гай. — Ну, кому еще в графстве может писать Элеонора? Не Вейзи же. — И то верно, — улыбнулся Робин, свешиваясь с кровати и копаясь в вещах, которые были свалены кучей. — В куртке посмотри. — Ага, нашел, — Робин достал послание, сломал печать, пробежал глазами первые строчки. После чего отстранился, собираясь вылезать из постели. — Что-то важное? — Гай нехотя разжал объятья. — Еще не знаю, — Робин встал, накинул на плечи рубаху и устроился возле очага, напряженно всматриваясь в письмо. Лицо у него переменилось. — Сложности? — Гай потянулся, чтобы тоже встать. Обеспокоенное и даже какое-то растерянное лицо Робина ему очень не нравилось. — Нет. Ничего серьезного. Просто подумать надо, — покачал головой тот, снова прикипая взглядом к пергаменту.***
Нельзя сказать, что Робин совсем не ждал этого. Он предполагал такую вероятность, хотя всерьез и не рассматривал. Но вот случилось. И у него в руках письмо королевы-матери, змеятся строчки по пергаменту: "Вильгельм при смерти... немедленно выезжай..." Вильгельм Лев, король Шотландии. И он, входящий в первую тройку наследников. Не первый, но при поддержке Элеоноры вполне может им стать. Чего королева и добивается — посадить на трон сопредельного, еще недавно вассального государства, верного человека. С точки зрения политики очень разумный ход. Элеонора никогда и не скрывала, что Робин ее интересует, и она оказывает ему покровительство не только как верному вассалу Ричарда, но и как возможному претенденту на шотландский престол. И еще полгода назад он, не задумываясь, бросился бы выполнять поручение королевы. И включился в гонку за тем заветным для многих призом, название которому — корона. Вот только... Робин отвел взгляд от текста и посмотрел на сонного Гая. Странная, немыслимая связь между теми, кого все считали врагами, но которые уже перестали ими быть. Робин сам не мог бы объяснить, как так получилось и с чего все началось. Может, еще с первой встречи в маноре, когда их взгляды скрестились, подобно клинкам, и оба притворялись, будто видят друг друга впервые. Может, с очередной драки, когда каждый словно пытался кулаками вбить другому в глотку и резкие слова, и детские обиды. Или когда вместо удара Гай протянул руку и погладил его по щеке, а после отпрянул, как от прокаженного. Или с того, что Робин кинулся следом, а не покрутил пальцем у виска. А может.... — Гуд, отстань! — Нет! — Почему? — Хочу знать, что это было. — А тебе-то зачем? — Надо! Просто так получилось. Нелегко и далеко не сразу. Робину это напоминало попытки приручить дикого зверя, который то ластился, то шарахался и избегал его, делая вид, будто ничего не происходит. То прогонял, то приходил сам. Пока это не вошло в их жизнь настолько прочно, что представить, как может быть иначе, уже не получалось. С Гаем было спокойно, уютно. С ним можно было не притворяться и откровенно беседовать как о последнем урожае, так и о сражениях в Святой земле, иногда являвшихся в ночных кошмарах. На него можно было опереться. С ним можно было не пытаться держать лицо, а быть собой. Просто быть. Вот только... — Убирайся! — Гай, пожалуйста. — Я сказал, убирайся. — Гай, ну что не так? — Не так?! — Гай сгребает его за грудки и практически рычит. — Я не один из твоих людей. И не твоя собственность! Ясно? Никогда не смей решать за меня! Он ослабляет хватку, отворачивается. Робин подходит, обнимает сзади за плечи, тихо шепчет: — Прости. — А те слухи, что ходят про Ричарда... — Гай, а тебе-то зачем знать? — Любопытно. — Ревнуешь или интересуешься? — Точно не интересуюсь! И никогда бы не заинтересовался. — Несмотря на то, что он король? — Именно потому, что король. — А если бы королем был я? — Тогда бы у нас ничего не было. — Даже при том, что это был бы я? — Даже при том. Я буду с кем-то только на равных. Я ведь потому так долго... — Что? — Ты граф, этого уже много. — Сейчас я разбойник и вне закона. — Но рано или поздно ты вернешь себе свое, а я так и останусь безземельным рыцарем. — Это ведь ничего не меняет. — Для меня меняет. Я слишком долго добивался положения сам. Не хочу, чтобы считали, будто я обязан чьему-то покровительству. Будь ты обычным рыцарем, было бы гораздо проще. — Ты как разговариваешь со своим сюзереном! — Ты мне не сюзерен! — Твой отец был вассалом моего! — Но я тебе оммаж не приносил. И никогда не принесу. — Гай! — Сюзерену служат. Даже если спят с ним. Любить можно только равного. Политическая интрига с очень высокими ставками. Давно предусмотренная и распланированная. Элеонора рассчитывает на него. Вот только выполнить приказ королевы-матери означает... Робин все смотрел на Гая. Даже во сне тот напоминал хищного зверя: красивый, опасный и... гордый. Слишком гордый. Он никогда не смирится с ролью королевского фаворита. Любовник или корона? Гай завозился, открыл глаза, откинул одеяло. — Иди сюда. Мне без тебя не спится. Письмо полетело в камин. Робин дождался, пока оно сгорит, поворошил палкой угли, глядя, как рассыпается обуглившийся пергамент. — Говоришь, курьер погиб? — Да. Похоже, свернул шею, упав с лошади. — Хорошо. — Так что было в письме? — Не было никакого письма, — Робин забрался в постель, обнял Гая. — Курьер погиб. Я этого письма никогда не получал.