***
– Да, я на Зеленом мосту, у меня тут встреча. Нет, приходить не надо, это по работе. Детей забрать не успею… Не знаю, когда вернусь. Пока-пока, люблю! – Сергей закурил, облокотился на чугунные кружевные перила. Вот дерьмо! Приходить счастливым домой невыносимо, и также невыносимо этот дом потерять. – Не найдется ли сигаретка для бывшего интеллигента? Сергей обернулся: – Почему бы и нет, держи! – он протянул сигарету, щёлкнул зажигалкой. Прыгающий огонь никак не попадал по трясущейся сигарете в руках бомжа. Тот блаженно закурил, подставил моросившему дождю запекшееся лицо в ссадинах, и сипло задекламировал: Убивали любовь, убивали в четыре руки, Били с разных сторон, состязаясь в сноровке и силе. Им шептала любовь: «Ах, какие же вы дураки!» Но они ей в ответ за ударом удар наносили. Сергей жадно вглядывался в бомжа, на вид тот был полной ему противоположностью. Сергей был высок и строен, одет в элегантное пальто, свежевыбрит, вокруг шеи артистически небрежно закручен бирюзовый шарф, в волосах начала проступать благородная седина. А тот – приземистый мужик, нечистая борода всклокочена, волосы пучками, вонючее тряпьё было одеждой разве что год назад. Выделялись только ясные прозрачные глаза, будто принадлежали они не бомжу, а кому-то другому, молодому и мудрому. «Да ему лет, наверное, примерно как мне», – подумал Сергей. Год назад он справил сорокалетие, а по ощущениям как будто бы умер. – Я ведь не всегда такой был. Водка, чтоб её, дрянь такая, окрутила. – А было что терять? Бомж полез за пазуху, отворачивая как щелуху лука одну одежу за другой. Сергей пожалел, что спросил, и стал глядеть в мокрый асфальт. Его собеседник переминался с ноги на ногу, из драных кроссовок фонтанчиками выхлюпывала вода. Сергей подумал, что обещали заморозки. – Вот, – бомж протягивал замызганный целлофановый пакет, внутри виднелась фотография, то ли мальчишки, то ли девчонки коротко стриженой. – Пойду я, – Сергей выбросил бычок в Мойку. – Слышь, а ещё сигаретку-то дай бывшему интеллигенту. Сергей достал пачку, не глядя сунул бездомному и пошел прочь.***
Вода такая тёмная, почти чёрная. Вот бы нырнуть туда и плавать с чёрными страшными привидениями, а кто ещё может жить там, на мутном дне Мойки, как с китами, и чувствовать ничего. Глупое сердце, не бейся. Все мы обмануты счастьем, Нищий лишь просит участья... Глупое сердце, не бейся. Вдали в толпе затерялся бирюзовый шарф мужа, она поглядела на бездомного, который привалился на лёгкие чугунные перила, смотрел в воду, курил и читал стихи. Как будто и не было этой отталкивающей оболочки. Он повернул к ней мокрое лицо, её взгляд встретился с ясным взглядом светло-голубых глаз, так неуместных на лице бомжа. – Вы хотя бы плакать можете, – она протянула ему бумажный платочек. – Это дождь, – он утёр грязным рукавом лицо. Они молча смотрели на воду – изящная женщина с тонкими запястьями и отталкивающее чудовище. – Вот, возьмите, – он спохватился, протянул ей пачку сигарет. – Спасибо, я не курю, – она посмотрела на часы, пора забирать детей. – Меня ждут. Она прошла несколько шагов в сторону метро, оглянулась: – Меня ждут. – ускорила шаг, почти побежала. – Ждут же, ждут. Меня ждут! Впервые за год она счастливо засмеялась.