Ради благой цели

«Оби-Ван говорил, что мастер Тийн может читать мысли», — лихорадочно крутится в голове Скайуокера, пока тот пытается отстегнуть заевший ремень в кабине своего истребителя. И, возможно, в другой ситуации Энакин бы искренне порадовался за иктотчи или равнодушно пожал бы плечами — телепатия и телепатия, мастер Ранцизис вон был знаменит своими навыками «боевой медитации», а мастер Фисто обладал повышенными эмпатическими способностями благодаря своим лекку — но сейчас, когда перед глазами упорно стоит образ красавицы Падме в роскошном платье, в котором он увидел её вчера на очередном собрании Сената, Скайуокер может только зажмурить веки плотнее и упрямо затрясти головой, стараясь избавиться от компрометирующих его картинок. Сэси Тийн, только что покинувший свой собственный звездолёт, твёрдым шагом направляется к шаттлу Энакина. Иктотчи хочет выразить юному Избранному свою благодарность за удачный манёвр в сегодняшнем сражении — заложив мёртвую петлю, Энакин на излёте метко попал по особо настырному «стервятнику», увязавшемуся хвостом за Тийном. Однако чем ближе он подходит, тем явственнее его накрывает тонким облаком смятения, расползающимся от замешкавшегося в кабине джедая. Приглядевшись, магистр видит и причину задержки — ремень, пристегивавший пилота к креслу, заклинило в страховочной пряжке, а Скайуокер, не замечая этого, терзает ни в чём не повинную кнопку фиксатора. Сэси тут же истолковывает смятение Энакина как результат его неловкого положения и добродушно улыбается про себя: «И с суровыми Избранными такое случается». Стараясь не выдать того, что сложившаяся ситуация его искренне забавляет, иктотчи принимает максимально серьёзный вид и, облокотившись на край открытой кабины «эфирной феи», произносит: — Нужна помощь, Скайуокер? Образ Падме, как назло, пропадать не торопится — наоборот, картинка в кудрявой голове Энакина становится чётче, а одежды на утонченной фигуре девушки каким-то непостижимым образом остаётся меньше. Мастер Тийн уже совсем близко — ещё пару шагов, и даже без всякого чтения мыслей иктотчи сделает все нужные выводы с одного взгляда на его покрасневшие щёки и уши. «Сосредоточься на чём-то одном в поле твоего зрения и освободи разум от всего, кроме этого предмета», — мелькают в сознании слова Оби-Вана, который когда-то пытался обучить Скайуокера противостоять чужим ментальным атакам. Учитель, конечно, имел в виду возможный сепаратистский плен, и Энакин тогда только мысленно закатил глаза — пусть только попробуют взять его, Энакина, в заложники! Но сейчас этот совет оказывается как нельзя кстати. Он оглядывается по сторонам — приборная панель, штурвал, гашетки, стены ангара… мастер Тийн. Энакин и не заметил, как тот наклонился к нему, невольно закрывая собой все остальные варианты. Выбора не остается. Скайуокер впивается глазами в джедая так, будто бы хочет проглотить его целиком. Волна лёгкого смятения, которая до этого момента едва заметно стучала в затылок иктотчи, вдруг резко усиливается, став настолько отчётливой, что Сэси удивлённо моргает. Перемена в эмоциональном поле Скайуокера поразительно неожиданная, и мастер-джедай не может удержаться. Обычно у него нет привычки копаться в головах других без особой необходимости — он уважает чужое личное пространство, но любопытство на этот раз упорно подталкивает его переступить черту. Иктотчи вздыхает, сдаваясь, и пытается как можно незаметнее нырнуть в сознание молодого человека. Чужой интерес к своим мыслям Энакин чувствует сразу же — такое лёгкое щекочущее ощущение в висках, словно мастер Тийн незримо прикасается пальцами к его голове, аккуратно надавливая с обеих сторон. Скайуокер упрямо стискивает зубы и одним огромным усилием воли запихивает полураздетую Падме как можно глубже. Он не хочет этого делать, но иктотчи сам не оставляет ему выбора. «Мастер Тийн, мастер Тийн, мастер Тийн», — повторяет он про себя, как мантру, одновременно с этим выхватывая взглядом отдельные детали — то, как иктотчи прищуривает глаза, продавливая блок, как крепче сжимается его широкая, массивная ладонь на борту кабины его звездолёта… — Всё хорошо, мастер Тийн. Сломанный фиксатор — ерунда, я сейчас разберусь сам, — неловкая пауза затягивается, и Энакин наконец вспоминает, что иктотчи задал ему вопрос. — Фиксатор в порядке, Скайуокер, — спокойно возражает тот, постукивая пальцами по дюраниевой поверхности истребителя. — У тебя страховочный элемент не открылся. Спокоен, однако, мастер Тийн остается только снаружи. Сознание Скайуокера, обычно гладкое и ровное, как ледяная корка замёрзшего озера, сейчас больше напоминает весеннюю реку — тонкие ментальные щиты трещат по швам, и Сэси явственно ощущает, как где-то под напускным спокойствием бушует целый шторм мыслей, закручивающихся пенистыми водоворотами и с грохотом разбивающихся о едва сдерживающий их ледяной купол. Изрядно подивившись такой перемене, но списав это на эмоциональную встряску после битвы, иктотчи, охваченный вдруг странным предчувствием, передумывает и хочет оставить эту затею, как вдруг звук его собственного имени, прорвавшийся сквозь ближайшую трещину во льду, заставляет его замереть на месте. Прозвучав один раз, он эхом рассыпается по всему ментальному полю, вплетаясь в тонкие потоки Силы, а затем раздается ещё раз, и ещё, с каждым разом всё торопливей и громче. — Страховочный элемент? — Скайуокер не сразу понял, о чём говорил мастер Тийн. — Ах да, страховочный! Он судорожно хватается за пряжку ремня, пытаясь распутать узел. Едва не попался. Едва не попался, а иктотчи всё не отступал. Он должен любой ценой сохранить их с Падме секрет, но как, если этот джедайский телепат напирает гораздо сильнее, чем то могут выдержать его застигнутые врасплох щиты? Энакин дергает ремень ещё отчаяннее. Нежные, тонкие руки Падме, ласкающие его лицо… Шуршащее платье, игриво сползающее с округлого плеча… Бледные руки Падме, такие непохожие на кирпично-красные шершавые ладони мастера Тийна… У иктотчи непропорционально крупные конечности, внушающие даже уважительный страх перед тем, что эти руки могут сделать, если приложить немного грубой силы… Скайуокер решительно цепляется за эту мысль, усиленно проецируя подменённые образы в своё сознание, словно пытаясь разом закрыть ими все многочисленные дыры готового вот-вот рухнуть ментального щита. Сложная пышная причёска сенатора Амидалы, украшенная многочисленными лентами, золотыми и серебряными заколками, шпильками, сверкающими драгоценными камешками на концах… Опущенные вниз массивные загнутые рога иктотчи, что удивительно — такого же цвета, как и волосы девушки… Маленькие ручки Падме, ловко разбирающиеся с многочисленными складками его одежды… Огромные руки мастера Тийна, открепляющие страховочную пряжку и легко подхватывающие его за плечи, доставая из кабины пилота… На ум приходит только один способ, который может если не вытащить его самого, то хотя бы спасти сенатора Амидалу и их общую тайну. А ради Падме Энакин готов на всё. — Энакин? — иктотчи звучит удивленно, но не отдёргивает ладонь. Лёд под ногами Сэси угрожающе скрипит, готовый вот-вот сломаться. Видя тщетные попытки Скайуокера освободиться, мастер-джедай решает помочь ему, выпутывая парня из ремней и поднимая в воздух. Энакин же смотрит на него каким-то пустым, невидящим взглядом, и вдруг поворачивает голову вбок, чтобы потереться щекой о пальцы иктотчи. Мастер Тийн настолько этим поражён, что не сопротивляется — так и остается держать Избранного на руках в пустом ангаре Храма, балансируя между реальностью и всё отчётливее кричащей десятками неразборчивых голосов ментальной связи. Самое время остановить его, разорвать контакт, но теперь уже сам Сэси не может этого сделать — каким-то неведомым ему образом Скайуокер перехватывает инициативу, и теперь тонким льдом крошится уже ментальный щит самого иктотчи, пока мысли Энакина запускают свои щупальца ему в голову. И одновременно с этим, Скайуокер обхватывает пальцами рога мастера-джедая, удерживая его рядом. — Энакин… — собирая последние остатки самообладания, пытается возразить иктотчи. — Сэси, — уверенно отвечает Скайуокер, поглаживая скол его правого, обломанного рога. Имя Тийна, такое мягкое и несоответствующее его грозной внешности, звучит непозволительно нежно и вопиюще неправильно. Но все остатки мыслей о неправильности, как и последние опоры, в один миг обращаются в прах вместе с легким прикосновением тёплых обветренных губ. Закрыв глаза, Энакин представляет Падме — её пухлые, почти что детские губы цвета дорогого выдержанного набуанского вина, которое они пьют вдвоём в те редкие минуты, когда выпадает возможность побыть наедине. Именно ради Падме он сейчас делает то, что делает — ни больше, ни меньше. Скайуокер знает сам, каким внутренним потрясением для такого правильного и сдержанного джедая, как мастер Тийн, обернется даже один-единственный поцелуй — в конце-концов, когда-то давным-давно один-единственный поцелуй Падме заставил весь мир Энакина перевернуться с ног на голову и стремительно рухнуть в самые недра бескрайнего космоса, где брезжила одна-единственная звезда, затмевая все остальные — хрупкая набуанская девушка со стальным характером. Сейчас он уже не боится никаких телепатических полей — легко пробравшись под рухнувшие щиты иктотчи, Скайуокер с холодным удовлетворением ощущает целую гамму противоречивых эмоций. Ему даже немного жалко мастера Тийна, но он твёрдо убеждает себя в том, что это была необходимая жертва во имя его собственной любви к сенатору Амидале. Энакин ловко обвивает шею мужчины, и его ухо обдает жаркий, вкрадчивый шёпот Избранного: — Ты ведь никому не расскажешь, Сэси? Хороший джедай не должен лгать. Но именно это делает Энакин раз за разом — без зазрения совести играет на чувствах других. И сейчас, с ещё одним поцелуем приникая к растерянному, беззащитному перед его внезапным вторжением мастеру Тийну, он хочет верить, что всё это — ради благой цели.