что рисуешь?

      Субину нравится это место. Он любит сбегать сюда по ночам, когда на улицах уже никого нет (а тут и подавно), когда его путь освещают только горящие вывески магазинов, когда в наушниках гремит Трой Сиван, а сильный ветер бьет в лицо, даже не давая вздохнуть.       Он всегда крутит педали велосипеда так быстро, что к концу пути ноги немеют, но это единственный способ добраться до закрытой библиотеки быстрее. Единственный способ больше чихать от пыли и пробегаться горящими глазами по строкам. Субину нравятся такие ночи, когда родители думают, что он спит или, к примеру, играет в «дурацкие компьютерные игры», когда они же качают головой в неодобрении, стоит им зайти в двенадцать часов дня в его комнату, а их сын всё ещё дрыхнет.       — Лучше бы книжки читал, — бросил как-то его отец.       Скажи им Субин о своих похождениях, они бы закрыли его на замок, а к окнам приделали решетку, потому что мал еще по ночам гулять, да и нарушение закона всё это — раскрывать не закрытое окно старого здания и сидеть там, как маньяк.       Парень привычно отряхивает шорты, бросает взгляд на царапину на колене, появившуюся минутой раннее, потому что он (как всегда) зацепился об шляпку гвоздика и проехался по ней ногой, а потом медленными и осторожными шагами бредет к одному из стеллажей.       Библиотека закрыта около десяти лет, и, понятное дело, тут пыльно, временами даже сыро, потому что старая крыша уже протекает, но Субину это нравится. Здесь дышится легче. Он уже целый месяц летних каникул сюда ездит, светит небольшим карманным фонариком и вздрагивает каждый раз, стоит какой-нибудь ветке коснуться окна.       Сначала ему хотелось брать книги домой, а потом возвращать, хотя надобности не было, всё равно никто не посещал это место. Потом смекнул, что ощущения совсем не те. Ему нравится ехать обратно домой с рассветом, слушать какую-нибудь песню на почти разряженном плеере и думать о том, что же случится с главными героями в следующей главе.       Он никогда не был одинок, поэтому искал одиночество сам, потому что душа требовала, уставала от постоянного контакта с людьми, хотелось тишины и покоя.       Субин останавливается как вкопанный.       На подоконнике, опираясь о стену, сидит какой-то парень, благо, спиной к Чхве. Его колени согнуты, и на них лежит что-то, похожее на блокнот. В темноте ночи так и не разглядишь толком.       У него нет фонарика, зато есть слабо светящийся телефон, а если прислушаться, то, скорее всего, еще и наушники, потому что слышны какие-то отголоски песни. Его волосы темные, а руки худые-худые, словно тросточки. Парень сидит в джинсах и футболке, явно что-то рисует, тонкая кисть дергается от штрихов.       Первое, что Субин чувствует, это непонимание того, что же этот парень здесь забыл.       Второе, это какая-то фальшивая и детская злость, потому что эй, это его место вообще-то!       Ну, а третье… Он не может оторвать взгляда от качающейся вперед-назад головы с чуть взъерошенными волосами и легких постукиваний ногой об подоконник.       Помнится ему, что ещё вчера он сам так сидел.       Даже не знает, что ему следует сделать — благополучно «смыться», или дать о себе знать, потому что эй, это его место вообще-то! Выбирает второе, но немного с другой формулировкой.       Боится спугнуть, поэтому решает, что самое лучшее решение — это подать о себе знак с помощью фонарика, что, конечно же, и делает, только вот тот парень, увидев свет, вздрагивает и резко оборачивается. В его руках карандаш перестает дергаться, останавливаясь в каком-то странном положении.       Он снимает оба наушника и присаживается на подоконник, только теперь уже свесив ноги и опираясь о само стекло.       — Кто ты? — тут же спрашивает Субин и делает шаг к парню, который молча следит за ним. Тот не отвечает, только поворачивает голову вправо и поджимает губы. — Эй?       — Извините… — говорит тот парень на английском и хмурится.       Чхве, который знает только, как сказать «я в порядке» и спросить «как твои дела», немного теряется. Безусловно, он понял, что тот сказал, не такой же дурак.       — Кто ты? — и всё равно повторяет вопрос громче, сводит брови к переносице. Мало ли парень его разыгрывает. — Окей. Кто ты? — и переспрашивает на английском, при этом пару раз прокрутив в голове все песни, в которых была эта строчка.       — О, я Ёнджун, — а тот выдыхает с облегчением и даже немного улыбается. Ему приходилось разговаривать с людьми в Корее на английском, потому что корейский он знает на уровне даже меньше, чем у годовалого ребенка. — А ты?       Странно, но Субин понимает его сразу.       — Субин. Что ты делаешь здесь?       И сам поражается, как легко у него выходит говорить на другом языке.       Вернее, так кажется только ему.       Ёнджун, хоть и не понял ничерта, не переспрашивает, улавливает суть не сразу. Разумеется, он примерно знает, о чем говорят ему люди, в чью страну он приехал после пятнадцати лет отсутствия, но за первые три дня, проведенные здесь, совершенно ничего не запомнил.       — Я… — запинается, не зная, что сказать. — Рисую?       — Рисуешь? — Субин только сейчас замечает, что волосы Ёнджуна не просто темные. Они синие, немного непослушные и постоянно спадают на лоб. Это видно по отточенным движениям руки, ладонь которой всё время их отбрасывает назад.       — Да. А ты?       — Ну, я читаю здесь.       — Подожди, читаешь? — Ёнджуну нравится ломанный английский парня, стоящего напротив. Это, скорее, даже умиляет. У него длинные ноги, а с коленки стекает что-то, похожее на кровь и заставляющее неприятно поморщиться. На его руке электронные часы и парочка странных браслетов из ниток, взгляд добрый, несмотря на то, что он хмурится последнюю минуту.       Судя по тому, как округлились глаза Чхве, Субин сначала подумал, что сказанул что-то не то, хотя был уверен насчет своего английского.       — Э… да? — и даже больше спрашивает, чем утверждает.       Этот язык такой сложный.       — Я думал, я здесь один, — бормочет Ёнджун и улыбается, глядя на то, как задумчиво тот опускает взгляд, явно пытаясь перевести сказанные ему слова.       — Что, прости? — переспрашивает на своём родном, потом понимает, что, скорее всего, его не поняли, уже открывает рот, но вытянутая ладонь синеволосого его останавливает.       — Я думал, — показывает на себя, — что здесь, — и обводит рукой небольшое помещение с взгроможденными рядом друг с другом стеллажами, — один, — и показывает один палец.       До Субина доходит не сразу. Он вдруг начинает улыбаться и почему-то кивать головой. Подходит к подоконнику и быстро взбирается на него, садясь рядом с Ёнджуном. Тот поджимает губы, и оба смотрят вперед. Туда, где стоит старый, почти развалившийся от сырости стол, за которым раньше, возможно, сидели библиотекари.       — Что рисуешь? — спрашивает Чхве после долгого молчания. Им обоим комфортно, но это не кажется странным, скорее, чем-то обыденным и приятным.       — Эм… — мнется тот, не зная, как правильно ответить. Может быть, его новый знакомый его не поймет. Он ведь даже правильно вопрос составить не смог. Не то что бы Ёнджуна это напрягало, он ж сам ничегошеньки не понимал в корейском. — Держи.       И протягивает свой небольшой зеленый блокнот парню, которого видит впервые (и скорее всего вообще больше не увидит). Тот тоже удивляется, потому что все его друзья (!), которые умеют рисовать, тут же отнекиваются, если у них просишь посмотреть рисунки.       Субин осторожно переворачивает страницы, смотря на красивые цветы, выполненные простым карандашом. Пару раз замечает каких-то птиц, еще реже — портреты людей. Они выполнены будто в спешке, но от красоты даже захватывает дух, поэтому Чхве пальцами проходится по одной странице, на которой виднеется не то роза, не то другой цветок. Ему не дано различать это.       И такое ощущение, что ему вообще ничего не дано.       — Красиво, — улыбается и поворачивается к Ёнджуну, который делает то же самое и пожимает плечами. Субин не уверен, что сказал правильно, может он вообще буркнул существительное, может, прилагательное.       Ему язык этот в школе плохо давался.       — Спасибо, — на корявом корейском говорит синеволосый и забирает блокнот обратно, потом открывает его на той странице, где были изображены те цветы, что особо приглянулись его знакомому, и вырывает её под удивленный взгляд. — Держи.       — Ого, спасибо.       Забирает страницу, бережно складывает пополам и засовывает в карман шортов.       В воздухе пахнет сыростью и пылью, где-то за окном атмосферно стрекочут кузнечики, а парни всё ещё играют в молчанку.