Lonely star

      Онемевшими от холода пальцами (а ведь Сяо Синчэнь специально дарила тёплые перчатки, но нет, мы же самые умные, зачем нам перчатки в минус девятнадцать) у Сюэ Яна не сразу получается из крупной связки ключей выбрать нужный, не говоря уже о точном попадании в скважину. Дверь на одном из верхних этажей, пока он отпирает замок, хлопает, закрываясь, и по подъезду прокатывается собачий лай — мальчик из восемьдесят третьей собирается идти выгуливать своего самоеда (Снежка, кажется). Не дожидаясь, когда он спустится, чтобы лишний раз не перебрасываться дежурными фразами, Сюэ Ян ныряет в тёмную прихожую и запирает дверь изнутри.       Взвизгивает молния куртки. По коридору, словно бы в ответ, шоркают мягкие тапочки-панды. Так тихо-тихо. И ужасно по-домашнему. Сюэ Чэнмэй отставляет в сторону полусапоги на шнуровке и поднимает взгляд на опирающуюся плечом о стену Сяо Синчэнь. Свет из арочного прохода на кухню за её спиной льется мягко, очерчивая фигуру девушки, как ореол святой.       Нет, неправильно.       Без «как». — Ты не брал перчатки? — выдыхает Сяо Синчэнь, трогательно улыбаясь, и парень, фыркнув, прячет горящие руки в бездонные карманы брюк. — Холодно же.       Синчэнь стоит в квадрате света, когда как Сюэ Ян остается в непроглядной темноте. Он — чёрный кот в чёрной комнате — цепким взглядом изучает девушку в домашних бриджах, большой (бывшей когда-то его) футболке и белой шали, накинутой поверх плеч. Сюэ Ян так бы и продолжил стоять, если бы Сяо Синчэнь не сделала несколько легких шагов навстречу, взяла одну его ладонь в две свои — маленькие, горячие — и потянула за собой. К свету.       К светлой кухне, где шумит вручением какой-то музыкальной премии телевизор, горит старенький торшер и слышно, как где-то за стеной ругаются соседи. Чайник медленно остывает на плите, на столе дымятся горячим чаем две чашки — одна, та, что поменьше, расписана изящными цветами, в то время как на второй, жёлто-черной, отчётливо виднелась символика группы «Nirvana», — а рядом с ними, в плетеной вазочке, лежат две упаковки разных печений и с дюжину шоколадных конфет.       Сюэ Ян моет руки прямо на кухне, обтирая о грубую ткань висящего рядом полотенца, и обнимает Сяо Синчэнь со спины, пока она, привстав на цыпочки, тянется к сахарнице на верхней полке. Руки вокруг талии удерживают крепко, отчего девушке приходится опуститься, позволив Сюэ Яну уткнуться носом ей в макушку и самому достать жестяную коробочку.       Сахарница разбита на два отделения — с обычным сахаром и с сахаром с корицей. Второй больше любит Сяо Синчэнь и иногда (для более насыщенного вкуса) добавляет его в кофе.       Телевизор смолкает. Гаснет торшер. Свет — только из окна. Фонарь напротив дома, мигающий и гаснущий на пару секунд с интервалом на каждые минут десять-пятнадцать.       Тепло.       Тепло от батарей с журчащей водой. Тепло от дымящейся чашки сладкого чая. Тепло объятий. Тепло дыхания. Тепло переплетённых пальцев.       Когда Сюэ Ян рассказывает очередную нелепую историю, Сяо Синчэнь прячет растянутые в улыбке губы за нагревшейся чашкой, вместо того чтобы засмеяться в голос. В ответ она говорит, что у Яна невероятный талант — куда бы он ни пришел, там обязательно что-нибудь случится, и парень не может не согласиться. Кружки быстро пустеют под незатейливый разговор.       Они перемещаются в такой же тёмный и тёплый зал. Сюэ Ян заваливает Сяо Синчэнь спиной на диван, мягко, с грацией дикой кошки опускаясь сверху. Головой Сюэ Чэнмэй ложится на горячую грудь, обхватывая руками вокруг талии — совсем не так, как любит делать это во время томных прелюдий, а ласково и немного устало. Синчэнь гладит его по голове, распуская туго затянутый хвост, и Сюэ Ян думает, что не заслужил её.       Не заслужил света её глаз, сияющих в них звезд — от Сириуса до Арктура, до Капеллы и до Регула. Не заслужил тепла её рук, тепла её тела и тепла её доброго сердца. Не заслужил её любви — любви самой светлой и прекрасной. Любви, которая не отвергла его, которая дала надежду, дала смысл жизни.       Сяо Синчэнь — смысл его жизни.       И он целует свой смысл в шею, прослеживая пульс. Опирается на руки, приподнимаясь выше, и горячо выдыхает в самое ухо, чтобы услышать, как откликнется — удивленно охнет — Синчэнь. — А-Ян, — она чуть отстраняется, глядя глаза в глаза. Так робко и немного потеряно. И сама тянется к его губам.       Сюэ Ян не смеет возражать — он готов на все для неё, — склоняется, целуя невесомо, так себе несвойственно. Сяо Синчэнь вплетает бледные (в лунном свете вся она кажется призраком) пальцы в его тёмные волосы, притягивая ближе к себе, и Чэнмэй срывается: придавливает всем телом, проталкивается языком, жарко вылизывая ей рот, доводя до глухо дрожащих стонов. Касается её везде, гладит шею, плечи, забирается руками под ту самую — свою — футболку, с нажимом ведет короткими ногтями по ребрам, просчитывая каждое: «Первое, второе, третье…» Он срывается на пятом. Начинать с самого начала кажется ужасно глупой затеей, когда прямо здесь — буквально в его руках — улыбающаяся Сяо Синчэнь.       Улыбающаяся губами, глазами и всей собой. Невероятная, прекрасная, самая-самая. Кажущаяся такой хрупкой, что Сюэ Ян боится сжать чуть крепче — вдруг развалится на тысячи хрустальных осколков?       Когда воздуха совсем перестаёт хватать, они отстраняются друг от друга, и Чэнмэй вновь падает головой на грудь девушки. Сяо Синчэнь готовится к какому-нибудь неожиданному выпаду с его стороны, но ничего не происходит: парень просто лежит, глубоко дыша и всё ещё поглаживая руками тонкую талию. Синчэнь вплетает пальцы в его волосы и мягко поглаживает, отчего Ян мурчит, подставляясь под ласку. — Спасибо, Синчэнь, — выдыхает он, привставая и снова касаясь губами открытой шеи. — За что? — недоумённо спрашивает та, но ответа не получает. Вместо него — ещё один поцелуй.