Да свершится!

Резко погасшее солнце — горный вечер вступил в свои права — сделало видимым Шрам, бледно-зеленоватый, стоящий над резко выделяющимися в небе пиками вершин. Вероятно, пройдет еще несколько недель, и от него не останется ничего, кроме картин и рассказов, все менее правдивых, все более украшенных в меру фантазии говорящего и желаний слушателей. Но пока Шрам еще блестел в лучах и прятал звезды — и пока еще все помнили, знали: Тедас стоял на краю, и только что отступил от него. На шаг. Знали и веселились. Там, внизу, в Тронном зале Скайхолда и замковом дворе: крики, песни, дудари и лютнисты, мимы и наемники — прошедший, длившийся месяцами ужас, вибрировавший в груди каждого, сейчас выходил, выдавливался наружу искренним весельем. Теперь все кончилось. Мало, кто помнил Убежище и такой же праздник, завершившийся разгромом и смертями, а те, кто помнили, знали: Корифей, магистр и оскверненный, враг Создателя и отступник — повержен карающей рукой светоча веры, Вестника Андрасте, и каждый гордился, что помогал в сем благородном деле. Отчего притуплялась горечь и радость становилась ярче. Он пошевелился за перилами, снова бросив взгляд на Шрам и проступающие звезды и устраиваясь поудобнее. Тедас отступил на шаг от бездны. Скроенный на живую руку Великий союз — распадался. Халамширалские договоренности — трон в обмен на лояльность — были забыты; Церковь вновь вспомнила о ереси и расколе: надо было выбирать Верховную Жрицу, и мало, кому хотелось питаться объедками со скайхолдского стола; смута в Тевинтере Южному Тедасу была не очень интересна, но Магистериум вспомнил о проскрипциях — и кто знает, какой крысиный король возвысится над рабами в рубищах и рабами в парче? Старкхэвен и Киркволл, Марка и Неварра — все, только переведя дыхание, немедленно вцепились друг в друга, чтобы успеть: раз мир трещит по швам и меняются границы, то справедливее облагодетельствовать своим просвещенным правлением соседа, нежели стенать под его игом… Он знал про камень и круги. И твердо решил разорвать один из них. В мире, где честь и верность сражаются между собой, а выгода и предательство правят бал, есть только один путь остаться собой — быть верным своей выгоде и предать ради чести. Убить и быть убитым. Не так ли, Великий герцог Гаспар, предавший верных себе шевалье ради трона и преданный Инквизицией ради спасения Тедаса? Тебе ли не знать этого сейчас, когда твои кости лежат в усыпальнице Вальмонтов, а безглазый череп скалится в закат над Вал Руайо… …- Всех!.. всех, кто будет с ним!.. Белое платье с алыми, влажными, тяжелыми разводами на лифе, скорченные, облитые багряным шелком пальцы, пытающиеся удержать уходящую с каждым вздохом жизнь из тощего девичьего тела. Спутанные страшными колтунами льняные волосы, лежащие на вспоротом от плеча до бедра мальчишечьем камзоле. Немая ненависть в тускнеющих глазах прославленного генерала, повергавшего врагов и не способного преступить присягу — как сейчас его пробитая болтами грудь не способна ни втянуть последнего глотка воздуха, ни выдохнуть последнего проклятья. …- Всех!.. Он вцепился зубами в жесткую кожу перчаток, хрустя эмалью по стальным бляшкам. Да, обманутый наследник и несостоявшийся государь, способный встряхнуть Империю, вернуть золото в ее маски и сталь в ее шелка — ты знал, что такое верность и честь, но предпочел забыть о своих словах, осудить на смерть и изгнание тех, кто был предан, и вот, сейчас, наконец, свершится круг и все обретет положенное по заслугам. И какая беда, что время прошло безвозвратно, многие, кто должен был жить — упокоились навек, а многие, кто должен был умереть, даже не родились на свет? Восторженные крики, приглушенные расстоянием и занавесями, взвились со двора: победители радовались, глядя на огненные полотнища, раскинутые магами среди звезд, и причудливых зверей, и драконов — прозрачных, созданных на миг и мигом следующим канувших в небытие, так, что каждому было понятно: твари и драконы, на которых они ходили еще недавно со стрелами и топорами, так же расточились, и больше не вернутся в их жизнь никогда! Слава Инквизиции! Слава Вестнику, Спасителю Тедаса!.. Он знал, насколько ложна такая уверенность. …- Кровь, Ренье!.. Ты должен принести кровь!.. Непроглядная каменная тьма, пронизанная шепотом сквозняков и гулом подземных ледяных рек, грязь и кислый запах скверны позади. Склянка с тягучей массой крови уродливого — он знал это! знал, но не видел — кошмара во плоти и Бича Создателя, бережно завернутая в платок, его будущее, его благословение, кара и смерть, падает на камни, бесполезная и бессильная, и опускаются руки, и подгибаются колени. Немая скорбь в промороженных смертью и горным дыханием глазах Стража, жертвовавшего и приносившего жертвы, жившего, чтобы умереть, и умиравшего ради жизни: он обрел то, что было его и так по праву, но время слепо и не соблюдает отмеренного — и теперь живое и мертвое должно поменяться местами, ибо честь и верность должны пребывать вечно, а выгода и предательство должны расточиться и кануть в небытие… …- Кровь, Ренье!.. Небытие имеет скверную привычку возвращать то, что в него ушло, и не важно, сколько дней, месяцев, лет или веков пройдет — былое вернется, чтобы свершиться вновь и воздать должное. Даже если та справедливость обернется сейчас беззаконием, в грядущем его назовут подвигом! Назовут, ибо что еще остается живущим, как не успокаивать себя мыслью о разумности и необходимости всего произошедшего? Что еще остается, как не оправдать пролитую тогда кровь нынешним расцветом? За гомоном и музыкой он услышал тяжелые и слегка неверные шаги. Да будет так! Да свершится справедливое и пресечется несправедливое! …- Клятва!.. Да обретет заслуженное всякий, кто сеет ложь и пожинает нечестие! Да воздаст Создатель всякому по делам его! …-Клятва, Ренье!.. Отливающий багрянцем кинжал с легким скрипом покинул ножны.