Все идет по плану

— Этот произвол властей пора остановить, — важно кивает. Выключает камеру. Устало вскидывает голову вверх. Это зашло слишком далеко. Алексей и рад бы играть в эту игру дальше с громкими речами и натянутой улыбкой, но сдерживаться становится все сложнее. Все труднее скрывать свои искренние чувства, когда Он впервые называет его имя. Алексей держится молодцом, но в душе ликует. Трясет от иллюзорного счастья что он не безразличен Ему. Что Он знает о его существовании, что думает о нем. Хоть иногда. Интересно, как часто Он думает о простом оппозиционере в клетчатой рубашке и с кризисом среднего возраста? А думает ли Он в нерабочее время? Думает ли, когда один? Совсем один. Алексей утыкается головой в подушку, зажимает рукой рот, чтобы не взвыть от сладостных мыслей. Боже, об этом и помыслить нельзя. Ну, а вдруг…? Рука произвольно, сама опускается ниже. Алексей прикрывает глаза. Черный пиджак из дорогой ткани. Шелковый галстук. Идеальная форма головы с идеальным отсутствием волос. Ах. На глаза накатываются слезы. Как прекрасен Его лик. Как прекрасны водянистые, близко посаженные глаза. А этот нос. Продолговатый, расширяющийся невообразимо широко к самому кончику. Если бы Алексей мог выбирать на что смотреть оставшуюсь жизнь, то он выбрал бы Его нос. Алексею стыдно. Люди отвернутся, люди проклянут, оплюют. Да и самому неловко, позорно, мерзко, но Алексей представляет как ему — главному оппозиционеру Руси, старческие пальцы властно, грубо запихивают шелковый, алый галстук в рот, и Алексей ускоряется. Трудно, так трудно удержаться, когда на конференции Он чуть поворачивает голову, и камера бесстыдно открывает ложбинку на шее, такую нежную, в клетчатом сплетении морщин, что Алексей скрещивает ноги под столом и давит возмущение на лице. Тяжело приблизиться к богу, когда ты жалкий, простой, восхищенный почитатель. Бабки — простые русские бабки затмевают тебя лозунгами. Затмевают футболками с Его ликом. Затмевают флагами. Легко затеряться среди этого, слиться. Но тебя никогда не заметят, не выделят. Ты — серая, пульсирующая масса с восхищенными лозунгами, футболками и флагами. Ничто. Другое дело — оппозиция. Полноценный антагонист. Соперник. Угроза. Насмешливый черт. Трикстер. Замечают. И все идет по плану. Но как же тяжело, невообразимо тяжело скрывать искренние чувства. Алексею кажется, что он никого никогда так не любил. Все юношеские влюбленности, семья, юные сладенькие девочки оппозиционерки — все меркнет перед Ним. Черные ботинки с острым концом. Алексей представляет, робко и смущенно, боясь собственных чувств, как черные ботинки с острым концом наступают на него. Как он опускает голову вниз, к самому полу, к черным ботинкам с острым концом, высовывает язык. ЛИЖЕТ. Облизывает, обсасывает, омывает идеальные черные ботинки. Ботинки с острым концом. Невыносимо терпеть эти муки! Боже, дай сил. Алексей в исступлении дрочит, неприкрыто, громко. Мысли о том, что кто-то может зайти, увидеть — улетучиваются. В голове только светлый, богоподобный Лик. Что там поцелуй. Лишь за одно случайное, небрежное прикосновение к себе, Алексей готов отдать все. Неловко, отчаянно. Пик близок, пик его успеха. Скоро, совсем скоро он придет к власти, а что дальше? Алексей закрывает глаза в нежном смятении, а в голове только ботинки, галстук, губы.