Игра вслепую

Я осмотрел своё воинство, гадая, как меня угораздило в это всё вляпаться. Гилвелин и не пыталась скрыть ехидной наглости, прямо-таки огромными буквами проступившей на её лице. Андорано, казалось, снова погрузился в размышления, перестав обращать на нас внимание. Обоим было — хоть и по разным причинам — совершенно плевать, у кого тут деньги и кто главный. Пора было менять положение дел. Если, конечно, я не собираюсь потакать их капризам всю дорогу. — А теперь послушайте меня, вы оба, — резко сказал я, поднимаясь. — Не знаю, во что вы тут играете, но пора возвращаться в реальность. Я зову вас не на весёлую прогулку по столичным улицам, если вы ещё не поняли. И ваши тайны перестали быть только вашими, слышите, Андорано? Он поднял на меня взгляд — затравленный, как у загнанного в ловушку дикого зверя. Я смотрел только на Андорано: сощурившись и приняв такой грозный вид, какой только смог выразить. На притихшую за моим плечом Гилвелин я не оборачивался, но и без того чувствовал, как она подобралась и насторожилась, наверняка даже уши прижала. Захотелось обернуться и посмотреть, прав ли я — что поделать, слабость у меня к эльфийским ушкам… Но сперва стоило дожать нашего таинственного уже не магистра. — Андорано, — уже мягче сказал я, подходя к нему почти вплотную (то есть, учитывая размеры комнаты, сделал аж полтора шага). — Андорано, мы не будем вас осуждать или презирать, поверьте. У каждого из нас за душой есть свои тайны и секреты, и порой неприглядные… Гилвелин за моей спиной громко и очень выразительно вздохнула: то ли я попал наугад и в неё тоже, то ли она, умница, слёту подхватила мою задумку и теперь взялась подыгрывать. Андорано покосился на неё, потом снова перевёл взгляд на меня. — Поймите, Андорано, мы очень рады вашему обществу, — ласково, как с напуганной лошадью, заговорил я, усевшись с ним рядом; поколебавшись, накрыл его нервные пальцы, теребящие подол камзола, своей ладонью. Он уставился на мою руку и, кажется, даже перестал дышать — но своей ладони не отнял. И это была важная победа. Невзрачное колечко на моём безымянном пальце тускло блеснуло. — Мы должны знать, что за сюрпризы готовит нам всем ваша магия, — продолжал я давить. — И быть готовыми — ради нас, вас, ради цели… — Я понял, Клавдий, — сказал он хрипло и как-то задушенно. — В конце концов… Да, вы правы, и потом… От того, что ещё двое будут знать, уже ничего не изменится… Я молчал, не мешая ему собираться с силами. Он уставился в пол, начисто забыв, что его рука всё ещё в цепкой хватке моих пальцев… Холодная рука, как у статуи, и почти нереально изящная — ну или костлявая, как у скелета, тут как посмотреть. Лично я предпочитал видеть во всём красоту. — Я родился с очень слабым магическим даром, — негромко сказал Андорано, не поднимая взгляда от пола. — Это для знатного альтмера… Ну не то чтобы позор, но… я привык к брезгливой жалости в глазах сородичей, научился с этим жить. Выбрал — ха, будто у меня был выбор! — путь теоретических исследований. Историк магии! Как я ни убеждал себя — но насколько же жалко это звучало! И звучит до сих пор. Когда другие легко творили эту самую магию — я изучал древние легенды… Но я думал, что смирился, и окунулся в айлейдистику с головой. С мёртвыми эльфами было куда проще… Я осмелился слегка погладить его пальцы — напряжённые, будто сведённые судорогой, и неподвижные. Не могу сказать, что я его понимал… Но что-то в его словах отозвалось и во мне. Он рос без магии — я рос без отца. Невелико дело, вроде бы — но те самые взгляды брезгливой жалости до сих пор кололи где-то под сердцем. И прежде чем я, тринадцатилетний оболтус, отрастил себе дублёную кожу и невосприимчивость к насмешкам — было поставлено немало синяков обидчикам и выплакано злых слёз в подушку. Кольцо на моём пальце молчало — впрочем, я и без подсказок не сомневался в его рассказе. — И что же произошло? — не выдержала Гилвелин. — Ты же не врал про то, что умеешь сейчас? Андорано вздрогнул, словно только сейчас заметив её присутствие. Его губы искривились, словно он собирался заплакать. — Увы, не врал, юная леди, — подтвердил он. — Как и про то, что достиг… определённых успехов в своей области. И, среди прочего, мне попались описания одного ритуала… Вы ведь не очень хорошо разбираетесь в айлейдской культуре? Кажется, он ждал от нас с Гилвелин ответа. Я пожал плечами: мои знания об айлейдах носили, скажем прямо, строго утилитарный характер. Где в их руинах бывают ловушки, как чаще всего расположены сокровищницы, почём на чёрном рынке велкиндские камни… Едва ли наш историк айлейдской магии одобрил бы такой подход. Судя по всему, Гилвелин придерживалась сходных с моими взглядов. — Так вот, текст, — продолжил Андорано, так и не дождавшись от нас ответа. — Фрагменты текста, которые сохранились, мне удалось расшифровать. Айлейды — интересный народ, и порой до конца не понимаешь, что переводишь: сакральные знания о мироустройстве или кулинарный рецепт. Речь в том тексте, что я переводил, шла о ритуале… Ритуале Звёздного обмена… Забавно, что в вашем языке так созвучны обмен и обман. И вот тут моё чутьё взвыло в полный голос. Я был почти уверен, что не желаю слушать продолжение его истории — этот случай явно был из тех, которые ёмко зовутся «меньше знаешь — крепче спишь». Но было поздно: Андорано, кажется, так устал молчать и держать всё в себе, что сейчас слова, поначалу сочащиеся из него по капле, хлынули неудержимым водопадом. Он оживился — горьким оживлением доведённого до края, — на впалых щеках вспыхнул румянец, глаза лихорадочно блестели… Я поймал себя на мысли, что любуюсь им таким — и это было совсем хреново. Только проблемы придурошного альтмера принимать близко к сердцу мне и не хватало сейчас! — Я решился, — почти с гордостью сказал он. — Ритуал, о котором шла речь, был безумен и по-своему прекрасен. Сплетались воедино аэдрические и даэдрические потоки, учитывался фокус звёзд, положение созвездий… Ничего, что нельзя было повторить. И я повторил. Он замолчал, снова стремительно погружаясь в задумчивость. — Так что за ритуал-то? — нетерпеливо спросила Гилвелин. — А, ритуал, — очнулся Андорано. — Он наделял прошедшего магическими способностями. А у мага — стократно усиливал дар. Айлейды придумали его как жест отчаянья… Текст был очень поздний, времён заката Айлейдуна и разгара Алессианской войны. Осаждённая недами твердыня — я так и не выяснил, какая именно — отказалась сдаваться. И все жители — чистокровные айлейды, редкие полукровки, даже оставшиеся верными рабы — прошли этот ритуал. Они дали бой… Хотел бы я увидеть этот бой, хоть мельком! Он мог — он должен был — пошатнуть самые основы баланса, он мог бы остановить даже Пелинала Кровавого… И этот ритуал сработал на мне тоже. Магия… чудная, чистая, звёздная магия наконец запела во мне, вспыхнула сияющим потоком… Я сдал экстерном все экзамены в магической академии Алинора — теорию я упрямо зубрил и прежде. Но как передать, когда звуки и пассы заклинаний наполнялись силой? Моей силой! Моей мощью! Не знаю. Может, так чувствует себя свеча, которую наконец зажгли?.. Он и впрямь сейчас был похож на свечу… Я отчаянно хотел увидеть его таким, каким он был в то время — молодым, пылающим, счастливым. Правда, наверняка при этом он был и невыносимо высокомерным засранцем, не стерпевшим бы прикосновений от какого-то жалкого неда… — Я слишком поздно понял, — тихо сказал Андорано, — слишком поздно. Я, жалкий глупец, тратил магию на чепуху: я рисовался перед другими, я устраивал иллюминации, водил за собой толпу слуг-дремора… Я мог! И весь мир, что прежде смотрел на меня с жалостью, должен был увидеть, как я могу! Что я могу… Глупец… Мне… нужно выпить. Я встретил его взгляд и покачал головой. Пусть себе спивается — после нашего небольшого дела. Кто я такой, чтобы мешать благородному меру окончательно гробить свою жизнь, в конце-то концов? Но пока он в моём отряде — придётся справляться с памятью без вина. Я лукавил даже перед собой, и моё колечко, молчавшее весь рассказ, обожгло бы мне палец, если бы отслеживало мою собственную ложь. Невесть откуда вылезший рыцарский инстинкт требовал спасти этого дурака от себя самого. Каких бы глупостей он ни наделал — раскаивался он сейчас искренне. А, значит, заслуживал шанса исправить то, что ещё исправимо, и жить дальше. А вот Гилвелин, похоже, так не считала. Она решительно вышла из облюбованного угла и нависла над Андорано. Это выглядело бы забавно — стоящая босмерка была едва на полторы головы выше сидящего в три сложения альтмера, — если бы не неподдельная злость, исказившая лицо Гилвелин. — Ты убивал, да? — холодно спросила она. — За свои прихоти ты, как твои ненаглядные айлейды, платил чужими жизнями? Андорано поднял голову, прямо встречая её пылающий взгляд. — Вы почти правы, юная леди, — с нервным, истерическим весельем признал он. — Да, я платил за магию жизнью. Но исключительно своей. Тот ритуал… Айлейды придумали его не для победы. Они меняли оставшееся им время на дар, чтобы забрать с собой больше врагов. Это был ритуал смертников. Я вздрогнул. Прозвучало у него, надо сказать, драматично — и, хоть я чего-то такого и ожидал, по спине всё равно пробежали мурашки. — Как это? — спросил я. — Менять жизнь на магию? Ну, технически, я имею в виду… — Технически? — переспросил Андорано. — Боюсь, Клавдий, что не смогу объяснить. Переплетение ака-потоков как временного принципа ограниченности жизни с одним из даэдрических принципов, при учёте ещё десятка факторов… — Нет, — оборвал его я. — Я не об этом. Как это выглядит для вас, Андорано? Он резко отодвинулся от меня, вырвал руку. Встал, разом нависнув над нами с Гилвелин, и будто приковал к себе всё внимание. Бледное пятно света из немытого оконца легло на его лицо. — Сколько, по-вашему, мне лет? — тихо спросил он. Этот вопрос, признаться, поставил меня в тупик. Возраст меров — штука хитрая. Чтобы хоть примерно понимать, твой ровесник эльф или разменял третью сотню, нужен намётанный глаз… Альтмеров я знал довольно неплохо. — Лет восемьдесят? — предположил я, изрядно ему польстив — в таких вопросах всегда лучше преуменьшить, если хочешь расположить к себе собеседника. — Полторы сотни, — выпалила Гилвелин одновременно со мной. — Или около того. Лицо Андорано дёрнулось, как от боли, и он невесело рассмеялся. — Двадцать шесть. Мне — двадцать шесть. Я прошёл ритуал три года назад… И за это время потратил добрую сотню лет. — Твою ж мать, — не сдержавшись, прошептал я. — Й’Ффре милостивый, — в унисон со мной выдохнула Гилвелин. — Это как… Ох, прости за полторы сотни, я сгоряча… Ну, может, эммм… лет семьдесят, если отмыть тебя и откормить немного? — Спасибо, — кисло выдавил Андорано. — Я понял слишком поздно, когда успел уже потратить десятилетия на ерунду… Запаниковал, конечно, кинулся искать… Ритуал необратим. Может, дома могли бы помочь, но… Этот вариант исключён. Я бежал в Сиродил, но и тут не нашёл ничего. Мне хватило ума не светиться в гильдиях, а… — Ты можешь просто не колдовать? — перебила его Гилвелин. — Ведь если ты не магичишь, то и время не тратишь, так? Сможешь прожить ещё достаточно. Андорано замолчал и снова сел — почти упал — на кровать. Спрятал лицо в ладонях, и его плечи мелко затряслись. Что делать с рыдающим альтмером — я не имел ни малейшего представления. — Разве это — жизнь? — спросил он глухо, и голос дрожал. — Теперь, когда я попробовал… Почувствовал вкус настоящей жизни?.. Вот вы бы… Он поднял глаза, глядя на нас с Гилвелин по-очереди. — Вот ты, юная леди, представь, что тебе… ну, оторвало руку? Выживать ты, конечно, сможешь, но уже никогда не возьмёшь лук, не натянешь тетиву? Или вы, Клавдий… Он замешкался, явно не зная, чего лишить меня, чтобы проняло. Движимый каким-то странным сочувствием, я подсказал: — Зрение. Слух. Возможность общаться с другими. Он молча кивнул. — И сейчас ты идёшь с нами, чтобы?.. — нарушила гнетущую тишину Гилвелин. — Чтобы что? Андорано сжал кулаки и решительно вскинул подбородок вверх. Его острый длинный нос задрался в фирменном альтмерском высокомерии. — Да, — резко сказал он. — Вы всё верно поняли. Я потратил жизнь впустую. Я не успел… почти ничего. И пусть хоть приключение в руинах у меня будет… Даже если оно будет последним. Я рассказал вам всё. Решайте. Я в растерянности уставился на Гилвелин. Она поймала мой взгляд и кивнула на дверь, приглашая пошептаться. Замолчавший Андорано снова ушёл в себя. Острое, как порез, сочувствие шевельнулось в груди… Но Гилвелин настойчиво тянула меня за рукав, и я сдался. — Что думаешь? — шёпотом спросила она, едва я прикрыл за собой дверь комнаты; хорошо, что хоть коридор был пуст. — Ну… — неуверенно начал я. — Даже не знаю… Он выглядит так, словно ему в самом деле нужна эта вылазка… — Он же собирается совершить самоубийство! — взбеленилась Гилвелин. — Он-то ладно, совсем глупый ещё, но ты?.. Переживёт и без магии, у него ещё лет двести впереди… — Постой-ка, — оборвал я её проникновенную, но слишком уж громкую тираду. — Знаешь, о чём он не сказал? О чём он умолчал? Гилвелин, задумавшись, закусила губу, потом отрицательно покачала головой. — У него есть секрет, за который маги любой провинции, да и не только они, души продадут, — тихо сказал я. — Понимаешь, что его знания о ритуале в тысячу раз ценнее любых сокровищ? За его набитую айлейдской дурью голову мы можем… Я, конечно, не предлагаю… Гилвелин ошарашенно моргнула. — Мы можем позволить ему умереть… ну или приблизиться к смерти, взяв с собой, — подвёл я итог. — Или можем отказать, и наша совесть будет чиста, пусть убивается чужими руками. А можем и… Давай посмотрим на это так: передать его компетентным специалистам, которые, возможно, смогут ему помочь.