murder husbands

      — Торд, сколько мне тебя ещё ждать? – Риджуэлл закатывает глаза, постукивая по стеклу наручных часов ногтем. Уже почти время. Он совсем не понимает: какого черта в такой день Ларссон позволяет себе не укладываться вовремя. Бесит, ужас, пускай они и вместе уже столько лет, Торд всё равно продолжает опаздывать куда только можно и иногда спит на ходу. — Я подожду, а мастер-то нет. Слышится негромкая возня и в коридор выскакивает Торд, наспех заправляя рубашку в классические штаны. Его ярко-красный галстук свободно развязан, болтается на шее, словно петля. — Извини, я просто забыл где вещи, которые собирался сегодня надеть.. а я ведь даже подготовил их со вчера! – он улыбается, неловко потирая шею, словно ждёт похвалы, отчего Том усмехается и ворошит и так растрёпанные волосы норвежца. Он подходит почти вплотную и аккуратными тонкими движениями завязывает галстук как надо. Теперь они оба точно готовы. — Побежали, а то салон закроется раньше, чем мы успеем на ужин, – он берет Торда за руку, крепко сплетая их пальцы, шустро выходит из квартиры, закрывает её на ключ, а затем они вместе срываются вниз по лестнице. На лифте медленнее, так что вопросов и задано не было. Казалось, вот оно, счастье, они уже несколько лет в браке, а сегодня годовщина их пятилетия. Время пролетело незаметно. Но почему-то сегодня у Тома было плохое предчувствие. Пробежали несколько кварталов не останавливаясь, благо не растеряли прежней формы за эти годы, и та самая молодость девятнадцати лет так и осталась с ними. — Мы пришли раньше, чем надо было, – запыхавшись, осознал Ларссон, посмотрев на супруга и убрав руку из его ладони. — А ты ещё и подгонял меня, – насмешливый фырк. — Ничего не раньше, наш приём как раз через две минуты, – ворчит Томас, тем не менее, улыбка не спадает с его лица. Сегодня всё равно чертовски хороший день. Они проходят в помещение, остаются в зале ожидания. Торд еле качает ногой в такт какой-то песне, играющей у него в мозгу. Волнуется. Не каждый же день собирается бить парные татуировки. Их время приходит, и парни по очереди входят в просторную комнату, где их уже ждёт татуировщик. Первым садится Том, устраивая руку на подставке. Сначала его снова спрашивают: всё ли в порядке и готов ли; обрабатывают. Ещё как готов, он уже больше полугода грезит о похожих на цветы татуировках над местом, где располагается обручальное кольцо. Изначально хотел сделать это в знак своих чувств на день рождения Ларссона, но тот, узнав, решил сделать то же самое. Торд сжимает другую его руку, чтобы не был так напряжён. Всё же больно. Через какое-то время мастер откладывает иглу, вслух озвучивая мысли обоих. Вскоре на безымянных пальцах обоих красуется тату в виде маленьких кинжалов, опоясанных плющом. Кажется, будто те были там всегда. Торд влюблённо вздыхает, выйдя из здания салона, и обнимает Тома за руку, целуя в щеку. Он счастлив, хоть и точно знает, что всё это скоро кончится. Хотелось продлить желанные мгновения подольше, съездить с ним в каждую страну мира и везде крикнуть: как сильно любит. Затем ужин и танцы, вечер пролетает в счастливых улыбках и смехе, и вот они уже идут домой, уставшие и довольные. Уже довольно поздно, на город опустились сумерки, быстро переходящие в темноту осени. Лишь зайдя в какой-то переулок у самого дома, Том оказывается прижат к шершавой поверхности, что неприятно царапала кожу головы и рук. — Что такое, Торд? Уже не терпится? До дома потерпи, малыш, – он заигрывающе улыбается, нежно беря за руки мужа, чтобы отстранить от своего горла, однако пальцы только сильнее сжимаются на нём. Улыбка становится более напряжённой. Кадык дёргается от того самого пугающего предчувствия. Это то, почему он себя чувствовал странно? Скорее всего. — Торд, что происходит? – спрашивает уже тише, чуть хмурясь. Улыбка потихоньку сползает и уступает место хмурому выражению лица. — Заткнись. — Торд?.. – он так давно не слышал этого тона, этого до дрожи ледяного тона, которым он разговаривал только тогда, когда был на грани срыва. — Заткни хлебало, Риджуэлл. Я так, блять, ненавижу тебя. Столько лет терпел это чёртово унижение, а теперь окончательно разъебал свою жизнь из-за тебя, – Том ошарашенно молчит, удивлённо распахивая глаза. Не понимает: какого чёрта происходит, что он сделал не так, а главное – почему самый дорогой на свете для него человек ведёт себя так, будто не было сегодняшнего дня и предыдущих счастливых лет. — Ты такая мразь, солнышко, аж тошнит, – Ларссон поднимает взгляд на него, наконец показывая свои настоящие эмоции. Так.. это пять лет.. всё это было ложью? Грёбанной ложью, из-за которой они оба сейчас страдают. Том сжимает губы в тонкую белую линию, стараясь не срываться на крик. Это невозможно. Он не верит. Вопреки всем его внутренним доводам, руки на шее не переставали сжиматься, уже гораздо ощутимее перекрывая доступ к кислороду. — Я думал, что этот заказ будет самым коротким в моей жизни, но, сука, как же я сильно ошибался. Как ты посмел влюбиться в меня, мудень? Я же тоже люблю тебя, сволочь, просто ненавижу, блять, как ты посмел? – Ларссон выглядит так, словно готов всерьёз его придушить, но в то же время Том видит то, как блестят его глаза. Видит, знает и сердце от этого ещё больше защемляет. Слёзы всё-таки срываются по щекам норвежца, блестя в свете уличного фонаря. — Торд, я не-.. – его перебивают, резко ещё сильнее прижав к стене и вдавив руки в горло, отчего выступили слёзы. Он крепче схватился за чужие руки, пытаясь отстранить, но силы уже потихоньку уходили. Он не понимает, о чём тот говорит. Хрустальные капельки сами по себе скатились с черных глаз, а он прикусил губу от боли и недостатка кислорода. Так он и умрёт? От рук своего мужа? Человека, с которым жил душа в душу ровно пять лет? — Я сказал «заткнись». Ты никогда не знал, что я чувствую. Ни-ког-да. Сколько можно носить розовые очки, идиот? Взгляни правде в лицо. Ты – мой ебанный заказ, который я должен был выполнить семь лет назад, – он всхлипывает и хватка ослабляется. Ларссон ещё что-то говорил, но последующие его слова Том так и не услышал, утонув в беспамятстве и слезах. Кажется, именно в этот момент понял, что мир может разрушиться по щелчку пальцев. Единственное, что промелькнуло перед его глазами, последнее, что он увидел в своей жизни, – очертания пистолета, приставленного к чужому шрамированному виску. А затем звенящая пустота. Из сна резко вырывают чьи-то руки. Холодные, проводящие от мест, где случилось прикосновение, ряды мурашек. Он ещё не до конца отошёл ото сна, на глазах слёзы от такой потери. Однако, как только посмотрел выше, на того, кто прижимает сейчас холодную сталь к его горлу, то окончание сна резко смазалось, не оставив после себя и следа. Осталось только жгучее желание узнать, что такого случилось, что он проснулся в таком положении, да ещё и с опухшими от слёз глазами. Также почему-то было ощущение удушения, кажется, преследующее его ещё из сна. Серые глаза, этот ледяной взгляд пробирает до костей, что невозможно смотреть в другую сторону. Знакомое чувство. Что-то холодное упирается в кожу шеи, чуть надавливая. Что происходит? Что вчера было, что он сейчас чувствует у тебя на шее чужую руку и грёбанный нож? — Не дергайся, малыш, иначе будет больно, – Торд улыбается ему, но не так, как раньше, со странным теплом и игривостью. Сейчас в этом взгляде что-то отталкивающее, почти безумное. — Что, блять, происходит, Ларссон? – Томас сдавленно шипит, наконец окончательно проснувшись, берёт его за удерживающую руку, пытаясь оттолкнуть. Если честно, ему страшно. Показывать это он, конечно, не станет. Тем более, перед этим человеком, кем бы он ни был. Сомнения насчёт того, каким он себя показывал раньше, подтвердились. — Я собираюсь тебя прирезать, – улыбка спадает с лица, уступая место абсолютно холодному и серьёзному выражению лица. Однако лицо резко меняется, и он чуть отводит кинжал, случайно, действительно случайно, делая лёгкий надрез, из которого тут же начинает идти тонкая струйка крови. — Шутка! – Торд откидывает нож и громко смеётся. Но не отпускает. В его глазах Том всё ещё видит тот пугающий огонёк. Почему-то верится с трудом. Только после того, как Риджуэлл резко подрывается и опрокидывает его на спину, прижимая его руки по бокам к кровати, он отпускает его шею, меняя выражение лица. Теперь оно больше сходит с усталостью вкупе с искренним весельем. — Ну и что это, блять, было, паскуда мразотная? – глаз Томаса дёргается, и он сильнее вжимает юношу в поверхность кровати. Только сейчас замечает, что на нём лишь боксеры. Какого.. — Да ладно тебе, всего лишь шутка, – фыркает норвежец, усмехаясь. — Тем более, мне слишком нравятся твои обои и простыни. Кстати о простынях, нам, кажется, стоит поменять твоё белье. Торд задумчиво смотрит мимо Тома, на потолок. Погодите. Они что... — Объяснись, – почти шипит Риджуэлл, стремительно заливаясь краской. Он хмурится ещё сильнее, когда замечает теперь и пару пятнышек-покраснений у шеи и на торсе однокурсника (старшекурсника?). Опускает взгляд на свой низ и замечает похожие покусы и засосы. Какого хуя. Чужой оценивающий взгляд заставляет смутиться окончательно, но Томас не торопится отпускать кисти этого рогатого уёбка. — Ну поебались, ну что такого-то? – он закатывает глаза, цокнув языком, чем заставляет Тома почти рыкнуть, резко переместив свои руки на шею Торда. — Почему мне, блять, кажется, что ты лжёшь? — Потому что ты очень проницательный? Потому что это ложь? Я не имею ни малейшего понятия о том, что у тебя творится в голове, – пожал плечами норвежец, успокоившись на несколько секунд, а затем резко скинул Томаса с себя, отчего тот полетел прямиком на пол. Ларссон спрыгнул к нему и, не обращая внимания на то, что и сам был в одном нижнем белье и расстегнутых черных джинсах, принялся отпускать удары по чужому лицу. Кто бы что ни говорил, но он любит драться. А ещё ему нравится чувствовать кровь Тома на своём языке. Руки сами рвутся набить морду этому придурку, который так долго водит его за нос. Возможно, он не помнит вчерашнее, потому и спрашивает. Тогда Торду повезло как никогда. По ощущениям во рту, Ларссон самолично отсосал Томасу, о чём сейчас и думал, принимая на себя похожие удары. Его не волновало, что Том может его действительно сильно побить и отбиться он не сможет так просто, всё же они примерно одинакового телосложения. Кровь растекается по лицу снизу, а тот как-то злобно смеётся, скидывая наконец с себя Торда, чтобы с силой пнуть его в живот. — Пошел нахуй, – Томас, кажется, впал в некое подобие истерики, упав обратно на кровать лицом вниз и громко смеясь. Причём этот смех не казался натянутым, нервным, нет, он будто услышал хорошую шутку. Юноша залез обратно под одеяло, в нежелании выходить вновь на холод. Минус за окном вкупе со снегом давал знать о себе, заставляя ёжиться и укутываться в тепло больше, не обращая внимания на зудящий тупой болью нос и разбитые костяшки. Невольно на лице норвежца так же расцвела улыбка и он, хихикая, мешком свалился на кровать, пачкая постельное белье и своей, и чужой кровью со своих рук. — И у тебя не будет реакции на то, что мы чуть не потрахались? – с ноткой разочарованности протянул Торд, отдышавшись от продолжительного смеха. — Да я даже не гетеро, похуй, – Томас качнул головой, наконец выпозлнув из-под одеяла, быстро нашёл взглядом штаны и шустро натянул их на ноги. Холод пробирал до мурашек, чёрт, забыл он включить вчера полы, чтобы они успели за ночь нагреться. Придётся плестись по ледяной плитке готовить, иначе совсем помрёт, зная то, как не питается нормально уже несколько месяцев. — Какое совпадение, ведь я тоже, – рассмеялся Ларссон, складывая руки под голову и откидываясь на подушках. — Поебемся по такому случаю? – он ехидно ухмыльнулся, наблюдая за тем, как Том накидывает на себя какую-то другую рубашку. У самого-то сменной одежды нет здесь, так что придется либо просить его дать замену, либо пребывать в той же пропахшей алкоголем рубашке, что и вчера. — Пошел нахуй. Торд снова смеётся, уже гораздо теплее, почти как раньше, но если бы Риджуэлл вспомнил о кинжале, которым его чуть не убили этим утром, то он бы не расслаблялся так сильно. — Покажи, где у тебя ванная, мне срочно нужно почистить зубы, – Торд приподнялся на локтях, вытягивая руки, и громко протяжно зевнул. Сонливость так и не спала, даже после их небольшой драки, его не самого лучшего пробуждения и дикой головной боли с сушняком вдобавок. Хотелось скорее обратно залезть под одеяло и уснуть вечным сном. — Перегар? Пф, или ещё чего похуже? – усмехнулся Риджуэлл. Такое чувство, будто он и не пил вовсе, потому и весёлый такой. Голова хоть и побаливает, но терпимо. Сон, от которого бросило в слёзы, быстро стёрся и теперь он помнил только то, что хотел сделать с кем-то парные татуировки. Белые сны стали частыми его гостями. — Если твой хуй лучше перегара, то похуже, – Торд поднялся полностью, забив на то, что он в одних джинсах, подошёл к Томасу сзади и вопросительно на него уставился. Томас аж подавился воздухом, но через несколько секунд смог унять новый приступ смеха и сдавленно пробормотал что-то около «первая дверь по коридору со стороны входной». Ларссон кивнул и, закинув руки за голову, двинулся в направлении ванной комнаты. Его собственное пробуждение было слишком странным даже для него. Голова гудит, будто бухал несколько суток. Только проснувшись, норвежец резко подскочил на локтях, быстро втягивая воздух, приправленный каким-то неприятным запахом. Тогда он ещё не понимал, что происходит, почему и как. Он проснулся рано утром, в неизвестной комнате, с метками по всему телу до поясницы, непонятно с кем и непонятно почему. В голове был сущий сумбур и всё тело болело, в особенности голова. Ладно, про то, что он упился вдрызг и переспал с кем-то по-пьяни – это понятно. Непонятно было то, с кем именно он проснулся. Повернув взлохмаченную со сна голову в сторону чужого сопения, так, чтобы не слишком беспокоить болью, серовато-кристальные глаза распахнулись в шоке. На другой половине кровати спокойно себе спал виновник его всех состояний последние пару месяцев. Скользнув взглядом вниз, норвежец уцепился за красноватые метки. Какого чёрта здесь вообще происходило, думал он. У него была отличная возможность убить его именно в этот момент, чтобы всё закончить, так почему помедлил? Тогда он мало соображал, но, как случайно заметил около кровати его любимый кинжал, валяющимся, то на автомате высунулся из кровати и подставил острие к чужому горлу. Тяжёлое дыхание, волнение, да, он чертовски расслабился и это вышло ему боком. А вдруг Томас заметил, когда был пьян, его нож? Будет задавать вопросы? Испугается? Просто удивится? В голове мелькало только обрывочное «ну и сукин сын же ты». Но он знает, что не может его сейчас прикончить. Дохера людей видели, как они, целуясь, выбежали из квартиры Эдда, видели, как Том завёл свою машину и они рванули к нему. Если Риджуэлла найдут трупом в собственной квартире, то все подозрения точно падут на Торда, как последнего, кто был с ним. А если спрятать труп, то что делать с кровью.. не привык работать без Пола и Патрика, которые всегда знают где достать средства, отмывающие самые большие кровавые пятна. Томас проснулся именно в момент, когда Торд уже был готов на огромный риск, но возможность этого мгновенно отпала вместе с его распахнутыми веками. Риджуэлл так сильно подскочил тогда, что Ларссон чуть было не выронил оружие. Всё встало на свои места. Сейчас же Торд, еле держа глаза открытыми, пытался прочистить рот зубной пастой без щетки. Интересно, как они будут объяснять своим друзьям, что вот так сорвались исполнять то, что назвал Томас? Разболтают ли или не будут лезть в чужие дела? Ларссон не уверен до конца ни в чем. Чтобы сбить сонливость, норвежец окунает лицо под ледяную воду из-под крана, но и это не помогает. Отстранившись от раковины, он наконец вздыхает и подхватывает полотенце, висящее на сушилке. Волосы тоже прилично намокли после такого лёгкого душа и сейчас стояли в разные стороны, что он и собирался исправить. Том заметил валяющийся у его ног окровавленный нож, а затем, поморщившись, отпнул его под кровать. Мало ли что Торд ещё удумает. Хотя.. если оставить его здесь, то, если найдёт, сделает ещё чего похуже и это уже без ведома Томаса. Потому, подумав ещё с несколько секунд, черноглазый достал кинжал из-под кровати и поплелся из комнаты. — Как закончишь, иди на кухню, – крикнул норвежцу Риджуэлл, попутно проходя в указанное помещение. Он кинул холодное оружие явно охотничьего типа в раковину, машинально нажав кнопку разогрева электронного чайника, в котором уже была вода ещё с прошлого утра. Когда открывает холодильник в поисках еды, то только разочарованно вздыхает, закрывая. Придётся идти за покупками, а пока завтракать кофе. Томас отходит к раковине, тихо напевая какую-то незатейливую мелодию. Совсем не замечая странностей, начинает отмывать изящный нож от своей же крови, которая успела попасть на него ещё в драке. Кинув его сушиться на другую сторону, где находилась чистая посуда, отходит к другому шкафчику. Аптечка точно не помешает его разбитым костяшкам и всё ещё кровоточащей коже шеи. Всё напевая лёгкую песенку, Риджуэлл совершенно не задумывается о том, почему Торд вообще стал вести себя так. Принял как данное, что он сумасшедший. Бывает. Руки отработанными движениями были обработаны, ровно как и порез на шее скрылся за небольшим голубым пластырем. С его вспыльчивым характером часто влезает в драки и приходится обрабатывать себя самому, тем более, дома его никто не ждёт и никто не поможет наложить швы на огнестрельное. Пришлось самому учиться всему, дополнительно изучая медицинские основы. Через пару минут, когда чайник уже вскипел и на столе стояли две кружки с ароматным кофе, на кухню подошёл Ларссон. Полотенце безвольно свисало с влажных плеч, на которые он так и не удосужился накинуть ничего. Так и оставался стоять в джинсах. — Кофе, – будто само собой разумеющееся произнес Томас, медленно потягивая напиток и придерживая другой, менее забинтованной, рукой кружку. Подняв кружку со стола, Торд не стал присаживаться, а облокотился о столешницу, расслабленно попивая кофе. — То-ом, – Торд прервал продолжительное уютное молчание, отставляя почти пустую кружку, где остался только мелкий осадок от зёрен. Негромкое мычание со стороны ещё пьющего кофе Томаса послужило ответом. — Дай таблетку от головы. — Уж извини, она не избавит тебя от головы, – хмыкнул Риджуэлл, повернув голову к Торду от окна, куда он смотрел все это время. Небольшие хлопья снега падают на наружний подоконник, оставляя собой странное чувство умиротворения. Несмотря на всё, что произошло этим утром, оно оказалось нетипично уютным для обоих. — Тогда, может, выпьем? — Я не против, – Торд усмехается. Томас поднялся с насиженного места, также отставляя опустевшую кружку на столешницу. — Только давай в этот раз без глупостей. — Ничего не обещаю, – пожал плечами Риджуэлл, глупо ухмыльнувшись. Знает, что без глупостей им никогда не обойтись, это он уже усвоил за несколько месяцев знакомства с этим придурком. Том опускается на колени и лёгким движением открывает небольшой ящик, откуда веет спиртом, как догадался Торд – это его мини-бар. Через пару минут оба уже сидят в гостиной, держа в руках резные бокалы для вина. Рядом стоит открытая бутылка игристого сладкого, которое Томас так долго настаивал у себя, готовя на особый случай. Случай всё не приходил, потому было принято решение отметить хорошим красным их "первый поцелуй". На последнем Ларссон бесстыдно хрюкнул, прикрывая рот рукой. Идиот. — ..любимый цвет? — Голубой или синий. Без понятия, наверное, что-то из их оттенков, – неопределённо пожал плечами черноглазый, медленно помешивая в бокале алый алкоголь. Хмель на него находит очень туго, потому сейчас именно он выпил уже три бокала, в то время как Торд ещё первый не закончил. — Прям как ты-ы-ы, – хихикнул уже немного опьяневший норвежец, расслабленно откидываясь на диван спиной. Если честно, сейчас совершенно не хотелось оставаться пьяным в чужом доме, да и кто вообще пьёт с утра? Томас пожал плечами, с усмешкой наблюдая, как Торд морщится от ударившей вновь головной боли. Норвежец отставил спиртное на кофейный столик, еле удерживаясь от того, чтобы не уронить стекляшку на явно дорогой мохнатый ковер. Здесь же они и начали драться, и поцеловались, а что было после Торд помнил отрывками. Помнить особо то и не хотелось, но раз он весь в засосах – им было весело. Ларссон поднялся с мягкого дивана, потягивая выделяющиеся мышцы. Томас невольно окинул его оценивающим взглядом, позже отведя его на окно. Всё-таки у этого засранца хорошее тело. А когда опомнился, то снова посмотрел на рогатого. — Ты куда? — Покурить хочу. Не против? – Торд частично повернул голову в его сторону, чтобы видеть что ответил его собеседник. Ни другом, ни приятелем не назовешь. Знакомый, может. Том качнул головой в знак отрицания. Его сигареты, кажется, должны были остаться в куртке. Ларссон почти сразу нашел прихожую, где и висела его черно-красная куртка вместе с шарфом, а в кармане нашлись и ментоловые B&M. Пол недавно привёз из Америки, а здесь их давно не продают. Можно сказать, контрабандой. Пока Торда не было, Томас решил набрать своему лучшему другу. Наверняка тот ещё спит, после такой-то пьянки. Но стыда Том, конечно же, не почувствует, ведь сейчас уже чёртовых одиннадцать часов утра. Пора подниматься. Вон, даже Том с Тордом на ногах и бухают с утра, как самые настоящие алкоголики. — Хей, Э-э-эдд! — Чего тебе надо, придурок? Хрена ли разбудил в такую рань? – возмутился заспанный голос Эдда с другой стороны линии. Он явно был недоволен, что Том так беспардонно прервал его сладкий сон. — Ты только проснулся? Сейчас уже половина двенадцатого, соня, – ласково пробормотал Риджуэлл, упав на диван спиной. Сейчас такое странное настроение. От лёгкой дозы алкашки в кровь оно стало чуть приподнятым и в этот момент был готов даже полезть к Ларссону, обнять его сзади и затискать под его недовольное бурчание. — Ты что, опять пьяный? – словно нахмурившись, выдал Гоулд. Неужели сквозь телефонную связь почувствовал запах? Да ну, чушь. Может, поведение Тома заставило задуматься. Проснулся он, видимо, не один, если на фоне слышится ещё чьё-то невнятное бормотание. Кажется, Мэтта? И ещё что-то женское.. им явно было весело этой ночью. — Том, тебе же нельзя, забыл?.. – но его фразу прерывает внезапно появившийся рядом Торд, выхвативший телефон из рук Томаса и отходя вместе с ним к окну под возмущенное риджуэлловское «Эй!». — Возможно, – хмыкает Ларссон, открывая новенькую пачку сигарет и машинальным движением выбивая огонек из зажигалки, чтобы поджечь тонкий конец, – а вы что там, всю ночь бухали? Приходится открыть окно, пуская морозный ветер в квартирку, чтобы дым не застаивался. Да и этот рогатый ублюдок тут гость, так что не собирается сорить в чужом доме. Принципы не позволят. Торд усмехается, смотря на недовольное лицо Томаса, пока сам облокачивается о подоконник, пуская кольца дыма в распахнутое окно. Холод пробирал до дрожи, но эта дрожь была приятна Ларссону, внутри которого от сигарет разливалось тепло. Двойственное ощущение, которое ему действительно нравилось. — Мы часов до трёх сидели, вроде.. когда вы ушли, ещё немного поиграли в ту игру и потом в твистер.. кстати, куда это вы тогда смылись? И где сейчас? – Торд проигнорировал последние вопросы, не найдя что ответить. Говорить, что они с Томом почти потрахались было почти самоубийством сейчас. Никто не знает, какая реакция будет у их друзей на всё это. Томас пристально следил за каждым движением норвежца, словно кот, чей хвост мерно качается в пустом пространстве от дивана, иногда нервно дёргавшийся кончиком. — Так что ты там говорил про "тебе же нельзя"? – Ларссон зевнул, после снова затянувшись. Сигарета медленно тлела в руке, согревая подмёрзшую кожу. — Он бо-.. Томас мгновенно вспыхнул и подскочил с дивана, поставив впопыхах бокал с почти разлившимся вином. Вихрем подлетел к не успевшему среагировать Торду и быстро выбил телефон из его рук. — Тебя это не касается! – Том шипит, будто оскорблённый кот, пока Торд пытается сориентироваться в пространстве. — Что у вас там происходит? – слышится от Эдда, недоумевающего со всей ситуации. Потихоньку и ему пришлось проснуться, чтобы если что вдруг утихомирить обоих. А то опять друг другу носы поразбивают. — Ничего. Всё в порядке. И не смей упоминать об этом при нём, я тебе всеку, – грозно фырчит Том, плотнее прижимая телефон к себе, чтобы Торд точно не смог услышать их разговор. — Подъеду к двум, жди. Сразу же сбросил, не дожидаясь ответа Гоулда. В комнате повисло напряжённое молчание. — Слушай, Том, тебе не много? Вчера же столько выпили, – решает прервать затянувшееся неприятное ощущение Торд, выпустив небольшое кольцо навстречу холодному ветру с улицы. — Мне похуй, придурок, думай что хочешь. И закрой чёртово окно. И перестань курить в моём доме! — Хорошо-хорошо, наша дорогая принцесска, уже заканчиваю, – Ларссон закатывает глаза, точно зная, что этот придурок не собирается отходить так легко. Он ещё и пьян, что усугубляет ситуацию. — Не мои проблемы, если что-то случится. Снова молчание, но уже не такое неприятное, потому норвежец не обращает на него внимания, повернувшись к окну полностью. — Торд.. – тон голоса кардинально меняется, отчего Ларссон заинтересованно переводит взгляд на него, поднимая бровь. – А давай сделаем парные тату вот здесь, – он указал на безымянный палец кивком, – типа ножей. — Ты что, совсем с дуба рухнул, придурок? Переборщил с алкашкой и белочку словил? – насмешливо фыркает Торд, но не отказывается от идеи с татуировками. Было бы весело сделать что-нибудь такое, а затем прибить его. Том вообще какой-то странный, не похож на его предыдущих жертв – почти никак не отреагировал на лезвие у горла, спокойно дрался с ним и ему было плевать, что Торд ведёт себя как чертов псих. Ларссон затушил сигарету о раму подоконника, слыша сзади недовольное «потом сам будешь отмывать» и поворачивается к Риджуэллу так, чтобы видеть лицо этого бесстыдного парниши. — Кажется, да. Мне вообще ты сегодня приснился, хрена ли в мой мозг лезешь? – Том ещё более расслабленно расплывается по дивану, вводя беседу в более привычное для них русло – около оскорблений и начинающейся шуточной драки. — Значит ты много думаешь обо мне, детка, – Торд выбрасывает бычок в окно и следом прикрывает его. Порядком охлаждённый воздух комнаты приятно проходится по оголенным плечам, посылая мурашки по всему телу. Ларссон подходит ближе и протягивает руку Тому, уже успокоившемуся и отложившему телефон в сторону от себя. — Пф, пошел нахуй. Ты не достоин моих мыслей, – Томас протягивает руку в ответ и со вздохом принимает безмолвное приглашение потанцевать. Худи почти не греет в остуженной комнате, но почему-то чужая рука, так идеально легшая в ладонь, посылает приятные тёплые импульсы по всему телу лучше, чем самый горячий обогреватель. Торд ведёт его в странной вариации танго и вальса, иногда кружа вокруг и после резко отводя от себя рывком руки. Дыхание сбивается, когда они ускоряются, выбивая друг из друга горячее дыхание, и как-то получается, что они меняются партиями – теперь уже Томас ведёт, придерживая Ларссона за талию. Один резкий рывок – Торд оказывается повисшим лишь на его руке, тяжело дыша и глупо улыбаясь. — Вообще-то, то, что я сказал сегодня утром – правда, – ему неловко, но в то же время весело говорить об этом. Не обязан этого делать, но сам для себя поставил странный моральный долг. — Я и не сомневался. — Погоди, ты что.. – к губам приникает тепло. Недоумение, а через секунду и непривычный страх окутывает пальцы, держащие Тома за локоны на затылке. Его дыхание чувствуется на губах, то, как он усмехается и даже его бесячую ухмылку Торд ощущает собственной кожей, поддаваясь поцелуям. Глаза норвежца расширяются, когда он, отвлекшись в очередном порыве страсти, видит пару пистолетов валяющимися в раскрытом наполовину шкафу спальни. Взгляд быстро перебегает на лицо Риджуэлла, где тут же проскальзывает ещё более широкая ухмылка. Вот же паскуда.