Пусть лилия цветет!

Ив спрыгнул с коня едва ли не на скаку и ворвался в маленькую кухню домика священника, где Анна и отец Мишель как раз собирались обедать. Памела сегодня не пришла, поскольку чувствовала себя нездоровой. — Вам надо немедленно убираться! — задыхаясь, едва смог выпалить парень. — Вас ищут стражники. Они едут сюда, я обогнал их совсем немного. Анна вскочила на ноги. — Спасибо, Ив. — Можете взять отцовскую лошадь. Анна покачала головой. — Твоя лошадь устала, а нас двое. И я не умею ездить верхом. Но все равно оставь ее… Мне надо подумать. Иди, Ив. Ив фыркнул, но вышел из комнаты, бормоча что-то о том, что думать поздно, надо действовать. — Можно спрятаться в крипте, — предложил отец Мишель. — Дождаться темноты и тогда уехать. — Они обыщут все вокруг, обратятся к старосте и графу за помощью. Не думаю, что крипта сможет нас уберечь, — она быстро заходила по комнате, лихорадочно пытаясь найти выход. Внезапно в голове вспыхнула отчаянная идея. — Впрочем… Да, святой отец, возьмите хлеб и сыр, спрячьтесь в крипте. А я… Я пойду к графу. Отец Мишель едва не потерял дар речи. — К графу? Сдаваться? — Я попрошу его помощи и защиты. — Анна, ты сошла с ума! Эти люди располагают доказательствами. Они разоблачат любое вранье! Анна гордо выпрямилась и расправила плечи: — А кто сказал, что я собираюсь врать? *** Минут десять спустя Анна уже бежала по тропинке к графскому парку. Едва она оказалась в тени первых деревьев, как вдали раздался стук копыт, послышалось ржание коней и громкие мужские голоса. Она быстрым шагом прошла через парк и, оказавшись на высоком крыльце замка, попросила проводить ее к графу. Это было большой дерзостью, но слуги уже смотрели на нее как на будущую хозяйку, а потому немедленно сообщили графу о ее приходе. Анну провели по лестницам и коридорам наверх, в его кабинет. Она оказалась здесь впервые и, несмотря на сбитое дыхание и сильное волнение, невольно восхитилась богатством и изящным убранством покоев. Де Ла Фер поднялся из-за стола и вышел ей навстречу. — Анна, вы здесь? — было видно, что он удивлен и даже немного недоволен ее поступком, но радость от встречи с ней отодвигает все другие эмоции на второй план. Удивительная улыбка, такая нежная и знакомая, озарила его лицо. — Это так неожиданно для меня. Прошу вас, садитесь. Он указал ей на кресло, но Анна отрицательно покачала головой и лишь сделала несколько шагов от двери. Стоя она чувствовала себя более уверенно. Граф начал беспокоиться: — У вас что-то случилось? — Господин граф, я пришла просить у вас защиты. Меня преследуют, — выпалила она в ответ на одном дыхании. Граф перестал улыбаться. — Преследуют? Кто? — спросил он, и Анна поняла, что преследователям не поздоровится. От этого ей еще труднее стало произнести следующую фразу: — Я расскажу вам все, ваше сиятельство, но, прошу вас, обещайте, что после того, как я закончу, вы сохраните мне жизнь и свободу. Ситуация окончательно перестала напоминать романтическое свидание. Граф нахмурился. — Если вы будете со мной честны, — вырвалось у него против воли. Эту фразу не раз слышали от него те, над кем он вершил суд. Собственная идея все больше казалась Анне безумной. В дверь постучали. — Войдите, — отрывисто бросил граф, не оборачиваясь. Дверь открылась, и вошел мэтр Гроддо. — Прошу простить меня, ваше сиятельство. Вас спрашивают. — Кто? — так же, как в первый раз, резко и отрывисто продолжил граф. — Городская стража. Они ищут беглых преступников. — Я занят. — Простите, граф?! — Скажите им, что я занят! Уехал! Умер! — властным жестом де Ла Фер указал управляющему на дверь. Когда они с Анной снова остались одни, он устремил на нее взгляд, который пробрал молодую женщину до мурашек, так много эмоций в нем было. — Это то, о чем вы говорили? — требовательно начал он. — Вас преследует правосудие? Отступать было некуда. У Анны перехватило дыхание, и она смогла только кивнуть. — Несправедливо преследует? — уточнил он. — По ошибке? Странная интонация, почти мольба, проскользнула в его голосе. Ему так хотелось услышать «да»! А как ей хотелось так ответить! Все устроится, он любит ее, он поверит и спасет… Она набрала в легкие побольше воздуха и — выдохнула: — Нет. А потом, зажмурившись и стиснув зубы, чтобы не завыть от страха и отчаяния, Анна потянула ворот платья, отчего старая ткань жалобно затрещала, и обнажила плечо. — Что вы делаете, сударыня? — успел воскликнуть граф, шокированный таким бесстыдным поступком, но в следующую секунду замер, словно остолбенев. Целую минуту, показавшуюся Анне тоскливой вечностью, он разглядывал выжженную лилию. Лицо его побледнело и окаменело, глаза потемнели… — Что это?.. — глухо, через силу произнес он после того, как смог перевести взгляд с плеча на лицо молодой женщины. — Что это значит? Вы?.. Лицо его, несмотря на железное самообладание, исказилось, и Анна безошибочно угадала пронзившую его мысль. — Нет! — отчаянно воскликнула она, замотав головой и вскинув руки, словно защищаясь. — Нет, я не шлюха! Я никогда-никогда не торговала собой! Я преступница, но не проститутка. Он с трудом сглотнул. — Тогда кто? Она задохнулась, потупилась и тихо-тихо произнесла: — Воровка. Суд города Лилля приговорил нас с отцом Мишелем к клейму и тюремному заключению за кражу церковных сосудов. Но мы смогли сбежать из-под стражи. Граф тоже поднял руку в каком-то странном жесте, словно хотел отмахнуться или заслониться от ее слов, но в итоге просто приложил пальцы ко лбу. — Кража церковных сосудов в Лилле? На днях мне прислали бумагу… — он отступил назад, подошел к столу и переложил на нем пару документов. Но, как выяснилось, ничего не искал, а просто вспоминал. — Тамплерманский монастырь, — произнесли они одновременно, один вопросительно, другая обреченно. — Так ты… монахиня? Анна тяжело вздохнула. — Я никогда не хотела быть ею, но мне не оставили выбора. Я чья-то незаконная дочь. Отец Мишель решил освободить меня и помог бежать из монастыря. Граф отвернулся, обошел стол и оперся локтем о каминную полку, пряча лицо, даже ногу поставил на решетку, словно хотел забраться в камин. — Кюре… — глухо начал он, — он действительно ваш брат? Или… — что есть силы ударив кулаком по каменной кладке, он зло тряхнул черными волосами. — Впрочем, теперь это не имеет значения… Она стояла, скрыв наготу и комкая в руках края своей соломенной шляпы, смотрела на его напряженную спину и ждала, когда он попросит ее уйти. Попросит? Отошлет. Велит убираться! А де Ла Фер молчал, но сама поза выдавала охватившие его боль и смятение. Он смотрел на дрова, аккуратно сложенные в глубине камина, и пытался осознать, какую страшную ошибку мог совершить и каким чудом избежал этой опасности. Так говорил ему разум, но сердце кричало совсем о другом. Да, его родовое имя спасено, но как же любовь? Он попробовал убедить себя, что ангел оказался демоном, что лгунья недостойна даже его мимолетного взгляда, но — ничего не получилось. В конце концов граф повернулся к стоявшей у двери девушке, которая одновременно была и прекрасной возлюбленной, и — незнакомой преступницей. — Я сказал, что сохраню вам жизнь и свободу, сударыня. И сдержу слово. Но мне необходимо знать. Вы… Если бы не стражники, вы признались бы мне? Или позволили бы вашему… кюре обвенчать нас? Анна подняла голову. По щекам ее быстро-быстро бежали слезы. Она с какой-то непередаваемой тоской смотрела ему в глаза и не могла вымолвить ни слова. — Значит, не признались бы, — с тихим вздохом подвел итог граф и медленно отвернулся к двери в соседнюю комнату, так и не приказав ей убираться. — Простите меня, ваше сиятельство, — сдавленно, сквозь ком в горле взмолилась она. — Я не хотела вас потерять. Как бы вы поступили на моем месте? Граф нахмурился и резко дернул головой. — Я не оказался бы на вашем месте, — глухо заявил он. — И все-таки? — живо настаивала она. — В народе говорят: от тюрьмы и от сумы не зарекайся. Что бы вы сделали: признались бы или продолжали молчать? Де Ла Фер хотел уже отмахнуться от ее слов, но перед глазами вдруг встал портрет его самого, шестнадцатилетнего бесшабашного искателя приключений. Каким образом он мог нарушить закон, придумать не удалось, ну так и навет еще никто не отменял! И вот он, юноша из хорошей семьи — и клейменый преступник… Бежал бы он из-под ареста? Особенно если обвинение было бы ложным? Да обязательно! Хотя бы для того, чтобы попытаться вернуть себе доброе имя… И оказавшись на свободе, но вне закона, пошел бы, разумеется, служить королю. Простым солдатом. А потом перед глазами в одно мгновение встала Анна. Верхом на породистой кобылке, в дорогом цветном платье, украшенном бриллиантами, и шляпке с плюмажем. Она хороша до головокружения, он смотрит на нее — и не может насмотреться. И вдруг замечает в прекрасных голубых глазах ответный интерес!.. А дальше — девушка начинает оказывать ему покровительство, придумывает поводы для новых встреч, почти не скрывает своей симпатии… Что бы он сделал? Смог бы бежать, как того требовала бы совесть, бежать как можно скорее, не позволяя девушке увлечься? Смог бы рассказать ей о своем позоре, понимая, что она будет потеряна для него навсегда?.. Или, так же, как сейчас, безоглядно влюбившись в нее, хранил бы молчание?.. — Вы задумались, ваше сиятельство, — робко напомнила о себе Анна. Он тряхнул головой, но образы, возникшие в воображении, не спешили улетучиваться, поэтому граф предпочел уйти сам. — Возможно, я не сказал бы сразу, если бы полюбил, — все-таки тихо признался он, сделав несколько шагов к дальней двери. — Так и я полюбила вас, господин граф! — отчаянно воскликнула Анна. — С той самой встречи там, у пруда! С первого взгляда! Он замедлил шаг. Остановился. А потом вдруг рванулся обратно и сгреб ее в объятия, решительно, страстно, почти грубо. Она успела ахнуть от неожиданности, а потом обвила руками его шею и прижалась так крепко, как только могла. — Люблю! — снова выдохнула она, запустив тонкие пальцы в его черные волосы, лаская его щеку и модную полоску бородки. — Всем существом! Только вас! — Моя, — мрачно и веско заявил он и поцеловал ее соленые от слез губы, щеки, глаза и снова губы — глубже, требовательней. Он стянул платье с ее плеч, обнажая проклятое клеймо, но уже не думая о нем, любуясь высокими полными грудями. Она расстегивала крючки на его камзоле, в спешке ломая ногти. Они любили друг друга прямо здесь, в кабинете, на персидском ковре. Она захлебывалась от счастья, и он не стал сдерживать своих эмоций. Эти минуты принадлежали им двоим, мужчине и женщине без прошлого и будущего, без имен и титулов. Потом они перебрались-таки в спальню и провели двое суток, даже утоление голода сочетая с любовной игрой. В какой-то момент граф открыл окно и с удивлением обнаружил, что за окном вечер. Мягкие летние сумерки вползли в комнату вместе с ароматом трав и цветов. — Комары налетят, — улыбнулась Анна, томно потягиваясь на постели. — Не посмеют. Он лег рядом с ней на спину, и она по-кошачьи грациозно скользнула ближе и устроилась у него на груди, накрыв обоих своими дивными волосами, словно одеялом. — Оливье, — тихо произнесла она, — вам хорошо сейчас? — Да, — просто ответил он и запустил пальцы в пышные белокурые пряди, нежно разбирая их. — И мне так хорошо, как никогда в жизни! Но вы… — она не сразу решилась продолжить, но все-таки сделала это: — Вы все равно не женитесь на мне. Он тихо вздохнул и ответил так же просто: — Нет. — Значит, наше счастье скоро кончится, — подвела итог Анна. — А если бы я не призналась, оно могло бы быть нашим всегда. Его рука замерла в ее волосах. Он помолчал, а потом сказал спокойно и буднично, как о чем-то давно решенном: — Если бы ты обманула меня, я рано или поздно узнал бы об этом. И тогда я бы тебя убил. А потом… наложил бы на себя руки. Она вся затрепетала и прижалась к нему, словно хотела спрятаться от этих слов. Какое-то время они лежали молча. Потом Анна подняла голову и тихо произнесла: — Я убивала людей. — Что? — не понял граф, тоже подняв голову и заглядывая ей в лицо. — Нас судили и клеймили за воровство, да. Но потом я убила нескольких человек. У меня был яд. Он и сейчас еще остался. Вы можете отравить меня. Или заколоть шпагой. Де Ла Фер нахмурился, отстранился от нее и сел, опираясь на подушки. — Если вы хотите умереть, зачем бежать от стражников? Они мигом доставят вас на эшафот. — Сейчас я не хочу умирать, потому что вы рядом. Но если мы обязательно должны расстаться и мне снова придется куда-то бежать, искать убежища, прятаться, лгать… — она судорожно вздохнула, не давая прорваться подступившим слезам, а потом вдруг вскинула голову и заговорила так, словно от этого действительно зависела ее жизнь: — Есть ли у меня надежда? Что мне сделать, чтобы такой человек, как вы, счел меня достойной… Пусть не брака, но его общества? Граф смотрел ей в глаза и хотел верить, что она искренна с ним. Хотел, но не верил. — Раскаяться. Она усмехнулась. — Рассказать священнику о своих грехах? — Нет. Раскаяться в этих грехах. До кровавых слез, до сердечной боли пожалеть о них. Поклясться себе и богу никогда больше так не поступать. И сдержать клятву. Она всерьез задумалась, прикусив губу, а потом заявила тихо, но твердо: — Хорошо. Я попробую. И граф почему-то вдруг поверил, что она действительно попробует… Даже в их близости на этот раз было что-то особенное, словно они скрепили ею заключенный договор. А потом проспали всю ночь в обнимку, нежно прижимаясь друг к другу. Проснулась Анна в одиночестве. Граф скоро вошел в комнату полностью одетый, в руках у него было добротное дорожное платье. — Мне пора? — дрогнувшим голосом уточнила она. — Да, — серьезно, даже печально подтвердил граф. — Пора. Я не хочу, чтобы кто-то посторонний знал, куда вы направляетесь, поэтому сам помогу вам одеться. А потом мэтр Гроддо проводит вас. — Куда проводит? — В Англию. Анна на мгновение потеряла дар речи, в недоумении уставившись на графа. — Там, на границе с Уэльсом, у меня есть небольшое поместье. У вас будет письмо к его управляющему с разрешением жить там как угодно долго. Более того, у вас будет право менять там все, что вы захотите, по своему вкусу. У вас будут для этого средства. Анна кивнула с пониманием и благодарностью. — А когда вы последуете за мной, ваше сиятельство? Граф едва заметно вздохнул, на мгновение опустил глаза и поднял их снова. — То есть я хотела спросить, — поправилась Анна, — могу ли я надеяться, что вы однажды навестите меня в том поместье? — Я ничего не могу вам обещать, Анна, — честно глядя ей в глаза, ответил он. — Это будет зависеть не от меня. — Это будет зависеть от меня, да? — догадалась она. — Вы прикажете управляющему следить за мной? — Прикажу следить, — так же честно и прямо подтвердил граф, — но не управляющему. Простите, Анна, но это все, что я могу для вас сделать. Это возможность начать новую жизнь. Воспользуетесь ли вы ею, решать только вам. Если вы захотите покинуть мэтра Гроддо, он отпустит вас в любой момент путешествия. Вы совершенно свободны в выборе. Анна смотрела в серьезное лицо графа и чувствовала, как внутри у нее что-то натягивается, словно струна, тронь — порвется. Этот момент действительно был переломным. Впервые перед ней открывалась дверь в новую жизнь, в которую она могла войти, не запятнав себя ничем позорным или противозаконным! «Как бы обрадовался сейчас отец Мишель!» — вдруг подумала она и решительно затянула ленты дорожного плаща, после чего подхватила с пола свой скромный узелок. — Тогда вперед! Меня ждет Англия. Граф ответил ей искренней улыбкой и, не удержавшись, обнял и крепко поцеловал на прощание. — Я буду скучать, Анна, — вырвалось у него. — Я тоже буду скучать, — ответила она. — Только я не Анна. Меня зовут Патриция. После чего решительно покинула покои графа. За дверью ее ждал мэтр Гроддо. Поклонившись, он предложил ей руку. Они быстро спустились вниз, в подвал, откуда через подземный ход выбрались за пределы замка и сели в ожидавшую их неприметную карету.