Эй, Долли

Долорес никогда не замечала Корбана Яксли. Или предпочитала так думать, потому что на самом деле всё было совсем наоборот: Яксли был единственным, кто бросался в глаза так ярко, что хотелось зажмуриться. Казалось, собой он затмевал даже солнце, но лучше от этого не становилось. Они учились на одном курсе, делили один факультет и гостиную, но никогда не были друзьями. И знакомыми как таковыми не были: даже Молли Прюэтт, которая училась на Гриффиндоре, от Яксли доставалось больше внимания, чем самой Долорес. Долорес было наплевать. Яксли носил самопровозглашенную корону придурковатости и нарочитого веселья — за семь лет обучения Долорес ни разу не видела его действительно серьёзным даже в те моменты, когда маска извечного балагуристого шутника слетала с его лица. Даже тогда Яксли умудрялся сохранять непробиваемо-веселый настрой, хотя Долли как никто другой видела то, о чем не догадывались его друзья: Яксли не было весело. Он улыбался триста раз на дню; сыпал смешными (не всегда) и пошлыми (почти всегда) шутками налево и направо; смеялся так заразительно и весело, что даже суровая МакГонагалл, которая не терпела балагана на своих уроках, коротко усмехалась ему в ответ. А принимая во внимание то, что Яксли был полным нулем в трансфигурации, её снисходительность к нему вообще была загадкой мироздания. Яксли улыбался, но у Долорес от его смеха мороз по коже бежал — он был... странным. Странности она не любила. Долорес смотрела на него иногда, когда было больше нечем заняться. Из своих однокурсников она наиболее хорошо общалась с Ритой и иногда говорила с Родольфусом, а Яксли и его подружка Беллатрикс не были ей близки. Яксли был идиотом, Беллатрикс была пугающей, а у Долли не было времени на дружбу. Поэтому она чрезвычайно удивилась, когда на том памятном седьмом курсе, в самом начале, в сентябре, Корбан Яксли неожиданно подкараулил её в библиотеке и нахально уселся на соседнее место за её любимым столиком, которое до этого всегда пустовало. — Окажешь мне услугу, Долли? Говорят ты хороша в трансфигурации, а я, несмотря на приватные уроки у МакГонагалл, совершенно точно не сдам экзамен. Помоги, а? — проговорил Яксли со своей извечной веселой улыбкой, глядя на неё из-под светлой челки хитрыми блестящими глазами. Кажется, они были голубыми, но она не приглядывалась; её это не интересовало. Долорес брезгливо поморщилась на сокращение своего имени, а потом взглянула на него — прямо и равнодушно, будто на лишнюю деталь окружающего интерьера. Хотя, пожалуй, так оно и было. Она не желала иметь какие-либо совместные дела с Корбаном Яксли. Он ей не нравился. — Нет. Проваливай. Яксли даже не стал перечить: только улыбнулся. Забросил сумку на плечо и не попрощался, когда уходил. На выходе из библиотеки его ждала скучающая Беллатрикс, которая взглянула в сторону Долли совсем недобрым взглядом. Далеко не добрым. И с тех пор внимание Яксли в персоне Долорес стало невыносимым. Он не подходил слишком близко и даже не заводил попыток нового разговора, но его преследование — молчаливое и издевательское, она чувствовала буквально спиной. Яксли принялся доброжелательно здороваться с ней утром и улыбаться едва ли не так же дружелюбно, как и своим друзьям. Она ловила его пристальный изучающий взгляд в коридорах, за завтраком, за ужином, за обедом. Ощущала препарирующие острые стрелы его внимания в гостиной и за её пределами, видела его в библиотеке чаще, чем он бывал там за все эти семь лет обучения. И её это безумно раздражало. Яксли её раздражал. И пускай он вроде как оставил свои нелепые попытки выпросить у неё помощь в подготовке к экзамену, но от его интереса деваться было некуда. И когда он снова подкараулил Долорес в библиотеке, то она даже не была удивлена. — Нет, — категорично произнесла она, едва завидев Яксли рядом; тот неприятно усмехнулся, и его красивое породистое лицо сделалось каким-то... странным, пожалуй. Он был очень странным, а его улыбка дышала тем самым лицемерным двуличием, которое Долли видела каждый день в зеркале. Корбан был далеко не таким глупым и вечно шутливым, как пытался казаться. Это даже не удивило. Она подсознательно ожидала что-то подобное: он попал на Слизерин совсем не за красивые глазки. За красивые глазки туда вообще никто никогда не попадал. — Я знаю о том, что ты полукровка, Долли, — просто и легко сказал он; его слова упали камнем и взбаламутили озеро её спокойствия. Долли на секунду показалось, что у неё затрещали кости. В ушах зазвенело, а Корбан Яксли небрежно облокотился спиной о стеллаж и снова ей улыбнулся — на этот раз совсем не весело. — Что ты... Он вдруг выдернул со стеллажа первую попавшуюся книгу и мягко провел пальцами на корешку, больше не глядя на Долорес, но если бы посмотрел, то мог бы похвастаться, что у него неплохо получилось ввести её в ступор. Она побледнела, осунулась, пальцы судорожно сжались в кулак, но не поранили кожу — у неё были короткие подстриженные ногти, в отличие от длинных жестких когтей Беллы. — С чего ты взял? — холодно поинтересовалась она, но Корбана это не впечатлило. — Расслабься, Долли. Твоя кровь не делает тебя хуже. Долли хмуро усмехнулась, но так горько и неприятно, будто улыбка грозилась треснуть на её губах. В такие сказки она давно верила; Слизерин был не для неё, как бы она не старалась гнать эту мысль подальше. Он был для таких как Корбан Яксли — красивых, богатых и чистокровных. Она не подходила ни под одну из этих категорий, но услышать завуалированный намек на это в насмешке голоса совершенно чужого человека оказалось неожиданно больно. Будто её ударили кулаком под дых. — Забавно слышать это от тебя, Яксли, — вяло огрызнулась она; Корбан неслышно фыркнул. — Да ладно тебе, Долли. Я никому не расскажу. Обещаю. Он протянул ей руку, словно предлагал мирное рукопожатие, но Долорес посмотрела на его ладонь так, будто это было нечто отвратительное, и Корбан, со смешком закатив глаза, убрал руку обратно, лениво сунув в карман мантии. — Да ладно тебе, Долли. Я буду платить пятнадцать галлеонов за месяц, а это даже дороже, чем я платил МакГонагалл на пятом курсе. — Ты меня шантажируешь, Яксли? — Долорес вздернула бровь и отложила пергаменты в сторону; у неё дрожали руки. Корбан поцокал языком. — И в мыслях не было. Всего лишь прошу тебя о дружеской услуге. Соглашайся, Долли. Ты не пожалеешь. И она, конечно же, согласилась. Куда бы она делась с крючка его шантажа? К её искреннему удивлению, Яксли оказался даже неплохим учеником. Он внимательно слушал её импровизированные лекции и не стеснялся просить объяснить ещё раз, а Долорес же старалась рассказать ему как можно более понятно. Он прилежно заучивал правила и законы и никогда не унывал из-за ошибок, а ошибался очень часто. Казалось, ничто на свете не может его расстроить. Яксли даже не шутил и не идиотничал, словно отставил своё амплуа вечно бесячего клоуна за дверью, но стоило им покинуть библиотеку, как он превращался в самого себя. В полнейшего придурка, в смысле. Но его вполне можно было бы терпеть, если бы только он не старался протащить её в компанию своих друзей. С Ритой было легко найти общий язык; Беллатрикс же смотрела на Долорес так, будто та украла у неё трусы и отказывалась возвращать. Сравнивать Яксли с трусами было самым странным, чем Долли занималась в своей жизни, но от этого ей было даже весело: она всё ещё плевать хотела и на Корбана, и на Беллу, и на всех остальных, но это становилось всё забавнее и забавнее. Ей даже немножко нравилось. Жаль только, что Яксли не оставлял её в покое ни на минуту: он то звал её в Хогсмид прогуляться, то усаживался за одну парту на трансфигурации, бросая раздраженную Беллатрикс с бедной Ритой, то таскался за Долли с нелепыми просьбами, то ещё что-то. Насмешничал как и всегда, но наблюдать за его кривляниями было всё тревожнее и тревожнее. — Долли, а когда у тебя день рождения? — спросил Яксли однажды. Он всё ещё называл её Долли, хотя она и угрожала ему оторванным языком и парочкой сглазов. Корбана это не пугало. Он, казалось, вообще ничего и никого не боялся. — Когда надо, — лениво огрызнулась Долорес. Весь курс расположился в гостиной: Родольфус что-то читал, Амикус играл в карты сам с собой, Корбан и Рита целовались, сидя на одном из диванчиков, Беллатрикс красила ногти, а сама Долли решала задания к понедельнику. Обычная пикировка с Яксли, которая рано или поздно переросла бы в легкий флирт с его стороны, сегодня её не интересовала, а он, почему-то прекратив ненадолго интересоваться Ритой, снова пристал к ней, пускай и не отлип от своей подружки полностью, продолжая обнимать её за плечи. — И все-таки? — Отвали, Яксли. — Сложно ответить, Амбридж? — вдруг рявкнула Беллатрикс, ошпарив Долорес неожиданно ненавидящим тоном. Её голос едва не сорвался и перерос в какое-то странное угрожающее шипение. Она даже отставила баночку с лаком в сторону и порывисто поднялась с диванчика. Босоногая, растрепанная, в слегка помятой форме, но Белла выглядела так грозно, что в гостиной повисла напряженная тишина. Долорес неторопливо подняла голову от конспектов и взглянула на нее как можно равнодушнее, хотя внутри что-то дрогнуло. Но вышло очень даже неплохо. — Быть может, Блэк, — неопределенно отозвалась она, но Беллатрикс этого хватило. Она взбешенно схватилась за палочку. — Белла, перестань, — строго пожурил её Яксли, вмешиваясь в разговор, и та неожиданно остановилась. Она нервно сунула палочку за пояс юбки и послушно села обратно на диван, но её взгляд Долорес запомнила на всю жизнь — злобный и яростный настолько, что умереть хотелось. Беллатрикс в тот момент явно её ненавидела. — Двадцать шестого августа, — прохладно произнесла Долорес, — мой день рождения, если что. Белла схватилась за лак с такой силой, что пальцы побелели. Наверное, она представляла на месте баночки шею Долорес. — Слушай, Долли, а хочешь я тебе кошку подарю? Ты же любишь кошек, — вдруг оживился Корбан, пытаясь улизнуть от Риты. Он даже повернулся к ней полностью, а не боком, очень сильно захваченный этой идеей. Белла издевательски фыркнула, но почему-то смолчала, а Рита нехотя выпустила взлохмаченного расцелованного Яксли из своих объятий. Корбан нагло подвинул конспекты Долорес и уселся рядом, умильно заглядывая ей в глаза. Весь перепачканный помадой и в расстегнутой рубашке, он выглядел так, будто отбивался от Риты с боем. Долорес поморщилась. — Лучшим подарком на мой день рождения стоит твое отсутствие, Яксли. Свали отсюда, мешаешь. Беллатрикс тут же гневно вскочила, кое-как надела свои туфли и рванула прочь из гостиной, так и не докрасив ногти. Баночку она швырнул на пол и не забыла как следует хлопнуть дверью, а Корбан неожиданно расплылся в такой ослепительной и яркой улыбке, будто Долорес ему в любви призналась, а не послала куда подальше.