Troye Sivan — Lucky strike
Безлюдный пляж где-то совсем далеко от города, палящее солнце и лазурного цвета волны. У Джисона в глазах - детский восторг, когда он видит, куда Минхо привёз его на целую субботу. Бежит по раскалённому песку - сразу в воду, и плевать, что на нём белая свободная рубашка, что тяжелеет от воды, и в тон рубашке шорты - значительно выше колен, конечно же. Минхо подходит не спеша, игнорируя жжение в ступнях. Садится у самого берега, волны теперь достают и его. Изумрудная вода просачивается сквозь пальцы. — Весь мокрый теперь. Он, на правах старшего, ругается совсем немного. — И пусть. Высохну ведь, — Джисон смотрит, широко улыбаясь, и Минхо не может не улыбнуться в ответ. Шардоне цвета горячих песков, еще не успевшее нагреться, приятно перекатывается на языке. Джисон ногами по воде шлепает и лицо подставляет под золотистые лучи, оперевшись локтями на влажный песок . Бутылку берёт не глядя и делает большой глоток. Минхо не смотрит на горизонт, но Джисона изучает досконально - тот смущается, а потому совсем не смотрит в ответ. Улыбается уголками губ, и застенчивое "ну что?" теряется в прибое. Джисону правда неловко. У Минхо, почему-то, всегда получается смутить, даже ничего не делая. То ли от вина, то ли от самого Минхо, розовый румянец заметно проступает на щеках. — Ну хён, ну хватит уже, — вскакивает очень быстро, совсем смущённый. Джисон бежит. Убегает вдоль побережья. Смеётся задорно. Ему не нужно оглядываться, чтобы знать — Минхо бежит следом. И пусть бегать он не любит, но за Джисоном пробежал бы целый марафон, не запыхавшись даже. Джисон разбрызгивает воду, проваливается в песок, но бежит так, будто от этого зависит целая жизнь. Крепкие руки перехватывают за талию, и они оба падают. Смеются, счастливые. Счастливые и беззаботные. — Поймал, — Минхо шепчет в самые губы, но не целует. А Джисон смеется заливисто, голову задирая — в этот день улыбка часто касается его губ. Руки удобно располагает на шее Минхо, а тот убирает светлые, намокшие пряди с юного лица Джисона, заправляя за ухо. Смотрит в глаза открыто. — Поймал, — в тон ему отвечает Джисон. Уже не смеётся. Минхо целует кончик носа. Невесомо, много раз, и тот закрывает глаза, лицо подставляет под поцелуи. Ему нравится вот так, целомудренно и очень аккуратно. С Джисоном только так и надо - Минхо знает. Он хрупкий в руках старшего, смущается часто-часто, хватается за щеки и "ну хё-ё-ён" слышится много раз за день. Но Минхо ничего не может поделать — к Джисону тянет невероятно. Просто, без каких-либо причин. Минхо хочется с ним аккуратничать, хочется не торопиться. Красть первым поцелуи, отдавать свою толстовку и поить горячим какао. Обязательно с зефиром - выучил. С Джисоном только так. И Минхо это очень-очень нравится. — Зацелуешь ведь, — наконец открывает глаза. — Зацелую, — Минхо кивает, — зацелую солнце. Ты - моё солнце. Джисон хихикает и носом тычется в щёку. А затем, затем сам подается вперёд, накрывая чужие губы. Всё ещё неумело и, возможно, нелепо, но это ведь Джисон - и это лучшее для Минхо. Ветер, попеременно с пальцами, путается в карамельных волосах. Джисон сжимает их, прижимается сам ближе, осмелевший. Они целуются долго. По-взрослому, по-настоящему, и у Джисона внутри взрывается мир. Рассыпается, растворяется - и на чужих губах остаётся. Джисон сцеловывает, ведь как без мира то? Кончиком языка проводит, забирая остатки. Минхо не даёт вдохнуть. Накрывающая их волна не даёт вдохнуть тоже. Но губ они не размыкают. Внутри — волны похлеще.~~~
Они идут вдоль набережной, позабыв о шардоне — оно и ни к чему вовсе. Минхо ведёт и очень сильно - Джисон крепче любых напитков. Шлёпает босыми ногами по мокрому песку, напевает какую-то глупую песню и крепко-крепко сжимает руку Минхо. Даже если своя уже давно вспотела. Солнце перевалило на запад и понемногу клонилось к горизонту. Воздух, как и песок - раскалённый, обжигает лёгкие, но возле моря дышать легче. Хотя Джисон и не уверен — ему дышать все равно, почему-то, трудно. — Давай останемся? — Джисон по-смешному морщит носик от солнца. — Ночью холодно, — Минхо улыбается. — Залезем в машину. И кто бы видел, сколько любви плещется на дне миндального цвета глаз. Они останутся, непременно останутся, потому что Джисон так хочет. Даже если он сейчас предложит затеряться среди волн и никогда не возвращаться — Минхо согласится. Согласится на любую глупость, что придёт в голову Джисону, просто чтобы увидеть его искреннюю улыбку — Минхо на улыбки эти падкий. Целует в уголок губ и прижимает к себе.~~~
У Минхо в машине - большая толстовка. Большая для него самого, а Джисон в ней просто тонет. Кончики пальцев закрывает темная ткань. Потому что "ты мокрый весь, простынешь". А ещё полотенце - старший заботливо вытирает не успевшие до конца высохнуть пряди. Джисон возмущается даже - на голове ведь настоящий кавардак теперь. Но затихает быстро, как только его лицо оказывается в ладонях Минхо: - Ты вредный, жутко, - вдобавок по волосам треплет. Сам Минхо тоже переодевается, но в футболку — ему, почему-то, всегда жарко. А Джисон замерзает быстро, потому что вот солнце уже совсем близко к коварным волнам, а они захватить пытаются оранжевое светило. Минхо коварный тоже. Джисону очень тепло. На небольшом пледе поверх нагретого песка и меж ног Минхо, спиной откинувшись на грудь. Джисон задирает голову, роняя ее на плечо Минхо чуть погодя. — Не тяжело? — Ничуть. Неумолимо солнце разбрасывает краски: по небу, морю и обязательно по нежной коже — куда достанет. Джисон вздыхает восхищённо — прекраснее он ничего не видел, а Минхо думает, что закат был бы лучше, отражаясь в глазах мальчишки, который расслабленно лежит в его руках. Он не знает, с каких пор даже самое ценное произведение искусства теряется на фоне с таким неловким и где-нигде вздорным Джисоном. Но он точно знает, что ценит свое "искусство" получше самых опытных критиков. Минхо мажет губами по открытой шее, носом ведёт вверх — в закате нет ничего интересного, когда под собственными губами молочная кожа отдаёт еле уловимой сладостью. Джисон прикрывает глаза, но этого, конечно, никто не видит. Когда бордовая звезда в последний раз сверкает над алой гладью, Джисон поворачивается в чужих руках. Опьянённый вовсе не остатками вина, он припадает к губам, целуя невесомо. Минхо, опешив, не сразу отвечает. А целоваться так совсем уж неудобно. Охрабревший Джисон взбирается немного неуклюже на чужие бёдра, руки Минхо машинально опускаются на талию. Джисону страшно совсем немного, но целоваться сейчас хочется больше, чем наблюдать лавандовый закат. А ещё хочется близко-близко. Потому что день — особенный, такой же как и закат, такой же, как и хён. И если сейчас — не идеально, то что вообще это слово значит? Пальцы путаются в волосах уже в который раз. И Джисон впервые сам целует глубоко, настойчиво. Так, что Минхо отстраняется, чтобы перевести дыхание. И кто Джисон такой, чтобы позволить им вот так вдыхать спокойно, соприкасаясь лбами. Целоваться всё ещё хочется до безумия. Джисон кончиком языка поддевает верхнюю губу Минхо — дразнит совсем немного. Дразнит, потому что знает, как тот реагирует. И хоть смущаться хочется не меньше, он держится, ведь если сейчас отступит, Минхо не будет настаивать. Они ведь не торопятся, да? А Джисону поторопиться очень хочется. Уже давно хочется. Неуверенный, он крошечными ладошками ведёт вниз по груди, футболку Минхо задирает и руки трясущиеся оставляет на напряжённом прессе - что дальше с ними делать, он просто не представляет. А Минхо дышит часто-часто, но не останавливает. К губам припадает, кусает нижнюю, оттягивает и бёдра Джисона сжимает. — Хочу, хён, — Джисон ластится, горячо в рот выдыхает и кожу под футболкой царапает. — Сонни, малыш, — Минхо сглатывает вязкую слюну, — ты хочешь заниматься со мной любовью? — Большим пальцем очерчивает скулу. — Хочу. Хочу, хочу, хочу, пожалуйста, сделай это, — Джисон шепчет в самые губы, их задевая. У Джисона в голосе - отчаяние. Ему сейчас жизненно важно быть вот так вот близко, делить один вдох и шепотом умолять — и ему вовсе не стыдно. Он знает, как трепетно Минхо относится к нему и знает, что если не попросит сам, тот ещё долго не притронется к желанному телу. И даже если очень хочется, для Минхо Джисон - крошечный, и сделать больно — последнее, чего хотел бы старший. — Ладно, — только и выдыхает. Минхо ведёт руками вверх по оголённым бёдрам, толстовку задирая, а вместе с ней и шорты. Целует жадно и напористо, Джисону бы вдохнуть, но кто теперь отпустит. Сам попросил ведь. — Подожди секунду, — Минхо лёгким движением усаживает Джисона на плед, а сам идёт к машине. Зачем - Джисон догадывается смутно. Он сейчас, если честно, вообще мало соображает, да и видит плохо - сумерки давно поглотили побережье. Минхо вырастает рядом неожиданно, падает на чуть скомканный плед коленями, нависая. Пальцы переплетаются, и Минхо целует в носик любимого мальчика. То, что происходит сейчас — неизмеримо важно. Каждая секунда. У Джисона никого не было, и Минхо знает об этом. Для младшего - только самое лучшее. — Я остановлюсь в любой момент, если ты попросишь, хорошо? — Хорошо. Лицо Джисона в ладонях Минхо, и он целует первый. Не так, как в прошлый раз - медленно и тягуче. Приятно. Тянет ткань толстовки вверх, снимая. Укладывает на мягкий плед, нависает сверху и всё так же приятно целует. Джисон разводит ноги, и Минхо устраивается меж них. Так удобнее - думает Джисон, отгоняя от себя страшные мысли. А Минхо те самые мысли сцеловывает на загорелой коже — отвлекает. Пальцами гладит впалый живот и худенькие ножки — его отдельный фетиш. Зацеловывает каждый сантиметр — от шеи и до лодыжек, уделяет особое внимание нежной коже внутренней стороны бедра. А Джисон мечется и в кулачках сжимает плед. Глаза зажмуривает плотно-плотно и дышит часто, иногда сбиваясь на тихие стоны. Джисона хочется любить только так - без следов и отметин, не пачкать молочную кожу лиловыми пятнами, Минхо считает это абсурдным и неуместным на таком красивом теле. Его личное искусство, самое изысканное и дорогое. Джисон пропускает момент, когда старший стягивает белье. Он и голос хёна слышит, как из-под толщи воды — оглушённый собственными чувствами. Минхо просит перевернуться на бок, но Джисон лежит неподвижно, все так же с плотно закрытыми глазами - он будто и не здесь вовсе. Минхо с секунду колеблется. — Джисон, — Минхо зовёт, — любимый, мне нужна твоя помощь. Тот наконец открывает глаза, разнеженный. Волосы разметались в стороны, создавая светлый ореол. Минхо комкает толстовку и кладёт под поясницу, сгибает ноги младшего, поочерёдно целуя в коленки, и прижимает их к груди, просит немного полежать вот так. Джисон кивает еле заметно. Настороженный, ждёт. На пальцы Минхо выдавливает крем из бардачка с каким-то сладким запахом. Джисон отворачивается и загнанно дышит. Закусывает ребро ладони и пытается не издавать и звука. Джисону неприятно, но не больно — хён правда очень старается и терпеливо растягивает. Влага в уголках глаз почти даже не скапливается, и он правда благодарен, что сейчас уже достаточно темно — Минхо не увидит блестящих глаз, но предательский всхлип все равно срывается. Старший сыплет извинения, шепчет что-то очень нежное и целует часто в висок-щеки-губы. Говорит потерпеть, и Джисон стойко терпит. Терпит и когда Минхо добавляет второй палец. Джисон прислушивается к новым ощущениям и через какое-то время замечает, что уже совсем не больно и даже неприязнь куда-то испарилась. Он поддается сам навстречу, за шею крепко обнимает. — Хён, пожалуйста, я готов, — слова Джисона теряются в волнах, но Минхо всё равно слышит, — пожалуйста... Минхо целует. Передает всю нежность и любовь чужим губам. Руки переплетает и над головой сцепляет. Входит медленно, почти что болезненно для себя — тугие стенки охватывают постепенно. Но что Минхо до себя, когда под ним — его любимый мальчик, хмурится и губу закусывает, скулит совсем тихо. — Потерпи, любовь, немного потерпи, — у Минхо голос совсем нестойкий, срывающийся даже, и как же тяжело держаться. Но Джисон — на первом месте. Минхо пытается забыть про себя, концентрируясь только на чувствах младшего. И когда Джисон перестаёт хмуриться и сам поддаётся вперёд, Минхо делает первый толчок на пробу. Обязательно целует и сжимает крепко маленькие ручки. Плавно двигается и дышит в шею. Джисон всё чувствует так, будто под самым дорогим наркотиком — умноженно и сильно. Кожа вся пламенится, как никогда, и ему кажется, что вернулся закат, и теперь солнце горит у него меж рёбер - там, где недавно были губы Минхо. Джисону уже не больно вовсе, он стонет громко и несдержанно, когда Минхо входит особо глубоко. Шепчет в бреду "сделай так ещё, сделай так ещё, хён, пожалуйста, ещё" и мечется, и руками дёргает, высвобождая их из плена рук Минхо. Прижимает ими любимого хёна ближе, хотя уже и некуда — они и так кожа к коже. Джисону слишком хорошо, так, как он не думал может быть. Его выгибает и ломает от каждого движения, и пальцы поджимаются. Минхо знает все способы любить Джисона. Аметист рассыпался в небе, а Джисон рассыпается под Минхо. Шепчет "люблю" много раз и сжимается так, что Минхо хватает ещё пары толчков, чтобы рассыпаться тоже. Они вдвоём где-то далеко, возможно, в звёздах, что мерцают над головами. Джисон не знал, что бывает так хорошо, и ему страшно, потому что теперь он, кажется, зависим. Обессиленный, он улыбается вымученно: — Ты назвал меня "любовь"? — Назвал. Ты моя любовь, Хан Джисон. Джисон находит в себе силы кратко засмеяться. Он бы смутился, будь чуть бодрее, но сейчас спать хочется уж слишком сильно. Минхо вытирает Джисона заботливо, одевает его, уставшего, в помятую толстовку - уже ведь холодно. Клюет в раскрасневшиеся губы и относит на заднее сиденье машины. Тот успевает заснуть в сильных руках и недовольно причмокивает, когда его старательно укладывают на холодное сиденье. Позже Минхо приткнется рядом и будет обнимать любимого до самого утра.