Последний разговор

— Ты их всех уничтожишь, не так ли? — спрашивает Хистория, стоя у окна и развернувшись к нему в пол-оборота. Эрен молча разглядывает её какое-то время, скользя взглядом по золотистым волосам, уложенным в аккуратную прическу, по переливающейся на свету короне. В голубых глазах он не находит ничего, похожего на осуждение, — только затаённую печаль. — Да, — он садится в кресло, обитое чëрным бархатом, и опускает глаза на сложенные в замок руки. — Я не жду, что ты поймешь. Никто бы не понял. Но останавливать меня бессмысленно — ни одна клетка не удержит Атакующего титана. — Эрен... — королева отходит от окна и, помедлив, присаживается прямо перед ним на колени, чтобы посмотреть в неистовые глаза. От такого её дорогое платье безусловно помнется, но Хистории на это абсолютно плевать. За время, проведенное в кадетском училище, а после — в разведкорпусе, приоритеты круто меняются. — Я бы никогда не стала удерживать тебя. Он отвечает ей долгим взглядом, а потом сцепляет их ладони вместе, переплетая пальцы. Хистория отмечает его аномально высокую для человека температуру тела, но спрашивать сейчас не решается. В конце концов, когда они прикасаются друг к другу, всегда случается что-то необычайное. — Даже от геноцида? — вяло усмехается он. Надо быть слепым, чтобы не заметить изменений, произошедших в Эрене Йегере за последние несколько лет. Вот только все вокруг, включая даже самых близких ему людей, Микасу и Армина, действительно предпочитали не замечать, или же просто не придавали значения странному поведению друга. — Ты уверен, что другого выхода нет? — допытывается она, заранее зная ответ. — Если бы он был, Хистория, я бы не сидел сейчас здесь, с тобой, а занимался переговорами вместе с нашим командором, капитаном и ребятами, — сухо замечает Эрен, и выражение его лица при этих словах становится презрительно-равнодушным. — Но то, что они делают, совершенно бесполезно. Хистория чуть подаётся вперед и целует их скрещенные руки, показывая, что поддержит любое его решение. Вот только совершать геноцид всего человечества, помимо заключëнной на Парадизе горстки элдийцев — звучит как чистое безумие. Безумие, на которое их вынудил пойти остальной мир. Сотню лет марлийцы истребляли их, привозя на остров всё новых и новых титанов. Бесчисленное множество солдат отдали свои жизни в этой неравной борьбе. В конечном счëте им так долго внушали, что они — единственный оплот человечества во всём этом хаосе, так стоит ли винить себя в том, на что повлиять не в силах? — У тебя же есть план? — тихо спрашивает она, утыкаясь носом в плотно сведенные колени. — Есть, но шанс, что всё пройдет без накладок, стремится к нулю. — А когда было иначе? — усмехается королева, — ни одна наша вылазка за стены не проходила согласно плану. Тем временем солнце за окном медленно клонится к закату, его красные лучи скользят в королевские покои, оставляя на полу кровавую лужу. Причудливо изогнутые тени на паркете живо напоминают Хистории о колоссах, замурованных в стенах, и она помимо воли вздрагивает. Но вот на голову опускается тяжелая ладонь, а пальцы тут же вплетаются в волосы, портя идеальную прическу и вместе с тем приводя в чувство. — Зачем ты пришел, Эрен? — глухо спрашивает Хистория, — только не говори мне, что мы больше не увидимся. Тяжелый вздох всё сказал за него. Она могла бы просить его передумать, молить остаться с ней еще хотя бы на один день и тщательно всё взвесить, но Эрен не являлся бы собой, если бы его можно было так легко остановить. Иногда Хистории казалось, что свою пресловутую свободу он ценит куда больше неё. — Я люблю тебя, — тихо признается она, приподнимаясь и поправляя сползшую накидку. В животе всё скручивается в минутном спазме боли и Хистория слабо морщится. На лице солдата мелькает и тут же исчезает тень беспокойства. — Хистория. — Не надо, — она прикрывает глаза ладонями, еле сдерживая рвущиеся наружу всхлипы. — Прошу, больше ничего не говори, Эрен. Просто... как же наш ребенок?.. Она всё же не выдерживает и плачет, выпуская вместе с рыданиями всю боль и отчаяние, скопившиеся в ней за эти напряженные месяцы. Счастье казалось столь близким, что достаточно было протянуть руку, чтобы до него дотронуться — и вот оно уже рассыпается на части. Уходит вслед за юношей на чужую землю, что лежит далеко за морем. — Я тоже, — мгновение спустя она оказывается в теплых объятиях любимого человека, наконец позволяя себе опустить голову ему на грудь, почувствовать щекой мягкую ткань рубашки и насладиться мерным сердцебиением, пока есть такая возможность. — Ты ведь знаешь, я не мог пожертвовать тобой ради них. Я бы никому не позволил навредить тебе. — Но сделал это сам, — задушено произносит королева, отстранившись. — Как я уже сказала ранее, я не собираюсь препятствовать тебе, Эрен. Знаю, ты можешь видеть будущее, и если то, что открылось тебе, нельзя изменить, мне остается только смириться. Эрен еще раз внимательно смотрит на неё. Хистория ни у кого не видела во взгляде столько внутреннего огня. Хотелось прикоснуться к его лицу, оттянуть назад эти темные отросшие волосы и слиться в прощальном поцелуе, но она понимает, что тогда не сможет сдержать свое слово и все-таки запрет его в одной из подземных камер дворца. — Ты услышишь меня в путях, — говорит он, нежно гладя её по шее. А потом спешно покидает комнату, так ни разу и не оглянувшись на сжавшуюся девушку, оставленную наедине с этим знанием.