Ретроспектива I
Чжи Ху остановил машину на середине моста, посидел, собираясь с духом. Что ему делать? Если сейчас она вновь скажет что-то вроде «ты же сам понимаешь, это я от обиды, не волнуйся за меня» — он просто умрет. Пойдет и прыгнет с моста. Он не может так больше! Голос Чан Ди был тихим, но не дрожал. — Почему ты остановился? — Скажи мне, куда ехать, — наконец, выговорил Чжи Ху. — Я уже сказала. Чжи Ху сжал руки на руле и потерся о них пылающим лбом. — Гым Чан Ди, если ты хочешь отступить, вновь сообщить, что это было сказано от боли и обиды… Сейчас самое время передумать и решить окончательно. Пока я еще могу с этим справиться. Но потом… Это будет слишком больно! Он выскочил из машины и оперся на перила моста, невидяще глядя на темную гладь реки, расцвеченную огнями большого города. В сердце, над толстой дверью, за которой он безуспешно запирал свою любовь, отчаянно мигало алым табло с запретительной надписью. Хлопнула дверца, цокнули каблучки. Шаг. Шаг. Шаг. Ее дыхание, ее негромкий голос за спиной, вплотную: — Ты меня бросаешь? — кротко спросила она. Надпись полыхнула последний раз и исчезла в ослепительной вспышке, табло разлетелось на осколки, дверь с грохотом распахнулась и наружу вырвалось всё, что так долго таилось внутри, запихиваемое из последних сил туда, в распираемое болью и нежностью сердце, всё, что он запрещал себе, все мечты и надежды, сконцентрированные на той, что сейчас стояла за его спиной и ждала ответа на свой простой и немыслимый вопрос. Чжи Ху развернулся так резко, что едва не снес девушку с ног, но она ухватилась за его руки и устояла. И не отпустила, глядя в упор темными требовательными глазами. …В себя он пришел под утро. Оказывается, они сидели на заднем сиденье машины, что стояла на прежнем месте, и голова сладко сопящей Чан Ди покоилась на его плече, пальцы их рук были крепко сплетены, а его губы горели от жадных и, кажется, совершенно бесстыдных поцелуев, которые они себе позволили… И, кажется, были близки к тому, чтобы позволить себе еще что-то совсем уже непозволительное. Он осторожно высвободился, устроил девушку поудобнее и потихоньку поехал домой.***
— Чжи Ху, ты уже встал? — разбудил его голос деда. Молодой человек вскочил с кресла, в котором задремал, заметался спросонья, выронил зажатое в кулаке кольцо матери, полез за ним под столик… Профессор Юн с интересом наблюдал за ним с порога. — Внук, что ты делаешь? — спросил он, наконец. Чжи Ху врезался макушкой в столешницу и вылез, потирая ушибленное место. — Я… тут… — мысли его метались, как целая стая ворон. Он было распрямился, чтоб как-то увести деда в столовую, пока тот не шагнул в комнату и не обнаружил спящую в постели внука Чан Ди, но тут она подала голос и, разумеется, немедленно поставила всех в неудобное положение. — Доброе утро, дедушка! — весело поздоровалась она. Видимо, ей со сна почудилось, что она еще живет в одной из комнат дома Чжи Ху, а не спит в его кровати. Очки профессора подпрыгнули на лоб. Не вполне веря своим ушам, он прошел на середину комнаты, по пути отодвинув Чжи Ху, как мебель, и молча воззрился на Чан Ди, разлохмаченную, в мятом, явно вечернем платье с голыми плечами, со сползшим на колени одеялом… Мгновение — и оба Юна вымелись из комнаты, как по команде, а вслед им несся мощный визг, который Чжи Ху помнил по Макао, а дедушке слышать еще не доводилось, отчего он слегка тряс головой и вообще имел вид довольно ошеломленный — во всех смыслах этого слова. Внук даже испугался за его состояние, попытался усадить в кресло, но сесть-то дед сел, однако пришел в себя раньше, чем Чжи Ху ожидал. Профессор поманил его к себе, а когда он наклонился, цепко ухватил за ухо. Чжи Ху взвыл вполголоса: было и больно, и обидно, и смешно. — Где кольцо? Кольцо где, негодник?! — шипел дед, не выпуская уха, наверное, чтоб внуку было лучше слышно. — Да вот оно! — прошипел в ответ Чжи Ху, разжимая кулак. — Ждал, когда проснется! — Ради такого мог бы и разбудить! — Я не мог ее разбудить, она не просыпалась, мы под утро вернулись! — А чем это вы занимались всю ночь, позволь спросить?! — тон дедушки был неописуем: в нем звучала целая симфония чувств, от негодования в адрес молодежи до бурной радости от того, что эта молодежь, кажется, все-таки поженится. — Ничем предосудительным, смею тебя уверить! — буркнул внук, заливаясь краской, и поперхнулся, когда услышал ворчливое: — Вот и зря! Давно надо было заняться… предосудительным. А ты только страдал. Иди и успокой ее, глупый! Пока она не сбежала, в чем была. Чжи Ху бросился опрометью — он знал Чан Ди куда лучше деда, она и правда могла сбежать куда подальше. Но и он обманулся. Придя в себя, девушка сидела красная, как помидор, но никаких поползновений к побегу не делала. Теребила подол, сопела, поглядывала искоса, отчего в душе Чжи Ху разливалось счастье. Такая родная. Такая привычная. Такая любимая. Он опустился на колено у ее ног и поднес к ней открытую ладонь, на которой лежало кольцо. Чан Ди несмело улыбнулась, залилась краской еще пуще и протянула ему руку.***
…Через два дня Гым Чан Ди кто-то толкнул на улице, она упала, ударилась головой, потеряла сознание… Сотрясение мозга средней тяжести, всего-навсего, но в себя она пришла уже слепой. Врачи разводили руками, не находя никаких к тому причин, что-то толковали про неисследованные бездны психики, говорили, что зрение как пропало, так может и вернуться в любой момент, правда, когда этот момент наступит, предусмотрительно не уточняли; Чжи Ху было безразлично. Он любил ее какой угодно. Разумеется, она вернула ему кольцо. Разумеется, он его не принял. И ожидал долгой борьбы, но, к его изумлению, Чан Ди довольно быстро успокоилась, только и сказала: — Что-то мне не везет. Прямо как проклял кто. Кажется, теперь найти для меня новую цель в жизни будет куда сложнее… — А я? — спросил он, обнимая ее. Чан Ди уронила голову на его плечо, вздохнула. — Ты не цель. Ты ее смысл. — А… — Если я ничего не буду делать, сойду с ума. Ты хочешь жену не только слепую, но и сумасшедшую? Чжи Ху нахально полез с поцелуями, а сам думал, что он вот всю жизнь немного не в себе, и ничего, им это не мешает. — Не беспокойся, я тебе занятия найду, только окрепнешь немного, и начнешь работать. Она удивленно приоткрыла рот: не ожидала от него такой скорости. Но это же ее Чжи Ху, как можно было думать иначе? И после больницы, неделю отдохнув дома и научившись не сшибать мебель, добираясь от кровати до ванной, она оказалась в его центре искусств, с персональным преподавателем вокала. — У вас хорошие данные, госпожа Гым, — сказала преподаватель, послушав ее. — Будем заниматься. После вокала ее поставили на беговую дорожку. Вот здесь держаться, давайте посмотрим, какая скорость подойдет для начала. Вы же занимались спортом? Отлично. Тело требует привычной нагрузки. Вот вам нагрузка. Какую музыку лучше включить? Или, может быть, хотите послушать радиоспектакль? Отлично, госпожа, я здесь, так что скажите мне, когда устанете или вам что-то понадобится. — Или лучше велотренажер? — сам себя спросил Чжи Ху, наблюдая, как Чан Ди, начиная улыбаться всё шире, трусит по дорожке, держась за поручень.***
А потом Чжи Ху, не слова ни говоря, только обещая сюрприз, куда-то повез ее. И, едва войдя в гулкое и явно просторное помещение, Чан Ди мгновенно догадалась, где находится. Бассейн она перепутать не могла ни с чем другим, это была ее стихия, которой девушка лишилась и с тех пор тосковала по этому свободному парению. Выдрой она существовала в прошлой жизни или дельфином, но только вода делала ее безмятежно счастливой, уносила печали и горести, утешала печали, смывала слезы… Муж усадил ее на скамейку, сноровисто переодел в купальник и повел за собой. Помог спуститься в бассейн — вода обняла со всех сторон, как родную, чуть было не потерянную дочь, — а потом велел положить руку ему на плечи. И поплыл. Чан Ди скользила в воде и молча глотала неудержимые слезы, задыхаясь от нежности. Чжи Ху, она отлично это знала, относился к воде, как кот: плавать умел, но не любил. Впервые за долгое время она вспомнила того, кого сначала запретила себе вспоминать, а потом он забылся как-то сам собой. И подумала, что Гу Чжун Пё, безусловно, заботился бы о ней, не бросил, окружил бы ее прислугой, охраной, любые ее капризы выполнялись бы, но не его не хватило бы, чтоб безоговорочно и не рассуждая посвятить ей всё своё время, и это была бы клетка, хоть, безусловно, и золотая, потому что она, как птица с перебитым крылом, не сумела бы летать самостоятельно, а чужие руки не смогут поднять в небо, это могут только руки любимого…Здесь и сейчас
К вопросу питания подошли основательно: судя по количеству взятой с собой провизии, пикник мог плавно перейти в зимовку. Это не считая того, что Чжи Ху, сам всегда евший мало, рассчитывал скормить жене двойную, а то и тройную порцию. Ее здоровый, как у молодого волка, аппетит вызывал в нем неизменное умиление, а друзьям служил вечной темой для подколок. — Ничего не знаю, — не обижаясь, отвечала с достоинством Чан Ди, обгладывая какую-нибудь вкусную косточку или открывая рот, чтоб Чжи Ху закинул туда еще что-то изысканное, самой ей было не управиться с палочками, — я сорняк с крепкими корнями, а их нужно питать! Пока мужчины обустраивали территорию и распаковывали все привезенное, подруги устроились в сторонке на поваленном дереве и шептались о чем-то. Солнце вставало все выше, становилось жарковато. — Ты как? — спросила Га Иль подругу, открывая бутылку с водой, — Что-то ты бледненькая, не болит ничего? Чан Ди энергично помотала головой. — Нет, просто мутит немного, в дороге укачало. Га Иль немедленно подхватила ее под локоток. — Так, пойдем-ка пройдемся немного, подышишь, ноги разомнешь. Сами справятся. Ву Бин, оказавшийся поблизости, только бровь поднял, а Чан Ди повела носом. — Да я бы и тут отдышалась… — Мне тебе кое-что сказать надо, — шепнула Га Иль. И Чжон, копавшийся в багажнике, вынырнул наружу, проводил глазами закадычных подруг и крикнул вдогонку: — Не уходите далеко! — Мы здесь, рядом! — отозвалась Чан Ди и с удовольствием вдохнула свежий запах леса после ночного дождя. Она в последнее время стала острее реагировать на запахи, впрочем, не очень удивляясь: слепота неминуемо обостряла остальные, доступные чувства, компенсируя недостающее по мере возможности. Легкая дурнота отступила, ноги легко ступали по мягкой дорожной пыли, Га Иль, вопреки ожиданиям, говорила о том, что хозяин кашной надумал открыть еще одну, судя по всему, издалека заходила к своей обычной теме: что делать с И Чжоном, надо ли что-то делать, и так далее. Нашла большого специалиста, с усмешкой думала в такие моменты Чан Ди, вот ей бы кто-нибудь вовремя мозги на место вправил… Сейчас она не сомневалась, что И Чжон в самом деле любит ее подругу. Понимает ли это сам — неизвестно, ну не спрашивать же его, но любит несомненно. Он и в Швецию все никак не уезжал, хотя и собирался, сначала-то, после того, как всё это случилось с ней, Га Иль переживала за нее так, что, видимо, парень никак не мог решиться оставить ее без поддержки, а потом то одно, то другое, они встречались, ругались, мирились, даже расставались пару раз… Один раз даже месяц не виделись, достижение! Как умудрились, спрашивается, учитывая, что тогда они все — Ву Бин, И Чжон, Га Иль — всё время околачивались поблизости от Чан Ди и Чжи Ху, но как-то вышло же у них. Га Иль уже начинала повторять «уедет — и пускай, жалеть не буду!», как И Чжон в один прекрасный день просто примчался к ней на работу и за руку утащил в ресторан… И вдруг Га Иль резко замолчала и сжала руку Чан Ди. Та вскинула голову, прислушиваясь. — Что… — Тихо! — голос подруги был странно напряжен. — Отступаем, осторожно… Пока он нас не видит. — Кто? — так же тихо спросила, испугавшись, Чан Ди. — Кабан! На пятом шагу спиной вперед под ее ногой с оглушительным треском сломалась сухая ветка. Га Иль со всхлипом втянула в себя воздух, дернулась туда-обратно, не выпуская руки подруги, и приказала: — Закрой лицо руками! Сгруппируйся! И молчи! — Что?! — Быстро! И едва Чан Ди успела кое-как защитить лицо, как сильный толчок в бок снес ее с ног. Он задела ногами за препятствие, перелетела через него и покатилась по мху, задевая какие-то выступы, но старательно прижимала ладони к лицу, пока не ударилась о твердое плечом. От боли она сдавленно вскрикнула и отключилась.***
Ветер шумел в кронах все сильнее, хотя на небе плыли только отдельные облачка, да и дождя не обещали. Потрескивали угли. Негромко играла музыка в салоне открытой машины Ву Бина. И Чжон, разложив пледы для девушек, внезапно вскинул голову. — Га Иль? — спросил он, озираясь. — Что? — обернулся Чжи Ху. — Ты слышал? Она кричала? — И Чжон крутил головой, словно ожидая, что девушка пошутила — крикнула над ухом и спряталась. Но где тут прятаться, ее бы заметили. — Никто не кричал, — уверенно ответил Ву Бин. — Но что-то их давно не видно. — Га Иль! — позвал И Чжон, Чжи Ху вторил ему, — Чан Ди! В лес они ломанулись втроем, сначала шагом, постепенно срываясь на бег, потому что на дороге до самого поворота, то есть метров на двести, не было видно ни души. «Черт тебя возьми, Га Иль, куда ты ушла? Куда ты утащила Чан Ди? На тебя нужно надеть ошейник и посадить на цепь покороче», злобно думал И Чжон, чтобы не думать о чем-то страшном. За поворот они вылетели почти одновременно и так же одновременно заметили ярко-красное пятно чуть в стороне от дороги. В алой ветровке сегодня была Чан Ди. Чжи Ху успел первым, птицей перемахнул через толстое, поросшее мхом дерево и склонился над лежащей ничком женой. Рукав ветровки разорван, в прорехе виднеется измазанное в крови и грязи плечо. На лбу ссадина, скула ссажена. Но дышит, слава богу, дышит! — Чан Ди! Очнись, Чан Ди! — окликнул он, положив ее голову себе на колени и осматривая плечо. Нет, к счастью, просто длинная царапина. Она вздохнула глубже, пошевелилась, что-то пробормотала, открыла глаза и вдруг с громким воплем закрыла лицо руками, извернулась, прижимаясь к груди Чжи Ху. Он ничего не понимал. — Чан Ди! Где болит?! — Свет! Больно! — жалобно простонала она, и он сорвал с себя куртку, чтобы набросить ей на голову. — Потерпи, сейчас найдем Га Иль и поедем к врачу, — у него затряслись руки: неужели?! — Где Га Иль? — вмешался И Чжон, малость успокоившись насчет Чан Ди. — Ты знаешь, где она? — Она крикнула мне про кабана, а потом толкнула, я ударилась обо что-то… Га Иль! — Всё, не беспокойся, мы ее найдем! Ву Бин! Ву Бин уже наворачивал круги по дороге, в чьей пыли, к счастью, хорошо отпечатывались следы. Судя по ним, Га Иль то ли перепутала, в какую сторону нужно бежать, то ли что, но следы уводили в ту сторону, откуда они приехали на пикник. Пикник. Принц Сон, дитя асфальта, решил, что в ближайшие годы пикники будет проводить исключительно в городских парках. Кабанов там нет, а что делать с людьми, он знает куда лучше. Кабан! Черт его возьми, этого кабана, откуда его принесло только. И что он мог сделать Га Иль? Свинью Ву Бин хорошо знал только в виде свинины, а кабана в естественной среде обитания не представлял вообще, тем более — его возможности. Но, похоже, это не бурундучок, ой, не бурундучок… «Цепь. Ошейник. Будка», на бегу повторял И Чжон про себя, словно мантру. «Только, пожалуйста, будь жива!» Дорога раздвоилась. Они приехали по правой, следы вели влево. Еще метров двадцать бегом, поворот, и они вылетели на полянку, тоже явно охотно посещаемую любителями отдыха на природе. Только, в отличие от той, где расположились на сегодняшний чертов пикник они сами, полянка не переходила плавно в пологий, заросший мягким разнотравьем склон, а заканчивалась обрывом. И на краю этого обрыва, над пропастью склонясь, красиво и поэтично нависало дерево. И Чжон плохо разбирался в породах деревьев, разве что сосну бы отличил, если не перепутал бы с какой-нибудь лиственницей, но это было ни то, ни другое, что-то лиственное, с гладкой корой. И они б с удовольствием полюбовались печальной романтической красотой, если бы ближе к вершине не цеплялась за толстую ветку оседлавшая ствол Га Иль. Живая и, кажется, невредимая девушка сосредоточенно смотрела вниз и не замечала команду спасателей, пока И Чжон, подбегая, не позвал ее. Га Иль вскинула на него расширившиеся от страха глаза. — Не подходите! — выкрикнула она, и мужчины резко затормозили в недоумении. И Чжон сделал еще шаг, не сводя глаз с ее бледного серьезного лица. Она повторила: — Не подходите! — и, после паузы, — дерево, похоже, вот-вот упадет. У нее даже голос не дрожал. И Чжон видел, что ей страшно, но как она держалась! Как бы ни держалась, но если это проклятое дерево в самом деле выбрало именно сегодняшний день, чтоб свалиться в пропасть, что делать? Как ее вытащить оттуда? — Ты можешь съехать по стволу? Я подхвачу тебя! — спросил он. Га Иль покосилась вниз, на ствол, и покачала головой. — Пальцы не разжать, свело. Прости. Я пыталась уже. — А где кабан, Га Иль? — внезапно вмешался Ву Бин. И Чжон с яростью глянул в его сторону — нашел время полюбопытствовать, но тот был совершенно серьезен. — В овраг сорвался, когда за мной рванул, — отозвалась девушка несколько озадаченно и даже где-то виновато. — Жаль, — да что нашло на Ву Бина?! — Говорят, у них вкусное мясо. А ты знаешь, что Чан Ди прозрела? Га Иль, которая еще при его абсурдном беспокойстве за судьбу кабана незаметно для себя разжала одну ладонь, от изумления всплеснула обеими руками, даже чуть съехала вниз по наклонной, и тут И Чжона как в спину ударили. Он шагнул на ствол, тот заходил ходуном, Га Иль вскрикнула. — Не смей! Ты погибнешь! Он расцвел самой шальной своей улыбкой, легко поднимаясь к ней. — Тогда мы погибнем вместе. Ты же не думала, что я оставлю тебя умирать в одиночестве? Иди ко мне! Дерево заскрипело корнями, Га Иль с воплем съехала прямо в руки И Чжона, и тот, извернувшись каким-то немыслимым кошачьим движением, кинулся обратно, чувствуя, как под двойным весом опора все быстрее уходит из-под ног, так что последний прыжок был практически из бездны, и он не допрыгнул бы, но тут в его запястья вцепились сильные руки Ву Бина и так рванули на себя, что все трое покатились кубарем, пересчитывая собой неровности. И Чжон лежал, бездумно любуясь облачками в безмятежно голубом небе, щека Га Иль прижималась к его груди, сердце в которой билось так, словно хотело ее поцеловать. Чуть дальше тихо шипел Ву Бин, рассадивший локоть об камень, и беззвучно материл флору, фауну и этих любителей отдыха на природе, слава богу, все живы. — Эй! Вы в состоянии дойти до машины или подождете здесь? — окликнул он своих сумасшедших друзей, отдышавшись. Га Иль попробовала приподняться, но со вздохом рухнула обратно на И Чжона, вышибив из него дух. — Я понял, понял! — Принц Сон выставил перед собой руки. — Не убейте тут друг друга, я быстро. Он рысью бежал по дороге и сосредоточенно размышлял, что не зря все-таки поехал сегодня с ними всеми. Конечно, за девочками всё равно не уследили, за ними поди уследи, одна вроде бы кроткая и милая Га Иль чего стоит, но страшно подумать, что было бы, если б некому оказалось помочь И Чжону в решающий момент! Нет, если их опять понесет куда-нибудь, надо иметь в виду, что любой отдых эта компания способна легко и непринужденно превратить в экстремальный. Охрану, что ли, с собой брать потихоньку?***
— Зачем ты побежала сюда? — наконец, додумался И Чжон до вопроса. — Ты что, бывала здесь раньше? Га Иль, не поднимая головы, поерзала щекой по его груди. — Я, наверное, куда-то не туда свернула. На той дороге, по которой мы ехали, я видела дерево, у которого ветка росла низко. Запрыгнула бы на нее и подождала — или вы начали бы искать, или кабану надоело и он бы ушел. А когда выбежала сюда, другого выхода уже не было. Он обнял ее. — Зачем вы вообще так далеко ушли? — Это я виновата! — Конечно, ты. — Ты меня обвиняешь?! — А кого мне обвинять, Чан Ди?! Когда на полянку въехала машина Ву Бина, на заднем сиденье которой Чжи Ху держал в охапке жену с завязанными его шарфом глазами, влюбленные голубки уже перестали орать друг на друга и вдохновенно целовались, ни на что не обращая внимания. Они даже клаксон расслышали далеко не с первого раза. И Чжон затолкал Га Иль к подруге и сел рядом с водителем. Уши у него горели, а в глазах мелькало что-то странное. «Ошейник», послышалось Ву Бину, но, покосившись, он не стал переспрашивать, сказал о другом. — Доедем до больницы, я людей пошлю, чтоб ваши машины пригнали. Постоят там пару часов, ничего с ними не сделается. — Да хоть бы и сделалось, это только машины, — отозвался И Чжон, слегка придя в себя. — Давай только побыстрее, надо девочек врачам показать. Ву Бина никогда не надо было уговаривать прибавить скорости, в какой-то момент у Га Иль даже мелькнула предательская мысль, что она сегодня всё-таки разобьется, не об дно пропасти, так об придорожный столб или вот эту… встречную… уже не встречную… машину! Она едва не взвизгнула и пожалела, что у нее глаза не завязаны. Хотя вслепую, наверное, было бы еще страшнее.***
Чан Ди увезли на обследование, Чжи Ху, разумеется, отправился за ней, а Га Иль после осмотра признали здоровой, но успокоительное всё же вкололи и оставили в палате до вечера. Убедившись, что она крепко посапывает в подушку, И Чжон исчез на час. По возвращении он натолкнулся на Ву Бина, дожидавшегося его у палаты с ключами от машины. — Ты где был? — спросил он строго, — на звонки не отвечаешь, а день сегодня больно… суматошный выдался, я уж заволновался… Тут он, наконец, обратил внимание на странное выражение лица друга и брякнул в лоб, не задумываясь: — Только не говори, что бегал за обручальным кольцом! И Чжон внезапно вздрогнул и порозовел. — Йоу… — протянул Ву Бин, — я угадал, что ли? Ну ты даёшь… Хотя, конечно, Га Иль девушка редкой отваги и находчивости, такую упускать нельзя! Упустишь, потом не догонишь! Примерно теми же соображения руководствовался сейчас и намеревался руководствоваться впредь И Чжон, поэтому он ограничился тем, что забрал ключи, пожал Ву Бину руку и пошел дожидаться, когда девушка проснется.***
И Чжон был признанным специалистом в прекрасном, элегантном и изысканном, и все эти познания сегодня, видимо, ухнули в пропасть следом за проклятым деревом. Потому что, открыв глаза, Га Иль обнаружила перед носом не красивый, полный тонких смыслов букет, а ведро с розами. Ведро было пластмассовое, голубенькое, кажется, больничное, а темно-красные розы на метровых стеблях не сыпались из него только потому, что их, похоже, утрамбовывали туда коленом, иначе непонятно, как можно было в стандартную емкость затолкать столько цветов. Девушка растерянно заморгала, повертела головой, заглянула за, с позволения сказать, букет, приподнявшись на локте, и обнаружила по ту сторону И Чжона, сладко спящего на стуле. Га Иль умиленно залюбовалась, кажется, дотоле невиданным ею беззащитным выражением его лица, потом слезла с кровати, наклонилась убрать прядку, упавшую ему на глаза… Не просыпаясь, он перехватил ее ладонь и уткнулся в нее носом. — И Чжон… — тихонечко позвала она, но он услышал, вскинул заспанные глаза, но ладони не выпустил, потянул девушку к себе на колени. Крепко обнял, практически обвился вокруг. — Га Иль… Выйдешь за меня? — его голос чуть заметно, но дрогнул. Она распахнула глаза. — Но ты же собираешься уезжать в Швецию! — Я узнавал, — его голос был предельно серьезен, даже бесенята, вечно пляшущие в глазах, и те куда-то делись, — туда можно с жёнами. Она не выдержала и прыснула, потом сделала строгое лицо. — А что я там буду делать? — Что захочешь. Главное, не отходи далеко. Метров на десять, не больше. Иначе я немедленно брошу всё и побегу тебя искать, а у меня там дела. Не знаю, как в Швеции с кабанами, но ты на всё способна, я уже понял. Она захохотала, а он ловко ухватил ее за руку, и согретое в его ладони кольцо скользнуло на палец Га Иль, вспыхнуло искрами, как фейерверк. Девушка поднесла его поближе. Белое золото, крупный бриллиант — простое, лаконичное, изумительное по задумке и исполнению. Не в пример букету. Впрочем, от И Чжона она приняла бы любое кольцо, хоть свитое из медной проволоки. — А это ошейник, дорогая, чтобы помнила о расстояниях! — напомнил о себе свежеиспеченный жених. Невеста покивала. — А поводок будет? И Чжон скрипнул зубами. — Будет! На свадьбу подарю!***
… Поводок, нежное и оригинальное бриллиантовое колье, на свадьбу Га Иль подарил Юн Чжи Ху, легко заткнув все возражения одной фразой. — Если бы не ты, Чан Ди бы погибла, я твой вечный должник, Га Иль.Ретроспектива II
Ветер в лицо, ощущение парения, сияющие звезды в карих глазах напротив — восторг захлестывал с головой, накрывал неудержимой волной, смывая горечь и боль, мгновения растягивались в часы… Сильный рывок, наверху распахнулся купол парашюта, земля приближалась, и Чжун Пё постарался вспомнить всё, что ему говорили, но всё равно чувствительно приложился при приземлении, не успев вовремя подобрать стропы, порывом ветра его проволокло по жесткой сухой траве. Ха Чже Кён, конечно, справилась раньше и подбежала, когда он только отстегнул карабины и встал на ноги, еще пошатываясь от переполняющих чувств. С разбегу она бросилась ему на шею и чмокнула в щеку. — Правда, классно? Тебе понравилось? Ну, говори, ведь понравилось же? — затараторила она. — Я же говорила! — Да… — медленно повторил он, в упор глядя на нее, оказавшуюся так близко: глаза ее, как и там, в небе, сияли звездами, и он поймал себя на мысли, еще недавно показавшейся бы крамольной — он хочет, чтоб эти звезды не гасли и сияли для него всегда. Чжун Пё сам себе не поверил, осторожно поставил Чже Кён на землю, она немедленно хлопнула его по плечу и побежала туда, где оставила несобранный парашют, и молодого человека пронзило острое чувство потери. Вот так она скоро уйдет от него? С улыбкой, прячущей горечь? Не хочу ее терять! Наверное, это не любовь, конечно, это не любовь, но… Что-то похожее? А бывает что-то, похожее на любовь? Или это любовь бывает разной? — Ха Чже Кён! — крикнул он. Девушка, на корточках ловко укладывающая парашют, оглянулась через плечо, махнула рукой. — Сейчас! Он подошел сам, за руку поднял на ноги, взял за плечи. Чже Кён смотрела удивленно, но не делала никаких попыток освободиться, а Чжун Пё никак не мог подобрать правильных слов, все они путались и разбегались, а ему казалось очень важным найти именно такие, чтобы она сразу его поняла, но это было непросто, потому что он и сам до конца себя не понимал. А, может быть, и не нужно понимать? Достаточно сказать, что чувствуешь? — Ха Чже Кён, выходи за меня, — просто сказал он, наконец, вспомнив правильные слова.***
В конверте была только фотография. Свадебная фотография. Чжи Ху, такого невероятно красивого в белом фраке, она узнала сразу, успела даже вздохнуть с печалью и завистью одновременно: печально, что он сумел забыть так скоро, жаль, что она не сумела… А потом разглядела лицо невесты, неузнаваемо прекрасной в кружевах, шелке и жемчугах, и фотография выпала у нее из рук. На обратной стороне было всего несколько строк. «Чже Кён, если ты захочешь знать, что произошло, позвони мне. Юн Чжи Ху». Она позвонила. И потом думала неделю. Целую неделю. Перебирала снимки, которые делали ее люди. Вспоминала. И снова думала. …В баре шумели умеренно — это было приличное место. Чже Кён села за стойку, лихо опрокинула стопку и, кивнув бармену, пошла к столикам. Как бы невзначай наткнуться взглядом на Чжун Пё, мрачно сидящего в обнимку с бутылкой, было несложно. Сложнее было удержать лицо, увидев вживую, как он изменился, и вообще не зарыдать немедленно. Для непосредственной девушки — труд почти непосильный. Но она справилась. Да и состояние Чжун Пё способствовало: он, конечно, еще не дошел до стадии, когда собственное отражение в зеркале не узнаешь, но и трезвым не был. — Гу Чжун Пё! — воскликнула девушка, приземляясь напротив него и ставя свою бутылку рядом с его. — А что ты здесь делаешь? Он поднял на нее глаза, в которых постепенно проступило узнавание. — Ха… Чже… Кён? — раздельно проговорил он. — Ну да! Зашла вот рюмочку... бутылочку пропустить, смотрю, ба — знакомое лицо! Давай, что ли, вместе выпьем! Ну, погнали! Она так и не дала ему возможности опомниться, благо, и выпить без видимых признаков опьянения могла немало, такая уж особенность организма, и какое-то растение в горшке стояло очень удобно, чтоб без помех незаметно делиться с ним алкоголем. А там и Чжун Пё плавно дошел до стадии «как приятно встретить старого знакомого на чужбине, ну, за встречу еще раз!», потом она кивнула своей охране, чтоб утащили тело в машину и доставили в гостиницу… Ночами девушка плакала в подушку, но держалась изо всех сил. Не навязываться. Не мельтешить перед глазами все время. Появляться раз в несколько дней, иногда целенаправленно, иногда — как бы случайно. Мы просто друзья. Хорошие друзья. Со мной можно поговорить обо всем, я все пойму. Ты на чужбине, тебе больно и плохо, тебе все чужие, тебе кажется, что друг и любимая тебя предали, но никто не виноват, что у твоей любимой всё-таки иссяк запас любви к тебе, когда ты, пусть не вполне по своей воле, предал ее в очередной раз, а я — единственная, кого ты знаешь, кто знает всех участников той твой жизни, навсегда оставшейся в прошлом, со мной можно без экивоков… Ты тоже виноват? Конечно, и ты виноват, и никто не виноват одновременно, так сложилась жизнь. Хорошо, что ты всё вспомнил, лучше горькая память, чем никакой. И эту подлую Ю Ми поделом бросил, дрянь такую. У меня? Ну, в целом, ничего. А вот случай со мной смешной недавно был. Слушай, а поехали завтра в тир? Сколько можно пить, надо ж чередовать с более осмысленными занятиями? А потом на гонки. А потом на скачки. А потом на американские горки. В клубе потанцевать. В караоке поорать — петь Чже Кён обожала, но насчет своих талантов не обольщалась, да и пропади все пропадом, у кого таланты, те не в караоке поют! Она фонтанировала идеями, как вулкан, и постепенно этот вихрь затягивал Чжун Пё и становился частью его жизни, а воспоминания слегка бледнели. Да, ночами он еще порою готов был выть и лезть на стенку, но после очередной встречи с Чже Кён сил оставалось лишь упасть лицом в подушку и отключиться. Когда же она пропадала на несколько дней, он погружался с головой в работу и учебу, потому что начинал чувствовать странную пустоту. Кажется, ему не хватало ее присутствия.***
В последнее время добрая сестра, руководящая делами из Сеула, завалила его делами так, что приходилось брать работу на дом. Отложив папку с бумагами, в которых он от усталости уже не различал не только букв, но и слов, Чжун Пё потянулся и собрался было ложиться, но тут в дверь номера постучали. Стук был странным не только оттого, что едва ли персонал дорогого отеля стал бы беспокоить уважаемого постояльца в такое время, но и потому, что персонал стучал иначе. Слегка удивленный, он пошел открывать. Стоило распахнуть дверь, как в его руки кто-то рухнул. Он едва не отмахнулся машинально, но успел сдержаться и поймал непрошенного гостя за плечи. Гость, вернее, гостья запрокинула голову и оказалась Ха Чже Кён собственной глубоко нетрезвой персоной, а спиртным от нее несло так, словно она не только пила, она в нём купалась. Тут Чжун Пё удивился уже всерьез: его бывшая невеста славилась способностью перепить здорового мужчину, сама при этом оставаясь разве что малость навеселе, ровно настолько, чтоб потом скакать по танцполу и, по ее мнению, петь в караоке ночь напролет. А вот такой, практически не стоящей на ногах… Он кинул взгляд направо, налево, нет, ее верной охраны нигде не видно, и как только добралась сама? Тут Чже Кён начала потихоньку сползать на пол, пришлось подхватить ее на руки и внести в номер. Пристроив ее на диване в гостиной, молодой человек попробовал привести ее в чувство, но Чже Кён только головой мотала. Он потряс ее за плечи, попрыскал ей в лицо водой — безрезультатно. Отчего-то раздосадованный, Чжун Пё сгреб ее подмышку, отволок в ванную и умыл холодной водой. Девушка с нечленораздельным, но явно негодующим воплем вырвалась, и он в последний момент подхватил ее, чтоб не разбила голову о край мраморной раковины. — Да чтоб тебя! — заорал он и прямо как есть, в одежде, затолкал ее в ванну и устроил ей холодный душ. Чже Кён сначала завопила, потом притихла и начала дрожать, как брошенный котенок под дождем. — Ну? Ты сможешь переодеться сама? Или мне тебя раздеть? —строго спросил он. Чже Кён подняла на него измученные, но практически уже трезвые глаза. — Не надо, — тихо ответила она, — только халат дай… Минут через пять, когда он уже начал волноваться, не упала ли она там все-таки, девушка, нахохлившись, вышла в гостиную. Чжун Пё встал. — Чай? Кофе? Воды? Она села на диван, подобрала под себя ноги: он заметил, что ее знобит, и принес еще и плед. Чже Кён поблагодарила кивком. — Чжун Пё, у тебя есть в баре что-нибудь? Выпей со мной, пожалуйста! Он едва не поперхнулся. — То есть того, что ты уже выпила, тебе недостаточно на сегодня? — А зачем ты меня водой поливал?! Я бы уже спала тихонечко, никого не трогала… — Но почему здесь?! Как ты вообще сюда добралась? Она вздохнула и нахохлилась еще больше. Вид у нее был трогательный и смешной одновременно. Он тоже вздохнул и полез в бар. Показал бутылку Чжу Кён, она закивала. Сел рядом с ней, налил обоим по рюмке. — По какому поводу пьем хоть? — спросил он, надеясь, что подруга все-таки догонится с одной, много — двух рюмок. Почему-то для выпивки настроения не было никакого, побаливала голова и хотелось спать. Но внезапные слова смыли с него сон, как не бывало. — Меня оплакиваем, — Чже Кён опрокинула рюмку и резко выдохнула. — В каком смысле?! — всполошился он. Первую же мысль, пришедшую в голову, он поспешно прогнал и постарался дальше не думать совсем, чтоб не накликать. Девушка повертела в пальцах рюмку, постучала ногтем по краю, поплыл нежный хрустальный звон… — Я попрощаться пришла, — на Чжун Пё она не смотрела. — Ты уезжаешь? — Ну, почти. Замуж выхожу. — За кого? — только и спросил он. — Без понятия. Знать не хочу. Успею еще… наглядеться. Чжун Пё без напоминаний налил обоим еще. Выпил. Решительно налил по новой. — Зачем? — вопрос был непонятный, но она поняла. Пожала плечами, натянула плед повыше. — Я обещала отцу… Тогда… Что в следующий раз буду покорной дочерью. Слово, данное добровольно, надо держать. А, ладно! Хватит об этом! Я ж чего пришла-то! — вспомнила Чже Кён, — сделаешь мне подарок на прощанье? — Сделаю, конечно, — он был мрачен и с трудом удерживался, чтоб не запустить бутылкой в стену, только не хотел расстраивать девушку еще больше. Да и стыдно бушевать, когда она держится так спокойно. И пусть это спокойствие дорого ей обходится… А ведь это он виноват! Из-за его трусости ей пришлось взять на себя ответственность за разрыв и теперь расплачиваться за это. А судьбу обмануть так и не вышло, Чан Ди всё равно ушла к другому, кто всегда был достойней его, Чжун Пё, и Чжун Пё, как ни больно, не мог с этим спорить… — Хочешь — колье бриллиантовое? Машину? Арабского скакуна? Чже Кён захохотала в голос, даже рюмку выронила. Чжун Пё следил, как янтарная струйка медленно-медленно подбирается к краю столешницы, собирается в большую каплю и падает вниз с беззвучным плюхом. Девушка отсмеялась и полезла в карман халата за телефоном. — Нет уж, я заранее говорить не буду! Завтра в обед заеду за тобой, хорошо? Сможешь освободить полдня? — Конечно. — Тогда я сейчас охране своей позвоню, они, верно, на ушах уже ходят, не у тебя же ночевать… О, точно! Пятнадцать пропущенных. Это я звук выключила, чтоб не надоедали… Да! Это я. В люкс к господину Гу Чжун Пё поднимитесь, как приедете, да, и одежду для меня возьмите, моя мокрая, я под дождь попала… Где надо, там и попала! Всё, жду.***
На следующий день после обеда она привезла Чжун Пё на летное поле где-то за городом.***
Свадебную фотографию Ха Чже Кён и Гу Чжун Пё Чжи Ху держал в сейфе на работе. Когда-нибудь он покажет ее Чан Ди. Наверное.Здесь и сейчас
— Как жаль, что нашу свадьбу я вижу только на фотографиях… — тихонечко пожалела Чан Ди, опуская на колени свадебный альбом. Чжи Ху отложил книгу и посмотрел на жену поверх очков. — Так давай еще раз свадьбу сыграем, за чем дело стало? Только поскорее, пока наши новобрачные не сбежали в эту свою Грецию. — Швецию! — поправила Чан Ди, улыбаясь. — Какая разница? И вообще, откуда в Швеции керамика? А в Греции, я помню, были эти, как их, краснофигурные и чернофигурные сосуды… И не заговаривай мне зубы! Ты согласна или нет? — Да я за тебя согласна каждый день замуж выходить! Но мне хочется вот в таком же платье, такое красивое, я так благодарна И Чжону, это же, наверное, он выбирал? Чжи Ху пересел на подлокотник ее кресла, прижал подбородок к макушке Чан Ди, посмотрел в альбом. — И Чжон, скажем так, принимал активное участие, по словам Га Иль, но всей правды, я думаю, мы уже не узнаем. — Жаль, что этот образ не повторить… — вздохнула Чан Ди, обводя пальцем контуры расшитой жемчугом и серебром юбки. Чжи Ху отобрал у нее альбом и за руку вытащил из кресла. — Пошли. В гардеробной он распахнул один из шкафов, и Чан Ди молча уставилась на белую пену, бережно закутанную в целлофан. Рядом висел свадебный костюм Чжи Ху. — Ты… всё сохранил? — задохнулась она. Ее личное солнце засмеялось и обняло ее за плечи. — Конечно. Я же знал, что этот день настанет!***
Из изящного конверта выпало не менее изящное приглашение на свадьбу Гым Чан Ди и Юн Чжи Ху. Ву Бин зачем-то заглянул в конверт, словно тот должен был как-то объяснить эту непонятную ситуацию, но конверт уже выдал всё своё содержимое и ничего больше объяснять не собирался. Принц Сон потянулся за телефоном. — И Чжон! — начал он, но друг тут же его перебил. — Ты уже получил приглашение? В эту среду, не забудь! Думаю, нам надо им подарить… — Постой! — взмолился Ву Бин, переставая что-либо понимать, — ты это серьезно? Какая свадьба, они ведь уже женаты. Или они успели развестись и хотят опять пожениться? И Чжон захохотал в трубку. Судя по тому, что на заднем плане ему вторила Га Иль, он догадался включить громкую связь. — Они хотят снова сыграть свадьбу, потому что Чан Ди теперь видит! — проговорил сквозь смех друг, — Чжи Ху даже наряды их сохранил, не поверишь! Договорившись вместе отправиться на поиски подарка — конверт с деньгами это традиция, а памятный подарок это святое, только теперь его еще сложнее придумать, они над первым-то головы сломали, — Ву Бин повесил трубку и задумчиво подошел к окну, за которым расстилалось море огней вечернего Сеула. — Какая-то свадебная лихорадка, право слово… — пробормотал он. — Даже завидно. И Чжон женился, И Чжон! Чжи Ху вторую свадьбу подряд устраивает. А я всё не найду никак…***
Перед офисом строительной корпорации прямо на ступеньках сидела и плакала молодая, небогато одетая женщина… /примерно три месяца спустя, см. "Тихое счастье".