Последний танец

Рождество, запах горячего шоколада, ослепительные огоньки в каждом окне, на каждой ветрине, подарки, звонкий смех и шум счастливой суеты, разносящийся со всех сторон, снежинки, щекочащие покрасневшие на морозе щёки и нос, и поцелуи под омелой, такие нежные, желанные и тёплые. Всё как в доброй сказке. И всё безвозвратно утеряно. Чимин, ещё недавно сияющий на сцене, пронизанный с ног до головы счастьем, окружённый любовью и уважением, теперь бесстрастно наблюдает за подготовкой к грядущему празднику сквозь запотевшее стекло своей палаты. Внутри парня не осталось ничего, частички желания бороться тлели изо дня в день, угнетаемые и поглощаемые тьмой, ровно с того момента, когда истощенный разум молодого танцора пронзили беспощадной правдой. С этой ублюдской, ненавистной юноше жалостью в глазах мужчина в устрашающе-белом халате произнёс лишь одну фразу, значившую так много: "Сожалею". И что теперь? Что ему делать с этими глубочайшими сожалениями? Засунул бы он их этому докторишке куда подальше. Будто они помогут ему вновь парить над сценой, помогут ощутить свободу и счастье, помогут вернуть его... Да, верно, кому нужен калека? И он тоже. Он исчез из его жизни сразу, как Чимин оказался тут, среди этих серых стен и белых халатов. Почему? На этот вопрос парень находил лишь один ответ - теперь он никто, бесславный, безызвестный и беспомощный. Было лишь единственное, что не давало ему покоя. Неужели столько лет бескрайней любви ослепляли только его? Ким Тэхен, какого чёрта ты даже не соизволил попрощаться? — Прошу... Умоляю, просто приди. Ты можешь сказать, что я тебе больше не нужен, что полюбил другого, что я лишь обуза, а твоя жизнь только началась. Но приди, ведь это наш праздник... Голос сорвался, а слабое тело сотрясалось от беззвучных стонов и всхлипов. Сегодня, в день, когда всё началось, он напишет конец этой неудавшейся сказке. Инвалидное кресло сдвинулось с мертвой точки, колёса глухо заскрипели, нарушая мёртвую тишину, разрезая её болью владельца вдоль прогнившей реальности. Но мысли, угнетающие парня последний месяц, прервала открывшаяся дверь. Зрачки Пака расширились, когда его взгляд добрался до лица того, кто нарушил его планы. — Тэ? Что ты здесь делаешь? Неужели соизволил всё таки попрощаться как следует? — Чт? Что ты говоришь? Чимин, я просто... Парень поёжился в коляске. От двери веяло холодом, а может виной всему был Ким? — Что ж, присаживайся, раз пришёл. — Может лучше прогуляемся? На улице так хорошо. У медсестры я уже отпросился. Парень протянул куртку, что сжимал до этого в руках, и неловко улыбнулся. В Чимине это предложение пошатнуло уверенность, что он так долго выстраивал. — Если ты так хочешь. Какое-то время двое просто плыли по улицам в полном молчании и никто не решался его нарушить. Вокруг всё сверкало и шептало о чём-то светлом. Чимин лишь сильнее кутался в свой пуховик. Он пахнет Тэхёном... — Чимин Парень остановился недалеко от праздничной ели, выбрав самое тихое место. — Я хотел извиниться. — Так ты только для этого притащился в это богом забытое местечко? — Прошу, просто послушай. — Что? Прости, что бросил тебя одного и не появлялся почти год? Прости, что оставил тебя, когда ты больше всего во мне нуждался? — Да постой же ты! Дай сказать! — Сказать что?! — Чимин! Он думал, что готов, думал, что отпустил, но что-то внутри так больно сжималось. Тэ ухватился за подлокотники кресла и навис над Паком. — Умоляю... Сердце вдруг бешено забилось в воспоминаниях о тех прекрасных днях, проведённых вместе. — Чимин, это всё моя вина. Только моя, слышишь? Тормоза на моём байке... И ты. Я забыл... Я недоглядел! Это я! Я! Моя вина! То, каким ты стал - моя вина! Я такой трус, такой слабак, я просто не мог прийти раньше, не мог смотреть в твои глаза! Танцы - вся твоя жизнь, а теперь... Голос предательски дрожал, а по щекам катились горячие слёзы. Сколько Ким репетировал эту гребаную речь? Но какой смысл? Чёрт, реальность была совершенно другой. Перед ним сейчас был он, его прекрасный Чимин, но теперь он беспомощный и сломленный. Тэхёну было больно, ужасно больно, ему хотелось кричать, он желал оказаться на месте Пака, освободив его от этих дрянных оков. Его мысли прервала пара холодных рук, нежно стирающая капли слёз с покрасневшего лица. — Ты моя жизнь, тупица. Если это было единственной причиной, по которой ты не появлялся, то ты просто кретин, слышишь? Они соприкоснулись лбами и Чимин ощутил чужое тепло. Как давно это было? Он уже и забыл, какого это, чувствовать что-либо помимо отчаяния. Секунда, их глаза встречаются, а затем и их губы. Рождественское чудо или что угодно. Это уже не важно. — Я могу остаться с тобой навсегда? Есть ли у меня право? — Право? Издеваешься? Ты обязан взять на себя ответственность. Сам ведь кричал минуту назад: "Моя вина! Моя!" Лучший мой танец был с тобой, так что не отпускай моих рук и снова закружи меня в нём. — Больше никогда! Огни, фейерверки и две судьбы, сплетённые под омелой.