Отчуждение

У Тэхёна ком в горле, он им давится, на глазах выступают слёзы, кислородный баллон тут точно не поможет. Искусственное дыхание? Что ж, может быть, но только если это будут «его» губы, алые, как спелая вишня, дерзкие, как скрип тормозов в три часа пополуночи, и далёкие, как Юпитер в игрушечном телескопе. Звучит так нелепо, что черти смеются где-то слева, прямо над ухом. У Тэхена грудь в огне, а ноги тугими верёвками, словно у тряпичной куклы. Он бьёт посиневшими от напряжения костяшками по широкой стене, он пытается собрать себя по кусочкам. Мягкие тёмные кудри падают на высокий лоб, прилипая к нему, вырисовывая древние руны. Они предрекли ему смерть мучительную. Они наказали любить Мина. — Хён, я принёс тебе кофе, сделай перерыв хоть на пару минут. Дверь со скрипом открывается, душа уже где-то за пределами галактики. Ким старается не смотреть, не хочет, чтобы старший пристал с расспросами. Хотя он и так не станет, не в его характере. — Оставь на подоконнике, я ещё не закончил. Он кивает на дверь, предлагая уйти по-хорошему, и снова погружается в исписанные, мятые листы с нотами и словами в перемешку. Тэ игнорирует его грубость, как привык делать это каждый день, и, невозмутимый, падает на пыльное кресло возле рабочего стола. Мину наплевать, он его не интересует, он для него лишь неприятные колики в животе или назойливый гул в ушах, от которого хочется поскорее избавиться. — Я послушаю, ладно? Младший улыбается, пытается заглянуть за ширму безразличия, но та лишь бьёт по рукам яростью. Юнги кусает губу, пуская кровь тонкой струйкой по острому подбородку. Он буквально рычит в ответ. — Просто заткнись, ладно? И Тэхён замолкает, Тэхёну бы просто побыть рядом, просто дышать с ним одним воздухом. А Мина тошнит от его преданности, пробивает между рёбрами на вылет. Ему бы забыться, закрыться в одиночной камере. И он прячется в своих текстах, он холодным бархатом голоса обнажает мысли, вскрывает чужие вены, он чёрной бездной глаз прямо в душу. Юнги плюёт с высоты своего эго на то, что люди прозвали чувствами. Юнги зачитывает словно в последний раз, словно для дьявола в преисподнюю. И Тэхёну кажется, что воздух плавится, а сердце сгорает адским пламенем. Он жадно считает пульс ударами в висках. Один. Два. Три. Четыре. Пять… Больше не получается. В голове крутится последняя строчка, отпечатывается в памяти клеймом, дробью изрешетив надежду. 《Любви в моём мире не существует, я скормил её своему демону, увы, тебе ничего не оставив》 Юнги бросает взгляд в его сторону, словно грязный платок в мусорку, он полон презрения и ядовитой усмешки. Уголки губ растягиваются в сладком «умри». За окном цветёт слива, небо расплывается нежными облаками, ветер пропитан свободой, да солнце тонет в алом закате. Думается о счастье, но только не в студии на четвёртом этаже, где крылом вольного ворона душа юного ангела стёрта в могильную пыль.