И уложи меня ночью в алмазы и жемчуга. Спой мне на ночь песню про свою любимую девочку. Lana Del Rey — Fuck My Way Up To The Top
Дней, когда кажется, что Харкорт отравил всю её жизнь от самого рождения до смерти, становится меньше, но они есть. Никакие психотерапевты не могут избавить от его уродливой мрачной тени, нависающей ночью в кошмарных снах или днём, когда что-то несущественное врезается в черепушку воспоминанием. Иногда она видит его узловатые пальцы на руках бизнес-партнёров, его змеиную усмешку в лицах злодеев кино, его металлический блеск глаз в отражении зеркала. Изабелла не может откинуть ощущение их родства, невыносимого сходства, когда смотрит на строку цифр телефонного номера. Это вынужденная мера, что-то, к чему бы она никогда не прибегла, не будь острой необходимости. Номер лучшего эскорт-агентства насмехается над ней с экрана; он напоминает о тех девочках, которых приводил Харкорт, крепко стискивая их локти и хищно усмехаясь поверх их макушек. Безликих, испуганных девочек в дорогих коротких платьях и на высоких шпильках. Она видела анкеты, листая их бездумно, пока на пятой по счету не закрыла страницу, ощущая кислое чувство отвращения. Будто бы она выбирала что-то не более новой сумочки, а не живого человека. Ценник на услуги был баснословно высокий; Изабелла отчего-то была уверена, что он должен быть ещё выше. Она с минуту смотрит на скачущие черные цифры, набирает номер и соглашается с Лидией Куигли, которая предлагает ей свою лучшую девочку. На вопрос хочет ли она увидеть фото, Изабелла отвечает отказом.***
И, может быть, это её ошибка, потому что она не готова к тому, как дыхание на пару секунд застывает на полпути, когда она видит свою спутницу. Первой в глаза бросается прическа, открывающая вид на длинную шею и с нарочито выбившейся тёмной прядью; платье на тонких бретельках блестит позолотой, но не смотрится вульгарно, как Изабелла представляла себе. На них будут смотреть, в этом Изабелла уверена, когда смотрит на полные губы в тонком слое помады. Возможно, стоило выбрать мужчину. Но часть её, та, которая не любит скрываться за показной вежливостью и расчетливым молчанием, хотела бунта, хотела утереть всем нос. Хотела доказать. — Шарлотта Уэллс, — тонкая ладонь с аккуратной нитью браслета вытягивается вперёд. Изабелла осознает, что подрагивающий в вот-вот грозящейся пробиться улыбке рот, результат её реакции. Она обхватывает ладонь Шарлотты и слегка сжимает. У неё холодные пальцы; Изабелла ожидала жара, который будет исходить от неё, но встречает только прохладу. Она кивает, и Шарлотта цепляется пальцами за её локоть. Близость всегда давалась ей тяжело, со скрипом, и сейчас она слегка вздрагивает. Шарлотта никак это не комментирует, удерживая взгляд перед собой. Чуть погодя, когда они оказываются в просторном зале с кучей официантов в накрахмаленных рубашках и приталенных жилетах и с гостями, разбившимися на кучки, Шарлотта приподнимается к её уху (она, должно быть, намного ниже Изабеллы, раз, не смотря на высоченные каблуки, ей приходится чуть вскидывать подбородок): — Расслабься, ты слишком напряжена. Они, как акулы, чувствуют кровь. Ей сложно не завидовать: легкости, с которой она держит меж пальцами бокал шампанского и улыбается гостям, уверенности, с которой она несёт себя среди тех, кто может раздавить её, как букашку. Есть ощущение, что она втайне насмехается над ними, играет с тем, как они изображают собственное превосходство и важность, будто знает все их секреты. Изабелла задается вопросом, может ли это быть правдой. Она искоса смотрит на её румянец: слишком яркий, чтобы быть естественным, на голубые глаза, подчёркнутые макияжем. Весь вечер она только и делает, что отвлекается на Шарлотту, и, хотя следует прекратить, она продолжает. — Ваша спутница — само очарование, — скалится Фаллон, когда подходит к ним, и Шарлотта посылает ему отрепетированную улыбку. — Нарываетесь на ответный комплимент? Это можно счесть дерзостью, но Фаллон смеётся и смотрит на неё с восторгом. Изабелла думает, в чём причина: в самой ли Шарлотте, которая магнитом притягивает к себе людей, или в том, что все прекрасно понимают, кто она и зачем. Ручные девочки обычно молчат, не встревая в разговоры, и хлопают длинными ресницами; живость Шарлотты отличает её от остальных кукол, которые плавают по залу с мужчинами, выложившими за них приличную сумму. Изабелла немного расслабляет плечи, когда большая часть вечера проходит без сложностей. Конечно, все смотрят на них, на то, что Изабелла привела женщину. Они с любопытством наблюдают за ней и изредка поджимают губы. В их поведении нет ничего нового, оно преследовало её с детства, когда она была целью всех злых шуток Харкорта, но сейчас Шарлотта не отходит от неё весь вечер и её присутствие каким-то образом успокаивает. Будто рядом с ней не может случиться ничего плохого, будто она — это талисман от неудач. Изабелла думает о том, что Лидия Куигли не подвела её. И что чек с множеством нулей оправдал себя. Она нарушает тишину, которая воцаряется, когда они с Шарлоттой оказываются вдвоём (в зале полном людей, но всё равно вдвоём): — Зачем тебе это? Существуют другие способы заработать. Шарлотта удивленно поднимает бровь, словно не ожидала, что Изабелла заговорит с ней напрямую. Пересекла ли она невидимую грань? Есть ли какие-то грани в общении с девушками из эскорта? Правила всегда есть, даже там, где кричат об их отсутствии. Шарлотта пожимает плечами, — Изабелла изо всех сил старается не смотреть на её острые ключицы и декольте с небольшим кулоном в ложбинке груди. — Нигде больше так хорошо не платят. Изабелла ловит себя на том, что не желает окончания вечера, но он всё равно утекает сквозь пальцы и Шарлотта улыбается ей один короткий раз, прежде чем сесть в такси.***
На минуту Изабелле кажется, что Шарлотта её преследует, но потом она осознаёт всю иррациональность этой мысли. Это всего лишь очередной приём, на котором собрались богатые потомки баронов и маркизов и предприимчивые выходцы; весь свет Лондона снова сверкает фальшью. Но не появиться — дурной тон и упущенные возможности; Изабелла обводит взглядом присутствующих и останавливается на знакомом силуэте. В этот раз Шарлотта в синем; длинная струящаяся ткань подчеркивает стройную фигуру и выигрышно смотрится с тёмными волнами волос. И она смеётся, придерживая за руку Джорджа Говарда, молодого хлыща, который тратит деньги отца; смеётся так, будто находится в компании друзей. Изабелле приходится напомнить самой себе, что это её работа — и не ей судить. Но в ней свивает гнездо неуместная ревность, чувство совершенно неоправданной собственности, когда Джордж опускает руку с талии Шарлотты непозволительно низко. Изабелла не знает её; она давит и давит в себе желание вмешаться. С другой стороны зала она ловит знающий взгляд Фаллона, и хочется стереть его ухмылку из своей памяти. Но прежде чем она успевает отвернуться, он наклоняется к своей спутнице — миловидной блондинке в розовом, — и переключает внимание на неё. В Изабелле какое-то детское "хочу", и оно побуждает поймать Шарлотту, когда Джордж с другими мужчинами за столом обсуждают бизнес, а её отсылают подальше от собственных дел. Она ходит по залу с прямой спиной и цепким взглядом; её шаги кажутся легкими, но отнюдь не воздушными, скорее присваивающими себе, выбивающими место под солнцем. Она ничего не доказывает своей походкой — она показывает то, что уже у неё есть. Изабелла позволяет себе улыбку: — Приятно увидеть знакомое лицо. Шарлотта хмыкает. — Разве тебе не знакомы все лица здесь? — Не могу сказать, что приятно их видеть, — бормочет Изабелла, глядя, как Шарлотта улыбается и прикусывает губу. Её веселье кажется искренним. В этот раз. — Тогда мы можем уйти, — прямо заявляет она, будто пытается играть в поддавки. Она снова ходит по краю и ставит на собственную дерзость; Изабелла слишком наслаждается её обществом, чтобы отказаться. Отрицать то, что ей хочется находиться рядом с Шарлоттой, бесполезно: она пытается быть честной сама с собой. К тому же, Шарлотта предлагает сама....
В дорогом ресторане, где не спрашивают лишнего и сразу проводят их за свободный столик, положив меню в кожаном переплёте на стол, Шарлотта сразу же заказывает кофе, вместо подходящего времени и случаю вина, и перекидывает ногу на ногу, обнажая молочную кожу в разрезе платья. Этот официоз напоминает деловую встречу — и Изабелла не совсем уверена, какая роль ей отведена. Она не покупала Шарлотту и не платила за её общество, не сегодня. И вот она здесь со... шлюхой? Это слово кажется слишком грубым, хотя графа "дополнительные услуги" была прописана в анкетах девочек Куигли. Её внутренний монолог прерывает писк телефона, и Шарлотта извиняется, прежде чем достать мобильный и прочесть сообщение. Она быстро печатает ответ и сразу же убирает телефон обратно в небольшую сумочку. — Моя ма интересуются, как всё прошло. Изабелла спрашивает, не успевая подумать: — Твоя мать знает? Хриплый смех Шарлотты является её ответом. Гордость за очередную неподдельную эмоцию возникает сама собой и не желает уходить. — Скажем так, это семейный бизнес, — наконец, поясняет Шарлотта. Она по-прежнему улыбается с заразительным лукавством, непосредственной игривостью, абсолютным очарованием. — Это шокирует тебя? — Немного. — Ты видела блондинку с Фаллоном? — она наклоняется едва заметно ближе, будто рассказывает секрет. Изабелла подается вперед; ощущает сладкий запах цветов с нотками цитруса и острого имбиря. Сочетание чуть оглушает, но стоит привыкнуть и становится ясно, что оно теперь всегда будет прочной ассоциацией. — Да. В розовом? Шарлотта кивает. — Это моя младшая сестра. Она только недавно... начала этим заниматься. Ма волновалась за неё. — Но ты ушла, а она осталась там. Шарлотта отмахивается, снова отодвигаясь и опираясь о спинку своего стула. — Я приглядывала за ней только на первых порах. Всё хорошо, она справляется. — Поразительно. Шарлотта снова улыбается — Изабелла думает, что её мир стал ярче от одной этой улыбки. Той, которая предназначена только ей....
То, что они оказываются в доме Изабеллы парой часов позже, не запланировано. Она не думала об этом, как о возможном исходе; не обличала собственную симпатию, "неестественную похоть" к женщинам, как когда-то ещё в школе говорил Харкорт. Она видела красоту Шарлотты; наслаждалась её компанией и плавилась от её низкого голоса, но не давала этому выйти за рамки. И вот они за порогом её дома, и её спина прижимается к стене, едва не ударяясь о картину с очередным пейзажем; губы Шарлотты где-то на её шее, а руки проворно поднимают юбку платья. Изабелла ловит себя на том, что слишком быстро, слишком торопливо, пусть и приятно до одури. Шарлотта не теряет времени, но Изабелла хочет растянуть то время, что у них есть. Она почти велит быть помедленнее, но прикусывает губу, сдерживаясь. "Почти" — слабая характеристика того, что она ощущает. "Недостаточно" подходит гораздо больше. — Спальня? — выдыхает она, пальцами царапая шею Шарлотты. Та поднимает взгляд — тёмный и голодный, и от её красных распухших губ хочется застонать в голос. — Если хочешь, — отвечает она, не делая попыток отстраниться. Они перемещаются до спальни без осторожности и попыток прикрыть желание чем-то ещё. Руки Изабеллы сами ныряют под ткань такого удачного разреза на платье, и Шарлотта усмехается ей в губы. — Только посмотри на нас, — шепчет она и смотрит прямо в зеркало напротив. Оно отражает красно-розовые следы помады на теле Изабеллы, как знаки её триумфа; взлохмоченные волосы Шарлотты и спустившееся на одно плечо платье. Они выглядят бесстыдно — и их отражение это искусная картина. Оно останется в памяти на долгое время, и Изабелла думает, что вряд ли сможет избавиться от него и выжечь с сетчатки глаза. Шарлотта улыбается и медленно, нарочито неторопливо оставляет дорожку поцелуев от её челюсти до ключицы, вынуждая её смотреть. Она тянет язычок молнии на платье, пальцами задевая спину. Дрожь приходит сама собой. Изабелла разворачивается к ней лицом, руками обхватив за талию. — Поцелуй меня. — Это просьба? — Требование. Ей дарят мимолётный едва-поцелуй: слабое прикосновение губ, которое легко спутать с ветром, а после — жадный, влажный и требовательный, с зубами и языком, руками, которые ложатся на шею и тянут вперед, без нежности и мягкости, только с необходимостью более острой, чем дыхание.***
Две недели вспышек-воспоминаний, анализа и поисков случайных встреч (это глупо выискивать взглядом на улице кого-то, зная, что шансы бесконечно малы). Две недели с понимаем того, что Шарлотта не появится внезапно на её пороге. Это смешно, как Изабелла ищет искренность в поступках шлюхи. Даже у себя в голове называть так Шарлотту неправильно. Подло, пусть и правда. Две недели, и Изабелла набирает номер Куигли, самым деловым тоном сообщая, что ей нужна Шарлотта для посещения скачек в компании нескольких уважаемых лордов. Лидия цокает языком с другого конца трубки и называет цену; Изабелла готова поклясться, что она ухмыляется, будто поймала её в свой капкан. Сиропным голосом Куигли прощается с ней, а Изабелла прикрывает глаза и откидывается на спинку офисного кресла. И хочется утопнуть в нём навсегда — она покупает человека, заключая сделку с собственной совестью и дьяволом в лице Лидии. И всё равно, она ощущает трепет предвкушения следующей встречи. Харкорт ей бы гордился....
Изабелла понимает, что сбегать поздно, когда появляется Шарлотта с игривой улыбкой на знакомых губах. Идея встретиться с ней снова уже не кажется прекрасной, легче было бы забыть и двигаться дальше. Девочки вроде Шарлотты не остаются с кем-то по доброй воле; Изабелла, честно, не знает ничего о девочках вроде Шарлотты. — Соскучилась? — спрашивает она и прикусывает губу. И всё же в её тоне и в её позе видно усилие, маска, натянутая с трудом и оттого непрочно. В её фасаде просвечивают трещины, что-то, чего не было в прошлый раз. — Мне нужна была компания, чтобы пережить эту встречу, — ложь лишь наполовину. С этим можно жить. Шарлотта улыбается так, словно знает точно, что Изабелла недоговаривает. Она привычным движением накрывает её локоть ладонью с аккуратным нюдовым маникюром и небольшим скромным серебряным кольцом. — Я не разбираюсь в скачках... на лошадях, так что придется объяснить мне, — подмигивает она. Изабелла не краснеет, только шумно выдыхает и секундно напрягает плечи. Она ощущает, что что-то не так — наблюдает за напряженным взглядом Шарлотты, которая стоит чуть поодаль, глядя на лошадей. Обсуждение вопросов касательно новых вложений и расширения фирмы затянулось дольше, чем Изабелла рассчитывала; и она предпочла бы стоять там, рядом с Шарлоттой, поддерживая легкую беседу. Шарлотта — натянутая струна, которая лопнет, стоит надавить; она вся будто готовится к прыжку, один оголенный нерв. Её дискомфорт не должен заботить Изабеллу, — любого мужчину, который платит за её время, не стали бы беспокоить такие детали, — но она не просто клиент. Она не считает себя просто клиентом, не после того, как видела Шарлотту на пике в своих руках, в своём доме, не после того, как та целовала её лицо и смеялась легким мягким смехом над какой-то ерундой на рассвете. Изабелла извиняется и завершает встречу, оставляя партнёров с размытым обещанием обсудить остальные детали в более официальной обстановке. Они смотрят ей вслед — они видят, как она идёт прямиком к Шарлотте. И ей плевать. У неё есть деньги и влияние, она может позволить себе хотя бы немного свободы, хотя бы что-то, что будет только её. Шарлотта никак не реагирует на её присутствие, продолжая наблюдать за обитателями опустевшего ипподрома, за тем, как после короткого заезда всё снова приходит в статичность. — Что не так? Я вижу, что ты не в порядке. Услышав голос Изабеллы, она напрягает челюсть, медленно поворачивает голову в её сторону и смотрит так, будто взвешивает решение: говорить или оставить свои тревоги при себе. Она выбирает честность притворству. — У моей сестры проблемы. — Я могу чем-то помочь? Пауза. Прикушенная губа. И снова мысленные дебаты. Глядя на то, как она качает головой, Изабелла снова думает о их роли в жизни друг друга, о том, есть ли в этом что-то кроме деловой сделки. Что-то человеческое и неподдельное. — Пока не знаю, — произносит Шарлотта. Маска возвращается на место; она поправляет шляпку и улыбается: — Ты вызвала меня, чтобы развеять скуку, так что... Она закрывается, прячется за привычной ролью, и, наверное, ей легче не быть собой с теми, кто платит. Изабелла помнит, как тяжело было делать вид, что всё в порядке, когда на ужине Харкорт рассказывал о её успехах, как о своих собственных; как она изображала примерную сестру, пока всё не закончилось и он не исчез из её жизни. — Не нужно притворяться, Шарлотта. Пойдём. Мы достаточно потешили их самолюбие сегодня, все важные вопросы мы обсудили. — Куда? — Куда ты хочешь? Шарлотта пытается считать её намерения; Изабелла берёт её за руку, черпая смелость в том, что может произойти, какой поворот может их ожидать. Ещё никогда у неё не было такой потребности — такого сильного желания быть кем-то в чьей-то жизни. Наконец, Шарлотта посылает ей мимолётную улыбку и выдыхает: — Я бы всё отдала за картошку фри. В кэбе они снимают шляпки, Шарлотта расстегивает пару верхних пуговиц рубашки, и Изабелла видит родинку на ключице, которой касалась губами будто бы в другой жизни. В той, где она могла сократить разделяющее их расстояние меньше полуметра. То, где ей не нужно было задавать вопросов — только действовать. Шарлотта молчит, пока они едут до ближайшего МакДональдса. Она начинает говорить только после наполовину выпитого клубничного молочного коктейля и начатой картошки фри; облизывает губы и рассказывает об обвинениях её сестры в нападении, которого, разумеется, не было — Шарлотта с нажимом говорит, что это была самозащита, и её глаза, предгрозового серо-голубого оттенка, смотрят с вызовом, будто она будет обороняться до последнего. Её преданность сестре восхищает. И вызывает зависть. Изабелла слушает молча, а шестеренки её мыслей уже работают на то, какие связи можно подключить, чтобы разрешить эту ситуацию. Шарлотта не просит о помощи; но какой бы желанной она ни была в высшем свете, сколько бы не платила ей Куигли, едва ли у неё есть достаточное влияние, чтобы пойти против Говарда. Между ними нет обещаний: ни в том, кто они друг другу, ни в том, что они делают. Шарлотта опускает плечи и запускает картошку в рот. Всё её движения завораживают, и, может, иммунитета нет только у Изабеллы. — Ты можешь не делать вид, что тебе не нравится, — усмехается она, глядя на неё из-под длинных ресниц и кивая в сторону её нетронутой картошки, заказанной за компанию. Это по-детски; Изабелла не помнит, когда в последний раз позволяла себе подобное. У неё была кухарка и телефоны ресторанов Мишлен, которые привозили всё, что она захочет по щелчку пальцев. В том, чтобы есть жирную картошку в дешевой забегаловке, есть определенный бунт; большая часть её знакомых скривили бы губы (хотя, возможно, она знает их не так хорошо, как кажется). — Это не так плохо, — наконец, говорит она, пережевывая. Шарлотта смотрит на неё так, будто выиграла крупную сумму. Она выглядит победительницей — и Изабелла решает, что она в любом даже унизительном поражении будет нести себя так, словно это было спланировано. Шарлотта целует её, перегнувшись через стол, и её губы по вкусу как соль с сладким привкусом клубники.***
Она подключает связи, беседует с судьей Хантом за закрытыми дверями по делу мисс Люси Уэллс тихо и не просит ничего взамен — и это самая большая ложь, которой она обманывалась. Она делает это не ради девчонки, которой не знает; даже не ради собственной совести. Она делает это, чтобы Шарлотта сама пришла к ней. Изабелла ждёт её появления, как ждут первого снега в конце осени — с неясным ощущением, что так должно быть, иначе мир перевернется. Работает в офисе, ведет переговоры с иностранцами, отвечает на важные звонки и ходит на деловые ланчи. Не проверяет телефон каждые несколько минут, потому что ей не пятнадцать и её нетерпение ничего не решит. Она знает, что Шарлотта придёт. Её очередь делать шаг навстречу. Хотя Изабелла готова сдаться и позвонить сама — с фальшивой причиной узнать о делах её сестры, но это кажется фатальным проигрышем; признанием того, что она нуждается в Шарлотте гораздо больше, чем та нуждается в ней. Вторая огромная ложь — это то, что она вообще нужна Шарлотте. Та появляется без предупреждения и неожиданно; заходит в кабинет Изабеллы при полном параде: в чёрном платье и красных туфлях на каблуке в тон помаде; очевидно, что её появление породит множество слухов в офисе. Она нарушает спокойствие их небольшого улья в высотке в центре Лондона, к Изабелле никто ещё не приходил в офис с личными целями. И тем более, никто вроде Шарлотты. Она благодарит за помощь, скупо делится информацией о Люси и о том, что она в безопасности. Единственное, что выдает её нервозность — пальцы слегка постукивающие по коленке. Она пьёт кофе из белой керамической кружки маленькими глотками и старается держать тон голоса ровным, а Изабелла смотрит и смотрит в её лицо, ожидая момента, когда она начнёт говорить о том, что важно, что может её разбить и разрушить. — Я не могу пока бросить то, чем занимаюсь, — произносит Шарлотта и отставляет чашку с красным следом помады на ободке. Вопрос на самом деле звучит "ты готова делить меня с другими?". И Изабелла дважды проклята от того, что у неё есть ответ раньше, чем Шарлотта успевает закончить фразу. У неё серьёзные глаза, они смотрят прямо и устойчиво, без стыда или вины. Она такая, какая есть — со всеми её условиями и ультиматумами. И это в корне неправильно хотеть её и хотеть быть с ней, принимать то, от чего бы отказалось большинство. — Если ты будешь возвращаться ко мне, то всё в порядке, — собственный голос звучит сипло. Шарлотта чуть склоняет голову вбок, тяжесть постепенно уходит из её позы. Она не улыбается, когда говорит, но тон её больше не кажется придавливающим к земле: — Это просто работа. Ты — личное. Изабелла принимает это в качестве признания и начала; она отменяет все встречи на сегодня и позволяет Шарлотте поцеловать её в лифте, пока кабинка не распахивается. Её грудь тяжело вздымается, но это приятное чувство, всепоглощающее. Она не думает о будущем кроме самого ближайшего — лукавой улыбке Шарлотты, тянущей её за собой.