Войти в ручей

— Ха! Ты проспорил, Джонс! — Тони пьяно улыбается и хлопает Адама по плечу. Шеф складывает руки на груди, — Ну и чего же ты хочешь? Беларди лукаво щурится, качая стаканом, в котором все еще плещется виски. — Я хочу… хочу… — Тони допивает содержимое одним большим глотком и делает глубокий вдох, — хочу, чтобы ты, Адам Джонс, переспал со мной! Повар думает, что он ослышался, — Стоп-стоп, Тони, что? — Хочу, чтобы ты переспал со мной, — менее уверенно, но так же настойчиво повторяет метрдотель. — Тони, тебе не кажется, что ты выпил слишком уж много? Он недовольно качает головой, — Думаешь, это минутная прихоть? Думаешь, я это только сейчас придумал? Джонс вздыхает. Естественно, нет. Он прекрасно понимает, как долго Беларди вынашивал эту мысль. И только сейчас появился момент, чтоб произнести это вслух. — Нет, давай какое-то другое желание, — все равно отвечает он. — Нееееет, — тянет метрдотель, — мы же договаривались. Любое желание! Джонс молчит. Это ведь неправильно. Раньше он бы и не задумался о таком, но сейчас… Неужели Тони настолько в отчаянии? Если да, то это отчасти и его вина. Да что отчасти, это практически целиком на нем! — Ну чего ты? — Нет, Тони. Это правда плохая идея. — Да ладно, Джонс, ты ломаешься! — капризно произносит раскрасневшийся Беларди, — Или что? Я тебе настолько противен, что ты не можешь один раз трахнуть меня? — Ты мне не противен. Но так ведь нельзя… — последний протест Адама тонет, когда Тони кладет его руки себе на бедра и прилипает к губам поцелуем. — Всего один раз, Адам. Ради меня. Пожалуйста, — шепчет он. И Джонс сдается. Губы у Тони на вкус приятные. Он даже прикусывает их, пока помогает ему раздеваться. Метрдотель тянет его на кровать. — Сделай вид, что любишь меня, — просит он, запрокидывая голову. Все происходит как-то само. Будто по давно составленному сценарию. Возможно, мелькает в голове у шефа, у Тони этот сценарий действительно был. Когда Адам входит, Беларди подается к нему всем телом, — Ты не представляешь, сколько раз я воображал этот момент… — на выдохе произносит он. Джонс думает, что это звучит как-то грустно и ничего не говорит. Адам двигается быстро и даже немного грубо. Беларди стонет, весь отдавшись ощущениям, понимая, что это больше не повторится. Джонс держит его за шею, проводит пальцами по спине, и Тони прогибается сильнее, позволяя боли и удовольствию разливаться по всему телу. Адам кончает на последнем резком толчке и медленно отпускает метрдотеля. Тот вскрикивает в последний раз, а затем аккуратно ложится, отмечая про себя, что простынь выглядит слишком помятой. Мысли, одна за одной, начинают рождаться в его все еще нетрезвом мозгу. — Спасибо тебе, — произносит Тони, отдышавшись. Опьянение от алкоголя уходит вместе с опьянением от секса. Адам зажигает сигарету и отвечает что-то невнятное. Беларди лежит, обняв подушку, и смотрит на него сквозь ресницы. Адам хмурится. — Извини за все это, — шепчет метрдотель, чувствуя первые уколы совести. Наверное, это все было не так уж правильно. — Хватит, Тони. Не извиняйся. Лучше спи. — Угу, — отзывается он и поворачивается на другой бок, зажимая коленями одеяло. — Спокойной ночи. Джонс медленно курит. Тони старается не шевелиться. Пусть думает, что он правда спит. Голова у Беларди идет кругом, но это ничто по сравнению с тем, что творится у него внутри. Что он наделал? Стоило ли оно того? Что будет дальше? Смогут ли они делать вид, что ничего не было? Алкогольный дурман улетучивается быстро, и Тони все яснее осознает, что как прежде уже ничего не будет. Он испортил все. Это чувство заполняет его целиком, и внутренний крик отчаяния все сильнее стремится вырваться наружу. Он прикусывает нижнюю губу, чтобы случайно не всхлипнуть. Адам уходит через час. Аккуратно встает с кровати, пару секунд стоит, будто в раздумьях, а затем тихо выходит из комнаты. Когда входная дверь за Джонсом закрывается, Тони позволяет себе больше не сдерживаться. Слезы стекают по его щекам, щекочут нос и остаются бесформенными лужицами на идеально-белой наволочке. Он все испоганил. Ради одной ночи он лишился отношений с другом. Адам возненавидит его… От мысли о том, как они отводят друг от друга глаза, стараясь не пересекаться взглядами, Беларди становится дурно. В комнате душно. Он резко вскакивает, открывает окно, ловя порыв холодного влажного воздуха, и долго смотрит вниз. Слишком низко. Ничего не выйдет. А может… Тони трясет головой, отгоняя минутное желание покончить со всем. Он садится обратно на кровать и долго смотрит в одну точку. Что дальше? Даже завтрашний день покрыт беспросветной пеленой. Вести себя как ни в чем не бывало? Говорить с Адамом или избегать его? Ночь кажется бесконечной. Несколько раз Тони тянется к пустой бутылке шампанского, бегает по многочисленным каналам кабельного, а потом с бессильной злобой швыряет пульт в дальний угол, пару раз берется за нож, но, лишь проведя холодным лезвием по коже, сразу же откладывает его прочь. Ночь глядит на него из окон, обещая превратить его жизнь в пытку. Ближе к утру он все-таки засыпает, забравшись в самый центр кокона из одеяла. Снится ему, конечно же, Адам. Сначала такой, как всегда, заносчивый и прямолинейный, хитро щурящийся и улыбающийся своей лучшей на свете улыбкой. Но потом он меняется. Стыдливо прячет глаза, одергивает руку и все время молчит. «Это все из-за тебя, извращенец. Видишь, что произошло?», — шепчет ему Джонс из сна. Тони просыпается в слезах, когда до будильника остается еще полчаса. — Какой-то ты сегодня помятый, Тони, — говорит ему вместо приветствия Элен. У него нет сил даже отшутиться. — С тобой все в порядке? Тони кивает. Ничего не в порядке. Вообще ничего, черт подери! Персонал кухни оглядывает его с недоверием. Кто-то сочувственно хлопает по плечу. Кто-то советует взять больничный, если что-то случилось. В половине десятого Беларди абсолютно уверен, что Адам просто смылся и больше никогда не явится в свой собственный ресторан. Может, это и к лучшему. Он все-таки решает спросить Элен. — Ах да, точно! Я совсем забыла! Он просил передать тебе это, — она вытаскивает из кармана сложенную в несколько раз записку. «Надеюсь, он просто написал, что уезжает и не хочет меня видеть» — проносится в голове метрдотеля. Однако записка гласит «Извини, появилась необходимость срочно отлучиться. Все нормально. Увидимся вечером.» Тони выглядит ошарашенным. Это ведь точно почерк Адама? Что все это значит? Он не злится? Он не свалил в закат, оставив метрдотеля мучиться и ненавидеть себя? Весь день Тони проводит как на иголках. Кое-как включившись в работу, мысленно он мечется между «он скажет, что все кончено, заберет команду и найдет другое место» и «если он решил поговорить, значит, я ему не противен». Вечер — понятие растяжимое. Поэтому, когда в десять Адам не появляется на кухне, Тони теряет надежду. Передумал. Для Джонса это нормальное дело. В половине одиннадцатого телефон метрдотеля тихо вибрирует. «Через полчаса в моем номере». Беларди чувствует, как мурашки бегут по спине. Эти тридцать минут становятся самыми мучительными в его жизни. Он стучится в дверь, готовый услышать самое худшее, что только мог выдумать за этот день Джонс. Извращенец? Согласен. Мудак? Так и есть. Пусть говорит, что хочет. — Заходи, чего ты там топчешься? — голос Адама не звучит зло. Тони проходит внутрь. Шеф сидит на кровати. — Адам, я… Джонс мотает головой, — Постой, не говори ничего. Ты только все испортишь. Метрдотель смотрит на него удивленно. — Тони, мне понадобился день, чтоб все обдумать. И я пришел к решению. Все внутри Беларди будто падает в бездну. Это конец. Что он натворил? — Ты… ты уходишь, да? — он старается сохранить лицо и выглядеть хотя бы не очень расстроенным, но внутренний крик раздирает все внутренности. — Что? — Адам словно не понимает вопрос, — Куда ухожу? — Ну, ты собираешься уволиться? — С чего бы это? — А зачем ты тогда меня позвал? Джонс оглядывает всего Тони с ног до головы, — Ты что, думал об этом весь день? — Нет, — врет он, — просто сейчас спрашиваю. Адам недоверчиво хмыкает, — Нет, не ухожу, успокойся. Теперь Тони просто не знает, что думать, — А что тогда? Что ты хотел сказать? — Ты уже испортил момент, — посмеивается шеф, — как я и предупреждал. Все твои дурацкие вопросы… Он замолкает и смотрит Беларди в лицо. Тот молчит, закусив нижнюю губу. Это выглядит очень трогательно. Адам наслаждается моментом. — Вообще я хотел предложить тебе встречаться, — наконец выдает он. На лице Тони последовательно сменяются испуг, удивление, непонимание. Зачем это Адаму? Из жалости? Или чтобы посмеяться? Или он чувствует вину? — Ты ведь не любишь меня, — почти шепотом отзывается он. — Так и есть, — Адам абсолютно спокоен. Он ждал этого вопроса. — Тогда зачем тебе это?! Если это из-за… Джонс прерывает его, — Позволь мне объяснить. Я думал над этим весь день. И да, ты прав. Я не люблю тебя. Но любил ли я кого-то вообще? Тони, за сегодня я перемотал всю свою жизнь. Все мои отношения начинались как страсть и заканчивались как разочарование. Я падал в них, а потом выбирался мокрым и грязным, испачкав при этом других. С тобой это не так. Это не падение. Это многолетнее топтание по щиколотку в ручье. В ручье, к которому я так привык, что и не замечал, что у него на дне не грязь, а чистый песок. Вчера ты сделал шаг чуть дальше. И я, может, по глупости, может, по воле судьбы, пошел за тобой. Я не люблю тебя. Я не люблю никого. Но из всех людей, которых я не люблю, ты мне ближе всех. Я хочу зайти в эту воду с тобой, Тони. Не упасть, намочив все вокруг, а именно зайти. Шаг за шагом. Может, тогда я наконец пойму, что такое любовь. Поэтому я и предлагаю… Закончив, Адам смотрит на Беларди. Тот стоит, глядя на мыски своих ботинок, и трет пальцами глаза. — Что скажешь, Тони? — наконец спрашивает он. — Ты дурак, Адам Джонс, — произносит метрдотель, всхлипывая, — И я люблю тебя. Шеф поднимается с кровати, подходит к нему вплотную и прижимает к себе. — Я знаю, — улыбается он. Другие слова тут и не нужны. Адам целует Беларди в мокрые от слез щеки.