Соловьи и Алан

      В главном офисе Лондонского отделения организации шинигами было немноголюдно и тихо. Большинство жнецов отправилось на сбор душ, оставшиеся были погружены в бумажную работу.       — Заносите сюда. Аккуратнее! — прикрикнул вдруг кто-то из-за закрытой двери.       В следующую секунду дверь отворилась, и двое жнецов, работавших в соседнем отделе, занесли в комнату огромную корзину с алыми розами. Букет был поистине великолепен, сотни цветов переливались кровавыми оттенками подобно закатному солнцу. Поставив корзину, жнецы молча вышли из кабинета, спеша вернуться к делам.       Шинигами, находившиеся в офисе, подняли глаза и с интересом посмотрели на столь неожиданно появившееся в лишённом всяких украшений кабинете чудо.       Между тем в офис вошёл Эрик. Постояв над букетом и сосредоточенно обдумав что-то, он прикрыл глаза, набрал в грудь побольше воздуха и проговорил:       — Алан, прошу, прими эти цветы.       Алан, как раз вставший для того, чтобы отнести в кабинет начальника документацию, от неожиданности подпрыгнул и выронил кипу отчётов.       — Эт-то мне?! Н-но... Эрик... Зачем?.. – пробормотал он, отчаянно краснея.       — Так нужно. Просто прими.       — Хорошо...       Смущённо улыбнувшись, Хамфриз пересёк комнату и оказался рядом с букетом. Но стоило ему мимолётно коснуться края лепестка одной из роз, как...       — Ах!..       Жестом, ставшим почти привычным за полгода болезни, Алан схватился за сердце. Но на этот раз его лицо не исказилось от боли, как это обычно бывало при очередном приступе. Отдышавшись, он поднял глаза на Эрика. Во взгляде Алана читались неверие, удивление и радость.       — Что... Шип смерти... Он исчез!       Эрик, до этого напряжённо наблюдавший за другом, облегчённо вздохнул и тепло улыбнулся. Алан же, напротив, нахмурился:       — Постой, но это значит... Неужели ты воспользовался методом из легенды о соловьях?!       Алан оказался прав. Несколько дней назад в огромной библиотеке жнецов, в секции под названием "Фантастика", Эрик нашёл запылившийся и пожелтевший от времени свиток. На нём корявыми буквами было нацарапано следующее:       "Если вы хотите излечить жнеца от шипа смерти, вы должны окрасить тысячу белых роз кровью тысячи соловьёв и преподнести розы больному"       Многие жнецы слышали об этом, с позволения сказать, способе лечения. Но никто не мог всерьёз предположить, что он может оказаться не просто сказкой. А если и были желающие это проверить, им не представлялось такой возможности: всё-таки шип смерти – явление редкое.       Так что Эрик, готовый на что угодно ради спасения друга, оказался тем, кто доказал действенность "соловьиного" метода. А Алану оставалось лишь смириться с этим и продолжать жить, более не опасаясь мучительного одиночества.       И всё же, Алан, не переносивший причинения вреда кому бы то ни было (почему он, собственно, и стал уязвим для шипа), не мог спокойно принять тот факт, что даже одна маленькая птичка была убита ради него, не говоря уже о тысяче. По правде говоря, Хамфриз предпочёл бы умереть, только бы не становиться причиной чьей-то смерти. Но дело уже сделано. Эрик, понимая это, старался успокоить его, как мог. Слингби что-то говорил, а на душе у него было спокойно как никогда. Ведь он знал: теперь его драгоценный лучик света никогда не погаснет, и пусть даже Алан не забудет об этих несчастных соловьях и не захочет больше иметь с ним дело, ему будет абсолютно достаточно того, что тот жив и работает где-то неподалёку. Впрочем, зря Эрик опасался, что Алан его не простит. Всем известно, что у Хамфриза золотое сердце, и, даже не одобряя поступок друга, он не станет злиться на него, тем более в такой ситуации.       Но пока им нужно было о многом поговорить, чем они и занимались, не обращая внимания на Грелль, подошедшую к корзине с розами. Опустившись на пол рядом с корзиной, жница стала сосредоточенно пересчитывать цветы.       — ... Зачем, Эрик? — дрожащим голосом говорил Алан. — Что значит - "это всего лишь птицы"? Любое живое существо заслуживает жизни больше, чем любой из нас, уже проживших свою земную жизнь. А теперь...       — Алан, послушай. Ты считаешь это несправедливым, и ты прав, но для меня жизнь какой-то тысячи птиц - чёрт, пусть бы даже это были не птицы - никогда не будет важнее, чем...       Договорить Слингби не дал внезапный вопль Грелль:       — Эрик!!! А ну иди сюда, сволочь ты эдакая!..       Эрик с Аланом удивлённо оглянулись. Сатклифф между тем продолжала свою гневную тираду:       — Да, ты! Сколько тут роз, по-твоему? Хоть понимаешь, что ты натворил?! — Грелль схватилась за голову. — Лишить британские леса даже одного соловья - это кощунство!..       Надо сказать, что Грелль, при всём своём сумасшествии и жестокости, весьма трепетно относилась к братьям нашим меньшим. При том, что она была способна без сожалений забирать людские души и даже своими руками убивать неугодных ей людей, смерть тысячи невинных пташек была для жницы сильным ударом.       — Сатклифф, замолчи. – предупреждающим тоном заговорил Эрик. — это был единственный способ спасти Алана.       — Нет же! Я рада, что Аланчик жив и здоров. Но изволь-ка объяснить, почему здесь не тысяча роз, а тысяча одна?!       — Почему?.. Не мог же я подарить чётное число цветов. Сатклифф, ты же должен в этом разбираться.       — Да к чёрту правила и романтику!.. За что лишнего соловья, изверг?! — прокричала Грелль, яростно сверкая глазами.       — Семпай сказал "К чёрту романтику"? — пробормотал Рональд, как раз вошедший в кабинет. — Не иначе, скоро камни с неба падать начнут...       А Грелль уже гоняла Эрика по всему этажу, высказывая всё, что думает о жестоком обращении с животными. Из коридора только и доносились следующие крики:       — Даже в мире людей это скоро станет незаконно!       — Да чтоб тебя!.. С каких пор ты интересуешься законами?       — А уж для жнеца, существующего вне времени – это позор!       — Выключи свою бензопилу, придурок, это опасно!       — За соловья ответишь! И за "придурка" тоже!!!       — Да не убивал я 1001-го соловья! Дополнительный цветок - обычная красная роза!..       — Семпай! Пожалуйста, прекратите крушить всё вокруг! Вам же опять объявят выговор!.. — это уже Рональд бежал за этими двумя, пытаясь образумить Грелль.       Алан, оставшись один в кабинете, посмотрел на букет, на заходящее за окном солнце, на разбросанные по полу отчёты, от половины из которых мало что осталось, – и, печально улыбнувшись, проговорил:       — А я ведь всегда говорил, что Эрик – такой романтик...

***

      А потом на шум пришёл Уильям, и о том, что было дальше, автор писать отказывается.