Трагедия антагониста

      При виде Мэтта девушка на ресепшене недовольно поджала губы. — Здравствуйте, — настроение было до невозможности паршивым: голова гудела, будто динамо-машина. — У меня назначена встреча… В двенадцать… — Мы не пускаем в заведение со своими напитками, — желчно произнесла девушка, кивнув на стаканчик в руках Мэтта с логотипом «Старбакса», — Прошу, покиньте помещение. — Я не буду его пить здесь, — сказал Мэтт. Врал, конечно. Он все равно не собирался ничего заказывать, тем более, во французском ресторане, где одна гренка стоила больше, чем аренда всей его квартиры. А пойло из «Старбакса» хоть и отвратное, но зато мигом ставит на ноги. — Прошу, покиньте помещение, иначе я буду вынуждена вызвать охрану, — продолжала настаивать девушка. — Это по какой же причине? — вообще-то Мэтт никогда не считал себя скандалистом, но порой подобная волокита его просто выводила из себя. Он спал часа три от силы, еще сорок минут трясся в битком набитом метро, чтобы сюда добраться, жутко опаздывал на встречу, а теперь какая-то заносчивая пигалица его задерживала у самого порога! Причем без адекватного повода! — Сесилия, это ко мне, — неожиданно со стороны бара донесся звучный женский голос. — Молодой человек опоздал на встречу. Пусти его.       Девушка растерянно покрутила головой. — Извините, я не знала, что вы к миссис Кроссник… — куда более смирно произнесла она. — Давайте я вас провожу… — Нет уж, спасибо, я как-нибудь сам, — буркнул Мэтт, проходя вперед.       За барной стойкой его ждала женщина — Мэтт дал бы ей лет пятьдесят пять, хотя и знал, что ей почти семьдесят; небось не одну тысячу долларов спустила на пластические операции. Ухоженная, лощеная, одетая со вкусом, в ее виде скользило что-то, что люди называли благородной старостью. В общем-то, неудивительно — кому как не голливудским звездам уметь красиво стареть.       При его виде женщина — миссис Кроссник — элегантно спустилась с барного стула и окинула Мэтта быстрым взглядом. — Пойдем со мной, дорогуша. Я заказала нам столик, — она взяла с барной стойки чашку и пошла вглубь зала. Мэтт последовал за ней. Для своего возраста и высоты каблуков миссис Кроссник двигалась довольно быстро, хотя и совсем не спешила. — Неплохой наряд для того, чтобы прийти на встречу во французский ресторан, дорогуша. Еще и с дешевым кофе, — она легко усмехнулась. — Вижу, любишь эффектные появления. — Да уж, пожалуй, — Мэтт усмехнулся в ответ.       Вообще-то он никогда не стремился производить на кого-то впечатление нарочно и одевался так, как ему удобно. Да и вообще не знал, что по названному адресу располагалось настолько дорогое место. Хотя, даже если бы и знал, вряд ли изменил растянутому свитеру, джинсам и кедам.       Они заняли столик в дальнем конце зала. — Так значит, вы та самая знаменитая миссис Кроссник… — начал Мэтт. Сказал он это больше из вежливости: нужно было быть глухим и слепым на протяжении пятидесяти лет, чтобы не слышать об этой поистине легендарной актрисе. — Зови меня Нериссой. Ненавижу это «миссис Кроссник» — сразу ощущаю себя на свой истинный возраст, — хмыкнула она. — А ты, значит, то юное музыкальное дарование, которое прочат к нам в композиторы? — Да, Мэтт Олсен, — представился он. — Я знаю, что это твой первый опыт в кинопроизводстве — ты солист в музыкальной группе. Слушала пару твоих песен — не скажу, что в моем вкусе, но написано талантливо, — Нерисса отпила свой чай. — Скажу честно — я рада, что ты мужчина. Я бы не выдержала, если бы по этим бесполезным квотам нам бы навязали очередную безмозглую девчонку. Мой прошлый фильм просто кишел дурехами, которые ничего не умели, но гонору у них было хоть отбавляй. Работать было невозможно. Умных людей и так немного, а умных женщин — и подавно. — Что же, спасибо, — рассеянно протянул Мэтт. Он толком и не знал, как реагировать на эти слова. — Кстати, слышала, ты из Хиттерфилда. Как там сейчас? — Вы там бывали? — изумился Мэтт. Его родной город мало подходил таким людям, как Нерисса. Скорее, она бы предпочла нежиться на пляжах Калифорнии или путешествовать по Европе. — Странно, что ты не слышал — я, как и ты, оттуда родом. Приторный и до невозможности сонный городок. Сбежала оттуда в семнадцать и не жалею об этом, — она натянуто улыбнулась. — Ладно, я что-то заболталась. Перейдем к делу. Я хотела обсудить с тобой музыкальную тему своей героини. — Пару дней назад я отправил наработки режиссеру… — начал Мэтт, но Нерисса его перебила. — Я знаю. Он показывал мне. И мне они не понравились.       Мэтт нахмурился. — Но вы же актриса. Разве вы интересуетесь музыкальным сопровождением? — «или разбираетесь в нем?». — Когда дело касается моей работы, я считаю необходимым учитывать все, — пояснила Нерисса. — В конце концов, ты пишешь музыку для моего образа, не так ли? А значит, и для меня.       Пожалуй, она чересчур ответственно относилась к собственным ролям, раз позволяла себе, хм, интересоваться чужой работой. С другой стороны, Нерисса знала свое дело — все-таки такие талантливые люди разбирались в кинопроизводстве как никто. Мэтт рассудил, что послушать ее мнение будет не лишним. — И что же вам не понравилось? — Мне не понравилось все, — категорично заявила она. Мэтта возмутили эти слова — ему казалось, он написал вполне неплохую музыку. — Слишком вульгарно и поверхностно, будто я сыграла опереточного злодея. Ты вообще читал сценарий? — Да, конечно, читал, — неужели она думала, что он не ознакомился с сутью картины прежде, чем писать саундтрек к ней?! — И что ты думаешь о моей роли? — Честолюбивая и жадная до власти злобная старуха, — честно ответил Мэтт.       Услышав эти слова, Нерисса рассмеялась. Смех у нее был странный и какой-то неприятный, хотя Мэтт точно и не мог сказать, что именно ему не нравилось в нем. — И почему ты так считаешь, позволь узнать?       Мэтт оторопел: странно объяснять такой, без преувеличения, легендарной актрисе, что она сыграла отъявленную мерзавку. — Она лицемерная лгунья, которая идет по трупам ради достижения собственных эгоистичных целей. Манипуляции, обман, бесчеловечные эксперименты над детьми… Ни одному нормальному человеку не захочется ей сопереживать.       Нерисса посмотрела на него, как на недалекого ребенка. — Правда? А как же ее семейная драма? Неужели тебе не было ее жаль, когда от нее отвернулся собственный сын?       Мэтт задумался. — Да, пожалуй, в этот момент ее действительно было немного жаль, — согласился он, но затем добавил: — Но ведь она сама виновата в том, что всё так повернулось. Своими действиями она оттолкнула от себя всех, кого любила. — Да, не буду отрицать, она злодейка, — улыбнулась Нерисса, хотя глаза ее были холодны как лед. — Но, видишь ли, дорогуша, прелесть негодяев в том, что никто из них не считает себя таковым. Каждый антагонист — это трагедия. Я хочу, чтобы ты передал это в ее музыке. Я жду новый вариант от тебя в понедельник — надеюсь, ты не разочаруешь.       На мгновение Мэтту показалось, что он ослышался. — Вы ждете? — переспросил он. — При всем уважении, я нисколько не хочу принижать ваш талант, но вы ведь актриса. Не режиссер и не продюсер. Мы вообще не должны пересекаться. И уж тем более, вы не имеете права диктовать мне, как работать. — Ах, ну да, дорогуша, — Нерисса устало вздохнула. — Ты ведь такой молодой, пылкий и амбициозный, что, похоже, считаешь ниже своего достоинства переделывать музыку. Послушай меня: ты вообще не понял моего персонажа. Ты сделал работу из рук вон плохо и можешь испортить весь образ. — Но это ведь мое понимание вашей роли! Почему я должен переделывать свою работу? — возмутился Мэтт. — Только потому, что она не понравилась вам?! — Дорогуша, если не хочешь лишиться работы, ты перепишешь. Ты и вполовину не постарался так, как мог. — Вы мне угрожаете? Да вы не имеете права! Это незаконно! — воскликнул Мэтт. Да будь она хоть самой английской королевой, он не будет переписывать музыку из-за ее прихотей!       Нерисса пристально посмотрела на него. В ее взгляде было столько затаенной угрозы, что Мэтт готов был поклясться: она с легкостью убьет его, если он не сделает так, как она хочет. — Я не люблю бросать слов на ветер, но если ты не сделаешь, как я прошу — очень пожалеешь, — отчеканила она, вставая. — Поверь, я очень изобретательна в том, как можно испортить чужую жизнь. — Но… — Мэтту хотелось возразить, но он вдруг понял, что не может этого сделать. Слова буквально застревали в горле, и казалось, что любой его аргумент она разобьет в пух и прах.       Да и ничего дельного, кроме оскорблений, противопоставить он ей не мог. — Мой номер у тебя есть, — бросила она напоследок. — Жду результат в понедельник.       Мэтта выводила из себя подобная наглость: черт возьми, Нерисса всего лишь актриса! Талантливая и успешная, даже легендарная, но актриса! Почему он должен подчиняться ей, да еще и все переписывать?! Она вообще не авторитет для него, музыканта! «Ты вообще не понял моего персонажа!», «и вполовину не постарался так, как мог»… Да как она вообще может так легко судить о том, что он понимает и что может?!       Вечер прошел отвратительно: Мэтт сорвал телефон режиссеру и продюсерам, возмущаясь настолько нахальным поведением Нериссы — она, не имея на то права, вмешивалась в его работу! Но все как один указали сделать так, как хочет она. «Пойми, она — звезда этого фильма», «у нее колоссальный опыт», «она знает, о чем говорит»… Мэтт невольно поразился тому, насколько она держала всех в узде. Казалось, она на этом чертовом кинопроизводстве была и за режиссера, и за сценариста, и за спонсора, и даже за самого господа бога!       Выбора у Мэтта не было — либо переписывать музыку, либо оставшийся год жить на улице и записывать новый альбом на микрофон телефона. Если не хуже… Такие люди, как Нерисса, любят оставлять последнее слово за собой и очень не любят, когда срываются их планы. И уж точно не любят тех, кто их срывает.       Очередная бессонная ночь прошла неважно: идей не было совершенно. Мэтт перечитал сценарий вдоль и поперек, но ни на каплю не проникся персонажем Нериссы — ну сука ее героиня, как ни посмотри! Нерисса, в общем-то, недалеко от нее ушла... Глупо сравнивать персонажа и реального человека, но все-таки, было у них что-то общее. Конечно, Нерисса не была бессердечной злодейкой, но то, как легко она позволяла себе крутить людьми, Мэтту совершенно не нравилось. Подло это и отвратительно. Хотя, вероятно, очень эффективно.       Нерисса вызывала у Мэтта противоречивые чувства. Это была явно не симпатия — но и не ненависть. Да, он разозлился, когда она буквально разнесла его работу, и совсем не обрадовался, когда, не имея на то права, заставила все переделывать, но теперь, переслушивая собственные наработки, он понял, что она была права — слишком серо и бездушно. Совсем не запоминается.       Вот только осознание ее правоты нисколько не прибавляло вдохновения.       Мэтт подумал о том, что наверняка был не первым, кому Нерисса так грубо навязывала свои желания. Странная она, даже жесткая но, безусловно, завораживающая. Улыбалась прекраснейшей из улыбок, хотя взгляд был будто у голодной акулы. Как это говорят о злодеях — отрицательная харизма? Вот у Нериссы ее было в избытке. Видимо, она искренне верила в правильность собственных действий (и в степень паршивости работы Мэтта), раз вызвонила его, пригласила встретиться и прямо и безапелляционно высказала все, что думает. При этом, правда, и крест не поставила — если бы ей действительно не нравилось его творчество, не моргнув глазом вышвырнула с работы — уж это она могла сделать в два счета. Мэтт усмехнулся, думая о том, что такое отношение стоило счесть за благосклонность, а ведь Нерисса за один только разговор сумела унизить и оскорбить его, угрозами и манипуляциями заставив работать на себя! Поистине, эта женщина умела находить к людям подход.       «В конце концов, ты пишешь музыку для моего образа, не так ли? А значит, и для меня».       Мэтт рассудил, что такая трактовка персонажа имеет право на существование — каждый актер приносит в образ что-то свое. И если он вдохновится не ролью, но актрисой, хуже не будет. В конце концов, она же хотела, чтобы он прочувствовал трагедию злодея — а Мэтту Нерисса казалась совсем не героиней.       Он набросал первые наработки мелодии к рассвету — конечно, еще сыровато, но Мэтту этот вариант нравился куда больше первого. Отложив в сторону гитару, он устало подумал о том, что нужно запастись еще кофе — работы предстоит невпроворот, а времени у него не так уж и много. *** — Нас можно поздравить, дорогуша, — улыбнулась Нерисса, поднимая бокал, — Критики в восторге. Особенно все отмечают музыкальное сопровождение картины. Это твой триумф.       Мэтт криво ухмыльнулся, подумав о том, что для такого триумфа Нериссе пришлось буквально вытереть об него ноги. — Вы умеете вдохновлять, — «пусть и по-своему». — Не стоит преувеличивать мои заслуги. Я лишь обозначила рамки — остальное ты сделал сам.       Она пригласила его отпраздновать премьеру — и Мэтт, к удивлению своему, согласился. Сам до конца не понимал, почему — наверное, несмотря на отвратительный характер Нериссы, чувствовал, что, в каком-то смысле, обязан ей своим неожиданным успехом.       Они стояли на открытой террасе того самого французского ресторана и пили безумно дорогой бренди. Нерисса угощала, и Мэтт не стал отказываться — списал на компенсацию за нанесенный моральный ущерб. — Не угостишь огоньком старую женщину? — она вытащила из кармана платья портсигар — на вид раритетный и дорогой, — и вытянула тонкую дамскую сигарету. — Не прибедняйтесь, Нерисса, вы отлично выглядите, — усмехнулся Мэтт, поджигая ее сигарету своей зажигалкой, купленной на распродаже в Уолмарте. — Сочту это за комплимент, дорогуша, — она улыбнулась, затягиваясь. — Но не флиртуй. Мне, конечно, нравятся мужчины помоложе, но не настолько. — Как скажете, — Мэтт невольно рассмеялся: ему и в голову не приходило думать о Нериссе как о даме сердца. — У меня сын твоего возраста, — продолжила она. — Конечно, я люблю его, но порой он такой прямолинейный сухарь. Ему не хватает гибкости. А вот у тебя ее в избытке. Смотрю на тебя и думаю о нем. Хотя, вы, конечно, совсем не похожи. — Не знал, что у вас есть сын, — удивился Мэтт. — Не хочу втягивать его в свою работу — знаешь, этим журналистам дай только повод покопаться в чужом грязном белье. Конечно, одно время я мечтала о том, что сын пойдет по моим стопам, но Калебу не передался мой актерский талант, — Нерисса хмыкнула. — Иногда мне вообще кажется, что Калеб и творчество — это вещи взаимоисключающие. Не то что ты, дорогуша. Поверь, я разбираюсь в талантливых людях, и ты очень многообещающий. — Что же, спасибо, — странно было слышать похвалу от такой женщины, как она. Пожалуй, Мэтту стоило быть польщенным — все-таки, известнейшая актриса. Вот только ничего подобного он не чувствовал.       Нерисса вновь затянулась, а затем продолжила. — Извини, что надавила, но тебя необходимо было подтолкнуть. Люди способны по-настоящему проявить себя только в безвыходных ситуациях — такова уж наша природа. Зато результат того стоил, правда? — Могу сказать, что у вас очень своеобразный подход к раскрытию чужих талантов, — усмехнулся Мэтт, отпивая бренди. Впрочем, в чем-то она была права: все-таки, это была для него новая сфера, а тут такой головокружительный успех… — Не буду спорить, я довольно властная женщина. Но в этом мире цель оправдывает средства, дорогуша. Особенно, когда дело касается искусства. — Не соглашусь, — возразил он. — Есть в мире вещи, которые не оправдает ни одна цель.       Нерисса смотрела на него лишь мгновение, но Мэтту показалось, будто она видит его насквозь. — Не в настроении с тобой спорить, а потому сойдемся на мнении, что мы тут друг друга не переубедим, и каждый останется при своем, — произнесла она тоном, не терпящим возражений. — К слову, мне уже давно не перечили так открыто, как ты. Ну, не считая сына, конечно, — но он, как ты понимаешь, семья, совершенно другой уровень. Ведь если так подумать, тогда, в нашу первую встречу, ты поступил довольно безрассудно, даже глупо, когда решил спорить со мной — я ведь влиятельнейшая актриса, а ты лишь молодой амбициозный мальчишка. Одно неосторожное слово — и ты бы не только вылетел с кинопроизводства, но и работу в самом задрипанном музыкальном баре не нашел. Но ты так упрямо отстаивал свое мнение — мне это понравилось. В тебе есть внутренний стержень. — Если бы у меня был внутренний стержень, я бы ни за что не стал идти на поводу у вас и ваших угроз, — признался Мэтт, запоздало подумав, что алкоголь развязывает ему язык. — Скорее, я просто сумел признать, что вы оказались правы насчет меня и моего творчества. — Поверь, для того, чтобы признать собственные ошибки, нужна не меньшая внутренняя сила, — усмехнулась Нерисса. — Я вот до сих пор не научилась этого делать.       Они постояли в тишине — Мэтту казалось странным находиться здесь. Между ним и Нериссой была невообразимая пропасть: мировоззрения, возраста, статуса, финансового положения… Разговоры с ней были чем-то похожи на откровения с незнакомцем в поезде — по большому счету, им, таким чужим, были безразличны жизни друг друга, однако между ними возникла странная связь. Не любовь, не дружба, не симпатия и не одобрение. Ближе всего подходило слово «понимание», да и то с большой натяжкой. — Ты когда-нибудь любил? — неожиданно спросила Нерисса. Вопрос показался Мэтту слишком личным, но он вдруг подумал, что совсем не против поговорить об этом с ней. В конце концов, Нерисса умела располагать к себе. — Да, — признался он, слегка помедлив. — Глупо, конечно, но я до сих пор сожалею, что в четырнадцать не признался в чувствах собственной однокласснице.       Нерисса рассмеялась. — Ох, не думала, что ты настолько сентиментален, дорогуша! Я имею в виду, ты же такой талантливый и амбициозный юноша, буквально девичья мечта! Тебе бы женские сердца разбивать, а не сокрушаться о школьной любви. Могу узнать, почему не срослось? — Даже не знаю, — пожал плечами Мэтт. Он вдруг понял, что впервые высказал сожаление по поводу Вилл кому-то вслух. Хотя и Нерисса не разделила его «сентиментальности», ему было плевать: можно подумать, такие холодные женщины, как она, способны любить! — Пожалуй, нам обоим не хватило смелости сделать первый шаг. А ведь она мне по-настоящему нравилась. Вот у кого действительно был внутренний стержень, так это у нее. — Знаешь, у меня у самой было три мужа, и ни один не казался мне достойным, — поделилась Нерисса. — Сын, между прочим, рождён вне брака — люблю шутить о том, что у его отца хватило ума не связываться со мной настолько близко. Он хороший человек, военный. Наверное, Калеб поэтому и стал спасателем — пошел по стопам отца. Горжусь ими, хоть наши отношения и далеки от семейной идиллии. Все-таки, я далеко не образцовая супруга и мать.       Она отхлебнула еще бренди. — Алкоголь делает меня чересчур болтливой. Знаешь, мы, старухи, такие сентиментальные, когда дело доходит до подведения итогов собственной жизни. Помню, в школе у меня была подруга — славная, добрая и совершенно не амбициозная. Довольствовалась немногим, хотела помогать больным детям — могу спорить, теперь так же, как и ее покойная матушка, души не чает во внуках и стрижет кусты у дома. — Каждый по-своему понимает счастье, — произнес Мэтт, подливая им бренди. — Возможно, оно и не подходит вам, но ваша подруга сама выбрала такой путь. Я думаю, это достойно уважения. К тому же, это благородно — облегчать чужую боль и спасать жизни. — Это слишком мелочно: спасая единицы, ты не спасешь миллионы, — хмыкнула Нерисса. — Нет, такая жизнь точно не по мне. Я всегда хотела достичь чего-то. Стать кем-то. Поменять этот мир. Но теперь, когда я отжила свой век, я думаю о том, что так ничего толком и не изменила. Мне всего мало. Конечно, я стала знаменитостью, даже иконой, с культовой фильмографией, кучей наград и звездой на аллее славы... Но это все такая нелепица. Мы, актеры, все носим маски — буквально срослись с образами, которые рисуем в собственной голове — но стоит снять их, и все видят нашу внутреннюю пустоту и жалкую душу, которая жаждет всеобщего признания. Мне до сих пор хочется большего. В моей жизни не хватает чуда. — В моей тоже, — признался Мэтт. — Это заметно: тебе явно тесно в обычном мире рутины и волокиты — я буквально чувствую, как ты до скрежета в зубах ненавидишь строгие рамки привычного — и понимаешь, что не можешь ничего изменить. Поэтому и вкладываешься в искусство. Совсем как я.       Наверное, Мэтту стоило возразить, но он не стал — понимал, что она права. — Творчество порой кажется чертовым эскапизмом, побегом от серой и невообразимо отвратительной реальности. Зато так проще всего проявлять себя — никаких запретов и никаких ограничений. — Не думай, что осуждаю тебя, дорогуша, сама не без греха. Знаешь, я порой думаю, кем могла бы быть, будь в моей жизни место чудесам. Так и не определилась. Но уверена, я была бы великой женщиной. Возможно, даже ужасной. В конце концов, величие — мечта многих. Вот только все почему-то забывают, что оно стоит дорого. — Как вы думаете, кем был бы в том мире я? — спросил Мэтт. Почему-то он был уверен, что у Нериссы уже было собственное мнение на этот счет, и послушать его было, как минимум, небезынтересно. — Забавно, что ты спросил, дорогуша, — она неприятно улыбнулась, оценивающе разглядывая его. — Изворотливый живой ум, упрямство, азартность, честолюбие… О, такие, как ты, мечтают по-крупному! Наверняка бы стал маленьким богом, разящим врагов одним только взглядом. — Почти угадали, — засмеялся Мэтт: не думал, что его оценят так высоко. — Еще я бы хотел летать.       Нерисса рассмеялась в ответ. — С тобой, дорогуша, очень легко делиться глупыми мыслями. Ты мне нравишься, определенно нравишься. А еще ты хороший слушатель — а я люблю звук собственного голоса. — Хорошему музыканту никуда без хорошего слуха, — ухмыльнулся он, опустошая бокал.       По дороге домой Мэтт мысленно прокручивал в голове их странный диалог. Все-таки, Нерисса была необыкновенной женщиной — она добилась невероятных успехов, построила прекрасную карьеру, обеспечила себе безбедную старость и, пожалуй, прожила свою жизнь не зря, оставив неизгладимый след в искусстве. Вот только она так и не добилась того, чего хотела. Наверное, это и была ее трагедия антагониста — Нерисса просто заплатила за величие слишком жестокую цену, пожертвовав собственным человеческим счастьем.