Когда малость перенервничал

      Когда-нибудь это должно было случиться. Бесконечно воевать, проходя по одному и тому же проклятому кругу ненависти и мести, было невозможно, и кто-то должен был прекратить это. И никто и никогда бы не заподозрил в диверсии младшего брата главы клана Учиха, Изуну. Тобирама, развивающийся с каждым днём всё дальше, придумывающий просто какие-то невероятные техники, не подвёл, и омега с лёгкостью подставился под его удар. Крики Мадары, предложение помощи Хаширамы-доно, молчаливый шок Тобирамы – последнее, что помнил Изуна, прежде чем ушёл в беспамятство. Он был настолько уверен в том, как именно всё будет разворачиваться, что ни секунды не сомневался – нии-сан пойдёт на всё, чтобы спасти его.       И очнулся омега в какой-то неизвестной палатке, плотно перебинтованный, а компанию ему составил, на удивление, Тобирама. Он дремал, скрестив руки на груди и опустив голову, и один только ками знал, почему он здесь оказался. Впрочем, секрета особого в этом не было, об этом Изуне поведал сам альбинос, когда проснулся от неосторожного движения Учихи. Оба Сенджу никогда не относились к заклятым врагам как к немощным омегам, Изуна и Мадара крепко убедили их в своей силе и способностях, однако только после того, как младший Учиха едва не отдал ками душу, Тобирама внезапно прозрел, увидев прекрасного омегу в юноше, с которым столько лет сражался, с которым вырос на поле боя, ради которого придумывал столько новых техник, чтобы – ками сама! – впечатлить. И Изуна, довольный результатами своих действий – мирный договор на стадии подписания, войны больше нет, и можно будет мирно жить дальше, – не стал долго томить альбиноса, признав в нём своего альфу. А вскоре и понеся от него дитя.       И с этого момента Тобираму стало не узнать. Вечно хмурый, дотошный, педантичный фанатик превратился в растерянного, напуганного истерика. Понятно, что брюхатые омеги это не какое-то чудо света, они считаются даже крепче женщин в плане вынашивания и родов, но Тобирама просто не мог расслабиться. И если другие видели Изуну таким приятно поправившимся и круглым, улыбающимся всем, счастливым, то альфа видел хрупкого омегу с болезненной худобой и слишком огромным для него животом. Ками-сама, да как он его носит вообще! Хаширама, лично наблюдающий за беременностью своего новоявленного родственника, докладывал первым всегда Тобираме о состоянии его супруга и никогда ещё в этом отчёте не прозвучало ни одного страшного слова. Изуна легко носил крупноватого для него ребёнка, пошедшего полностью в своего большого статного отца, но размеры плода не пугали никого, кроме альбиноса. А ведь он тоже имел непосредственное отношение к медицине, проводил множество исследований в этой области, но никак не мог успокоиться и прекратить переживать за своего супруга, которого однажды сам чуть не убил.       Изуна же только улыбался на это. Ему нравилось внимание Тобирамы, тот много времени проводил с ним, постоянно пытался помочь ему, часто носил на руках, словно боясь, что тонкие ножки не выдержат этот шарик. В его голове брюхатый омега обязан сидеть дома и наглаживать свой животик, и Учиха, не желая ссориться с любимым, покорно выполнял все ожидания супруга, надеясь, что он скоро успокоится. Хотя даже покладистый омежка уже начал уставать от столь пристального внимания своего избранника. Альфу не успокаивали и его обычные любимые исследования в лабораториях, но все прекрасно понимали, что пока Изуна не родит, и пока ребёнок немного не подрастёт, Сенджу так и будет нервно дёргаться на каждое движение своего омеги. В жизни каждого альфы случается такой момент, когда он немного волнуется за свою семью.       Ну как немного…       Сегодня Хаширама, осматривающий Изуну, вынес вердикт – рожать через две недели. Малыш уже почти готов, приятно толкается внутри, его положение в матке более чем устраивало Хашираму как доктора, поэтому и была поставлена столь скорая дата. Младший Учиха радостно улыбнулся, поглаживая округлый живот.       - Наконец-то, Хаширама-сан, он появится! Если честно, я так устал от гиперопеки Торы, что хоть волком вой. Но он ведь переключится на ребёнка после рождения...       - Не переживай, Изуна-кун, - ободряюще улыбнулся ему альфа, вытирая руки полотенцем. – Скоро он успокоится, устанет от этих переживаний и вернётся наш угрюмый белый зверь. Скучаешь по нему?       Омежка вздохнул, отводя взгляд. Он любил своего супруга любым, но всё же тот малообщительный неулыбчивый альфа, с которым он столько времени сталкивался на поле боя, а теперь носил его ребёнка, был ему намного милее. Это с другими он выглядит как безэмоциональная машина с куриной жопкой вместо рта, а наедине с Изуной он совсем другой. И по нему, по своему настоящему альфе, юноша очень скучал.       Дома оказалось тихо и словно бы никого, но на диване в гостиной нашёлся Тобирама. Он мирно похрапывал, развалившись на слишком маленьком для него предмете мебели, ноги его свисали с подлокотника, одна рука была за головой, другая свисала до пола. Судя по его позе, он просто пришёл и устало завалился на первое, что попалось, тут же заснув. Его можно было понять, так волнуется за него, Изуну, и за их малыша, а ведь у него ещё работа в резиденции, в лабораториях, ученики… Мягко улыбнувшись, омега наклонился к альбиносу, оставляя на его лбу ласковый поцелуй, и уже хотел было отправиться на кухню приготовить ужин, как за спиной храп прекратился, а тонкую омежью ручку сжала широкая ладонь альфы. Обернувшись, Изуна встретился с широко распахнутыми глазами супруга; в них плескалась такая паника, что Учиха даже испугался. Чтобы видеть Тобираму с таким взглядом, нужно обладать железобетонными нервами, ибо что могло ТАК напугать одного из сильнейших шиноби?       Альбинос не стал долго молчать, и сказанное им повергло Изуну в такой шок, что он даже не сразу сообразил, какого хрена происходит.       - Ребёнок затих, не плачет! – проговорил сдавленно мужчина, разомкнув сухие тонкие губы.       Первой реакцией, которую хотел выдать омега, был бы вопрос «Какой ребёнок?». Второй – спросить, чем он надышался в своих лабораториях. И только третья показалась самой правильной.       - Я ещё не родил, спи, всё нормально.       И тактика сработала. Альбинос медленно моргнул белыми пушистыми ресницами, отпустил руку Изуны и, расслабившись на своём маленьком ложе, снова заснул. Об этом свидетельствовало его размеренное дыхание, и омега выдохнул облегчённо. И только на кухне до него дошла вся соль ситуации, и он тихонько хихикал себе под нос, накрывая на стол, пока на пороге не раздался голос мужа:       - Чего хохочешь? И вот тут Изуну накрыло. Он смеялся как сумасшедший, обхватив свой прыгающий живот, а Тобирама смотрел на него удивлённо, не понимая, что могло произойти с его милым омежкой, и почему он просто стоит посреди кухни и смеётся. И Учиха рассказал ему сквозь слёзы от смеха, как тот остановил его, как с большими испуганным глазами сказал про затихшего ребёнка, который ещё даже не родился, и как заснул снова. В красноватых глазах альбиноса, лишённых пигмента, плескалось недоумение и даже лёгкая обида, человеку со столь трудным характером сложно было принять, что это случилось именно с ним. Он не помнил, чтобы ему снилось что-то, связанное с их ребёнком, не помнил, чтобы просыпался и видел Изуну до того, как оказался на кухне. Но и не верить супругу, а уж тем более подозревать его в таких шутках, он не имел никакого основания, и вот, наконец, на его тонких губах появилась несмелая улыбка.       - Я, правда, так сказал?       Изуна кивнул, широко улыбаясь, и сел на колени к супругу, когда тот за руку притянул его ближе к себе. За свою послушность и омежью мягкость он получил лёгкий поцелуй в тонкую шейку, и руки, что сначала прошлись по бёдрам, а затем поднялись к животу.       - Кажется, я немного перешёл границы своего беспокойства за вас двоих, - прошептал ласково в пухлые губки, и Изуна хмыкнул, кусая альбиноса за такие вкусные губы.       - Немного? – иронично изогнул чёрную бровку. – Ты с ума уже начал с этим сходить. Я в порядке и малыш тоже. Хаширама-сан сказал, что через две недели нас будет уже трое.       - Что ж, тогда, наверное, стоит воспользоваться предоставленным нам временем, пока нас ещё двое, - ухмыльнулся альфа и, подняв на руки своего пузатого омегу, понёс в сторону спальни.