Малиновый

      Юнги всхлипывает и на ногу дует изо всех сил, жмуря глаза. Кровь из раны идёт, и у Чонгука волк в скулеже заходится, мечется во все стороны. И он сам тоже мечется, в итоге на корточки перед кроликом присаживается, смотрит на рану, которая на бледной коже выглядит неправильно. Кожа сильно разодрана рядом с коленкой. Волчонок пальцы теребит, ближе двигается к Юнги, плеча его касается. Он не ожидал никак, что маленький, буквально пару минут назад улыбающийся нежной улыбкой и подкидывающий мяч Юнги, споткнётся о поребрик. Споткнётся и упадет на дорожку асфальтированную, коленками ударяясь и ладонями. — Не плачь, ну пожалуйста!       Чонгук беспокоится сильно, хочет к себе прижать, успокоить. Он понимает, какая это боль — нога ушибленная. И вид крови не любит, и неприятные ощущения тоже. У малыша и ладонь разодрана, грязная, и волчонок почти в панике. Если бы он только не кинул этот мячик так сильно, если бы не захотел поиграть посложнее… Юнги бы не побежал так быстро, не споткнулся. — Прости, прости меня, — тараторит Чонгук и осматривается. Никого поблизости нет, несколько ребят у беседки бегают и совсем в их сторону не смотрят. Это хорошо с одной стороны, потому что Чонгук не знает, как повёл бы себя при скоплении ребят и взрослых в данной ситуации. А с другой — плохо, потому что рассчитывать приходится только на самих себя. — Я ведь не сломал ногу, — говорит крольчонок и вытирает ребром ладони глаза мокрые. Его губы дрожат, нос красный немного. Он перестаёт дуть и рукавом толстовочки тянется к ране. — Нет! Не вздумай! — Чонгук мотает головой и хмурится. — Может грязь в рану попасть или бактерии какие-нибудь. — Моя толстовка не грязная, — шмыгает носом крольчонок, но руку от коленки убирает. — Она чистая, очень чистая, — кивает Чонгук, не зная как правильно мысль сформулировать, — и симпатичная, и пахнет очень приятно! Тобой пахнет. — Что ты говоришь такое? — отодвигается кролик и натягивает кепочку на глаза. — Просто эти бактерии противные везде есть. И на моей одежде тоже. — Я знаю это, — ёрзает на асфальте Юнги и выдыхает, — но ранку нужно прижать чем-то.       Чонгук растерянно смотрит на ногу чужую, из раны которой кровь течёт не очень сильно, не капает. Это радует вроде, но волчонок в травмах не очень разбирается, не знает, хорошо ли это. Ведь Юнги может быть очень больно и без обилия красной жидкости. — Пойдём ко мне? — Зачем? — поднимает голову крольчонок и смотрит куда-то в область шеи Чонгука. — Как «зачем»? Обработать нужно рану. У меня мама дома, и аптечка есть. Знаешь, что в ней лежит? Пенка такая зеленоватая, она холодит и боль уменьшает! — Я знаю, у меня дома есть такая, — отвечает Юнги и с асфальта начинает приподниматься.       Чонгук думает, что это правильно, потому что на асфальте сидеть ни в коем случае нельзя, особенно малышу мягкому и хрупкому. Чонгук отходит немного, затылок чешет, лохматя волосы, и говорит: — Я понесу тебя. На руках понесу, только не бойся. — Нет. — Почему? — упрямится Чонгук. Он уже готов склониться, готов крольчонка поднять с асфальта грубого. — Тяжело будет. — Я сильный. Ты не веришь мне? — волчонок руки в бока упирает, перекачивается с ноги на ногу. Ждёт ответа от младшего и нервничает ещё больше. — Я тяжёлый. — Ты стесняешься?       Юнги округляет глаза и молчит несколько секунд, смотрит растерянно, руки в кулачки сжимает. Чонгук ждёт, что он разозлится сейчас или обидится, надуется и перестанет разговаривать вообще. Волчонок ничего сделать не сможет с этим, ведь не собирается силой тащить.       Но Юнги говорит робко: — Да, мне неловко очень. — Тогда на спину залезай, — не сдаётся Чонгук и разворачивается, — донесу тебя так. Крепко держись только.       Он рад безумно, что это стеснение обычное, а не страх и, тем более, не сомнения в силе волчонка. Ему и самому неловко, но только немножко, наверное, это прошло бы от прикосновений к крольчонку. Если бы он поднял его, обхватил посильнее, тогда и стеснение бы прошло. И у Юнги бы тоже. Но сейчас думать об этом нельзя, потому что рана очень неприятная, болит, наверное, и Чонгук уже не может слёзы в красивых глазах выносить. — Давай, Юнги, не бойся. Я не уроню тебя.       Чонгук слышит копошение, шорох одежды и замирает, когда до плеча дотрагиваются. Юнги сжимает на несколько секунд пальцами холодными, а после к спине прижимается. — Я не знаю, что дальше делать.       Чонгук сглатывает, шмыгает носом и ноги чужие сжимает. — Обхвати мою шею.       Кролик неуверенно руки сжимает, а после расслабляется и крепче обнимает. Чонгук поднимается медленно, сжимает ноги младшего крепче и повыше подтягивает его. Он слышит, как кролик шипит сквозь зубы, видит, как он ногой дёргает пострадавшей. Волчонок выпрямляет спину и начинает идти вперёд. Немного до дома идти, подъезд уже виднеется, и около него тоже никого нет. — Удобно? — Угу. — Я не уроню, не бойся.       Чонгук идёт не быстро, дыхание сбивается от чувств накативших. Он чувствует, прекрасно чувствует тепло тела не тяжёлого, запах ещё более насыщенный. Боль чужую тоже чувствует, потому что Юнги дышит шумно, ножкой правой дёргает, а после лбом тычется в затылок волчонка. Чонгук от неожиданности едва не дёргает головой назад, но быстро в руки себя берёт.       Он у домофона останавливается и боком поворачивается. — Нажми два раза цифру четыре.       Юнги осторожно одну руку отцепляет, тянется к панели и вдавливает пальчик в кнопку. — Папа, это я, — громко и серьёзно говорит Чонгук, крепче прижимая ношу. — Открой дверь, пожалуйста. И можешь спуститься?       В подъезде Чонгук опускает младшего на пол осторожно, сидя на корточках до последнего, спину разминает, чувствует напряжение в мышцах. — Было очень тяжело?       Юнги смотрит робко, губы кусает и за перила держится. — Совсем нет. Ты как пушинка. — Нет.       Крольчонок голову отворачивает и вздрагивает, когда сверху хлопок двери раздаётся. — Папа! Папа, мы внизу.       Чонгук, едва словами не захлёбываясь, рассказывает всё, пока его папа осторожно несёт Юнги наверх. Квартира Чонгука на втором этаже всего лишь, но сам бы он не рискнул и не стал бы самостоятельно поднимать Юнги. Опасно это очень и для крольчонка, и для самого Чонгука, а папа волчонка всё же более взрослый. И силы у него побольше, он может отнести Юнги. Папа лифт не вызывает, пешком поднимается на этаж. Чонгук дверь широко открывает, убирает ботиночки свои к стенке ближе, пальцы заламывает и маму зовёт.       Крольчонку промывают рану тщательно, обрабатывают салфеткой, смоченной в жидкости, от которой ощущения неприятные, название которой Чонгук забыл. Чонгук подаёт маме всё необходимое, сжимает подрагивающую ладонь Юнги, которая уже чистая, обработанная. Он видит, что младший нервничает, ему страшно и неловко, скорее всего. И волчонку тоже неловко, потому что кролик сейчас в его комнате сидит, на его постели, смотрит на полку с грамотами и похвалами, игрушками. У Чонгука гордость внутри разжигается, она вытесняет смущение. — Юнги, нужно сообщить твоим родителям. У тебя есть кто-нибудь дома сейчас? — Мой старший брат должен быть дома, но я не уверен… Он приходит за мной обычно намного позже. — А адрес свой ты знаешь? — Знаю.       Мама кивает, гладит кролика по ноге и улыбается. У Юнги щёки красноватые, глаза блестят. Он диктует адрес, немного запинаясь, и благодарит судорожно, кланяясь на кровати. — Посидите пока тут. Чонгук, не тревожь Юнги. — Он мой друг! Мы играем вместе, рисуем, на качелях катаемся! Мама, он из-за меня упал сегодня. Я не хотел этого. — Нет! Я сам упал, Чонгук не виноват, — Юнги ёрзает на постели, сжимая низ своей толстовочки, головой в отрицании мотает.       Мама Чонгука смотрит на них поочереди, кивает и грозит волчонку пальцем. — Чонгук, позаботься о своём друге.       Мальчик рот приоткрывает, но дверь уже захлопывают. Он к Юнги подходит осторожно, присаживаясь рядом. — Не волнуйся, скоро всё пройдёт. Эта пенка очень хорошо на боль действует. — Угу. — Хочешь пить? — Мы попили сок недавно. — Хочешь есть? — Мы печеньем перекусили, Чонгук. В беседке, ты забыл? — Ничего я не забыл, — складывает руки на груди Чонгук, — просто после ранений всегда хочется боль заесть чем-нибудь. Я знаю это, я ведь борец.       Юнги улыбается едва заметно, шевелит ногой и не морщится, как в самом начале. — Я думаю, что нет ничего страшного. Она уже не так сильно болит. — Это прекрасно!       Чонгук рад, безумно рад, что боль отстаёт от крольчонка красивого, что он не плачет больше, не растерян и испуган. Волчонок не знает, что будет дальше, как поступят его родители, но сейчас он хочет занять младшего. Он не хочет невоспитанным показаться, поэтому лезет в шкаф, вытаскивает коробку большую с игрушками. Она тяжеловатая, и Чонгук едва не роняет её на свою ногу. — Давай я помогу? — спрашивает негромко Юнги, который заинтересованно смотрит в сторону старшего. — Я сам! Сиди и отдыхай. Сейчас я её привезу.       Чонгук по полу тащит коробку к кровати, пихает её, а потом открывает. Игрушки разные, простенькие и необычные, яркие и не очень. — Ты говорил, что у тебя почти вся коллекция наклеек, — говорит Юнги и ладони сжимает. — Можно посмотреть?       Чонгук подрывается с места, к полке несётся. Наклейки аккуратно берёт, а заодно и грамоту самую последнюю хватает. Хочет, очень хочет, чтобы Юнги увидел её, восхитился волчонком и прокомментировал. И альбом маленький Чонгук берёт, там фотографии им сделанные, разные самые. Альбом неполный, но он совсем недавно куплен, поэтому Чонгук исправит это.       Волчонок вещи на кровать складывает, возле малыша, ёрзает на постели и ждёт, с чего тот начнёт. Наверно, с наклеек, потому что Юнги часто говорил, как они ему нравятся, какие красивые и редкие. Или с грамоты начнёт, потому что она очень неплохо выглядит. Она зелёно-белая, с буквами золотыми, росписями чёрными и крупными. Юнги, наверное, убедиться захочет в силе Чонгука, узнать что-то об увлечении старшего.       Крольчонок придвигает к себе альбом.