Хитрая скотина

Однажды Токаджи притаскивает в школу большого паука. Низачем, просто потому что захотелось. Ходит по коридорам и пугает кого ни попадя, огребая посылы нахуй. Дать в морду никто не рискует, потому что это же Токаджи. Он не настолько дурак, чтобы лезть к тем, от кого реально огрести. Он хитрая скотина. Обойдя всю школу и собрав дань страха и ненависти, Токаджи лезет на крышу и начинает тыкать пауком в лицо всем подряд. Закаленным Судзураном бойцам Такии и Серидзавы его даже нахуй посылать лениво — отмахиваются, как от надоедливой мухи. Но Токаджи времени не жалко: продолжает доебывать народ. Серидзаве на него тоже похуй, он уже готов вернуться к маджонгу, когда краем глаза замечает мучную бледность и сжатые кулаки Идзаки. Тот смотрит мимо Токаджи, по касательной, но будто привязан к нему и к шевелящемуся ужасу в его руках, и это притяжение-отторжение, невозможность отступить на глазах у всех и невозможность выдержать испытание, а главное, это мучительное ожидание столкновения вгрызаются в Серидзаву, как лис в теплое куриное горло. Он поворачивает голову. — Эй, Токаджи. — Что? — хитро смотрит тот. — Убери это говно. — А что? — Убери, говорю, пока в жопу не засунул. Заебешься восемь ног по одной выковыривать. Токаджи опускает руку с пауком. Думает, смотрит. Серидзава смотрит в ответ, на Идзаки даже не косится. — Ты, что ли, боишься? — спрашивает Токаджи. Без наезда, просто уточняет. — Боюсь, — а вот у Серидзавы голос намекает на неприятности, как свежий ветер — на дальнюю грозу. — С детства не переношу. Убери от греха подальше. — Ну… ладно, — пожимает плечами Токаджи и швыряет замученное животное за край крыши. Снизу долетает вопль. — Так нормально? — Ага, — говорит Серидзава и возвращается к маджонгу.

* * *

Когда народ увлекается своими делами, Серидзава спускается вниз. Паук лежит на асфальте, вроде еще живой. Серидзава бережно поднимает невесомое мохнатое тельце, относит подальше, в чахлую траву, к луже — может, выкарабкается. Самому бы Токаджи с крыши слететь, лбу здоровому… Когда он выпрямляется, Идзаки стоит в десятке футов и смотрит на него, как на инопланетянина: с охуением и подозрением. Серидзава пытается придумать грязную ложь, потому что правда звучит как-то не очень, но в голову, как назло, лезет всякая ерунда. — Ой да ладно, — говорит он больше себе, чем Идзаки, и уходит, но с того дня время от времени ловит на себе внимательный взгляд, от которого по позвоночнику, шевеля десятками горячих лапок, пробегают маленькие паучки. Серидзава поводит плечами и улыбается.