Спать хочется неимоверно. Усталость накатывает волнами, накрывает с головой и проникает в каждую клеточку тела.
Глаза застилает мутная пелена, перекрывая обзор, а веки словно налиты свинцом — все пространство перед ним расплывается, картинка смазывается от любого, даже самого плавного и легкого движения головой.
Хару пытается сфокусироваться на мониторе, но тщетно — текст на экране превращается в сплошное чернильное пятно, лишь смутно напоминая нужные иероглифы. От бессилия хочется горестно и протяжно выть.
Он любит свою работу, живет и практически дышит ей, подпитываясь той энергией, что исходит в этом месте отовсюду. Словно подключен к источнику бесперебойного питания. Досадно, что двигатель не вечный.
Но ему бы хоть пару пресловутых щелочных батареек, чтобы продержаться до конца дня, не заснуть на ходу или прямо в кресле, щекой упав на клавиатуру так, что потом полосами отпечатаются кнопки.
Сейчас Хару понимает, что решение взять две утренние смены и между ними — ночное дежурство, было неимоверно глупым. Уверенность в том, что он продержится без сна больше суток после прошедшей рабочей недели, которая изрядно вымотала его, предоставив помимо рутины сразу два громких дела и расследование с долгой, посменной слежкой в придачу, пропала еще в самом начале дежурства.
Вечером, когда все коллеги спешно собираются, выключают технику, прибирают рабочее место и, прощаясь с ним и желая удачи, покидают офис, Хару уже с трудом подавляет усталый зевок.
Он напоминает себе о увеличившихся числах в счетах за квартиру, воду и газ. Снова успокаивается тем, что оклад за ночную вахту выше, а деньги позарез нужны, чтобы просто не остаться ночевать на улице. Только эта мысль сейчас согревает его в зябком офисном помещении.
Ночь обещает быть долгой в своей борьбе со сном.
Уже утром, печатая (пытаясь печатать, если говорить честно) отчет по недавно закрытому делу, Хару окончательно осознаёт, что все. Приехали. Финиш.
Висящий в углу старый кондиционер дребезжит, и если раньше это только отвлекало от работы, надоедая своим постоянным шумом, то сейчас мерное гудение и тихое лязгание действуют не хуже приятной расслабляющей музыки, убаюкивая своим прослеживающимся мерным ритмом, словно колыбельная.
Солнце просачивается сквозь приоткрытые жалюзи и полосами света пересекает комнату, прогревая прохладный ночной воздух. Луч выхватывает сгорбленную фигуру в углу, обволакивает успокаивающим, мягким теплом. Хару едва сдерживается, чтобы не откинуться на твердую спинку офисного кресла, подставив лицо согревающему свету, и немного вздремнуть.
Он правда силится вбить в текстовый документ хотя бы пару слов, лучше — предложений. В идеале — дописать его, закрыв тем самым дело, подшить вместе со всеми материалами в папку и убрать ту в архив.
Зевает сонно, широко — так, что глаза немного слезятся и ресницы по краям глаз слипаются. На какое-то время это помогает, и пелена становится прозрачнее.
Хару пользуется моментом: стучит по клавишам, стараясь закончить как можно быстрее, пока все снова не стало как в тумане.
Ставит точку и наконец нажимает кнопку сохранения, отправляя документ в печать. Не вставая с места, ждет, пока единственный общий принтер на другом конце комнаты щелкнет, выплевывая лист.
Это было главной ошибкой — не фокусировать внимание на чем-то конкретном, не зацепиться за первую проскользувшую мысль замутненным разумом, позволив сознанию до краев наполниться бесконечно повторяющимся моментом с помигивающими точками на крошечном дисплее настольных электронных часов, степенно погружаясь в полный вакуум, падая в пустоту и отключаясь.
Из этого состояния выдегривает мягко опустившаяся на затекшее, еще немного напряженное плечо, рука, что едва сжимает ноющие мышцы под пиджаком и рубашкой.
Перед глазами мелькает, смазываясь от быстрого движения, лист, которым трясут прямо перед его носом. Если присмотреться, это тот самый вымученный распечатанный отчет, полностью готовый, осталось только поставить печать и расписаться.
— …то, — голос слышится будто из-под толщи воды, и Хару не может разобрать часть фразы, но чудом слышит свое имя, — Като!
Он титаническими усилиями поднимает голову и переводит взгляд на человека, так настойчиво пытающегося обратить на себя его внимание.
Хошино с глухим хлопком впечатывает бумажку в стол, отчего Хару ежится: слишком неожиданно и громко.
Хару только начинает осознавать, на сколько выпал, что пропустил даже приход коллег. У двери Куроки наливает в пластиковый стаканчик воду из кулера, рядом Ито пытается что-то найти в шкафу с папками и канцелярией, чертыхаясь, сбоку слышится тихий разговор о грядущих выходных.
— Ты в порядке? — Хошино наклоняется ближе к нему, все еще придерживая за плечо, — Выглядишь отвратительно.
— В полном, — тихо хрипит, прочищая горло; надо бы выпить что-нибудь горячее, — Просто не выспался.
Хару бы сам себе не поверил. Нависшие под глазами мешки, помятая от долгого ношения рубашка и взгляд в никуда не были отличительными чертами полного сил человека. Хошино лишь хмурится, сводя брови к переносице и поджимая губы, щурит глаза, вглядывается в лицо напарника, пытаясь понять, насколько все плохо может быть. В отличие от Хару, он выглядел достаточно отдохнувшим, чтобы полноценно работать.
— Когда ты пришел? — Хошино находит за что зацепиться — обычно он приходит немногим раньше Хару, успевая за это время получить распоряжение на день, поэтому такое раннее появление настораживает.
— Утром, — расплывчато, никакой конкретики с надеждой, что его устроит такой ответ.
— Сегодня? — Хошино хмурится еще больше; пазл быстро складывается, и он уже знает, что увидит знакомую картину.
Хару жалобно вздыхает. Он пытался, хоть план и был заведомо гиблым.
То, что он скажет сейчас, не приведет ни к чему хорошему, но он все же выдыхает:
— Вчера.
Это не первый раз, когда Хару поступает безрассудно, буквально оставаясь жить в отделении на два дня. Впервые они остались вместе с Хошино не по своему желанию, уходя утром совершенно разбитыми, когда первые сотрудники начали заполнять офис. Второй раз необходимость вырваться на ночное дежурство была продиктована нависшими над ним тяжелыми грозовыми тучами, проливающими слезы по неоплаченным счетам за электричество, нещадно съедаемое зимой единственным обогревателем в квартире.
Тогда он получил выговор от вернувшегося на следующее утро Хошино и был отправлен по его жалобе шефом в неплановый выходной досыпать. Сейчас же напарник ушел в недельный отпуск, отправившись к родне, и не должен был вернуться до завтра. В этом и заключался весь план — получить деньги за три смены, заплатить за квартиру, не нарвавшись на гнев сурового в такие моменты Хошино, а после взять выходной и наконец отоспаться.
Но все слипается в огромный ком и катится в черную бездонную яму несбывшихся надежд.
Хошино тяжело, мученически вздыхает, отстраняясь, складывая руки на груди, и открывает рот, но не успевает произнести и звука, как его перебивает Хару.
— Знаю, что ты скажешь. Можешь не продолжать. Я понял, — Хару криво улыбается, — Видел бы плату за квартиру в этом месяце.
— Если бы ты не купил машину два месяца назад, потратив все накопленное, не сидел бы в офисе по сорок часов подряд, — он ожидаемо сердится, пытаясь разжевать и так очевидное, — Дурак.
Хару понимает, что он в первую очередь беспокоится. И не столько за работу, потому что в любой момент может поступить срочный вызов (хотя должен), сколько за бестолкового друга, который слишком сильно себя изводит, пытаясь делать все и даже больше, при этом не разорвавшись на кусочки.
Он благодарен и правда ценит заботу. Хошино знает — иначе давно перестал бы пытаться. Глубоко вдыхает, успокаиваясь, разворачивается к двери и на ходу бросает:
— Скоро буду.
И Хару ждет.
Он не знает, что тот хочет сделать, куда и зачем ушел, просто остается, только вставая с кресла размять затекшие ноги.
Вернувшийся Хошино застает его потягивающимся в полный рост и откровенно зевающим. Сонливость никуда не делась, лишь на время отступила, захлестывая сейчас с новой силой.
Хару замечает в его руках бумажный стаканчик, от напитка в котором поднимается ароматный пар. Куда бы напарник не ходил, он захватил ему кофе из автомата в холле, и Хару расплывается в глупой, усталой улыбке, когда ему протягивают такую необходимую сейчас каплю энергии. Будь у него деньги, кофе в автомате закончился еще вчера вечером.
— Я выбил нам патрулирование в соседнем районе на сегодня, — Хошино не сдерживает смешок, когда Хару обжигается и морщится, высовывая кончик языка, — Отнимаем работу второго отряда, и все из-за того, что кое-кто совсем не думает головой.
— Спасибо, — тихо и немного сумно из-за навалившейся на плечи вины перед Хошино, что старается ради него.
— Не благодари, — усмехается, — просто не отключись где-нибудь по дороге, чтобы мне не пришлось ловить тебя на ходу, ладно?
Хару кивает и скрывает очередную улыбку за краями бумажного стаканчика.
На улице жарко и солнце палит нещадно для весны, заставляя жмуриться с непривычки, особенно после долгого нахождения в четырех стенах. Прогулка и кофе постепенно сгоняют налет дремоты, прочно осевший на нем, и Хару мысленно благодарит Хошино за всё ещё раз.
Они идут по улице — Хошино во всех красках рассказывает как провел отпуск, Хару же просто внимательно слушает, изредка кивая и отпивая из стаканчика.
Утро не такое уж и плохое.
*
Хошино прав — покупка машины была необдуманным поступком. Да, проще и быстрее добираться в участок, но Хару только сейчас понимает, что за этим следуют постоянные траты на бензин и покупка дорогой страховки.
Счета за квартиру третий месяц заставляют недовольно поджимать губы, глядя на квитанцию с цифрами.
Необходимость в ночных дежурствах не отпадает, и Хару остается снова и снова, несмотря на явное недовольство Хошино. Он понимает, что так нужно и по-другому никак, и ворчит больше по инерции.
Знает, что Хару не примет материальную помощь. Не только благодаря принципам, но и потому что Хошино сам живет на такой же оклад. Он не намерен забирать чужое и самостоятельно расплатится за свои глупости. Во всех смыслах.
*
Когда Хару снова остается в офисе после смены, от стойки в холле возвращаясь в кабинет, на столе ждет большой бумажный стаканчик с крепким, горячим кофе, а на белой стенке немного кривая надпись маркером — «Утром увидимся, не засыпай».
Под ребрами разливается тепло, заполняя все пространство грудной клетки, мягко согревая. И не только от кофе.
Эта ночь точно будет лучше.
