***
— Стреляй. — голос у Рейха всегда был поставлен, он был громким, а главное он всегда был уверен в своих словах. Немец вальяжно, спокойно и даже умиротворенно, чересчур уверенно, сидит на столе. Нога на ногу, сидит он на документах: приказах, секретных протоколах, рядом с Рейхом бутылка шнапса. Когда-то документы были важны, но после позорного поражения в кровопролитной войне - они бессмысленны. Как и Рейх. Все потеряло смысл, так почему бы и не отпраздновать - пулей в лоб. Прекрасный подарок, считает Нацистская Германия и отпивает из горла неприятную на вкус жидкость, да из горла, сейчас этикет и манеры пошли глубоко и надолго. И улыбается. А у Союза голос тихий и не настолько уверенный, револьвер судорожно дрожит в руках у Советского, а голубые глаза напротив чуть ли не горят желанием быть пристреленным. Рейх улыбается шире и оскаливает ряд пираньих зубов, он улыбается нерешительности оппонента и одним лёгким движением соскакивает с деревянного стола. — Позволь помочь тебе, дорогой — Рейх пьян, он подходит медленно, специально, немного скользя по полу, как кошка. Идёт аристократично, гордо подняв голову и уверенно смотря своей прекрасной смерти в болотные глаза, что сейчас потихоньку начинают слезиться. Ох, ну от чего же слезы, Союз? — Ты серьезно, Союз? О нет-нет-нет — Рейх дотрагивается до руки Союза, опускает её, а сам подходит в плотную, заставляя оппонента сделать несколько шагов назад и вжаться в стену. Чёрт, ловушка. Запах алкоголя заставляет рефлекторно отвернуться и не дышать этим. Не любил русский алкоголь.(хотя по мнению многих, наоборот, пьет в три горла. И только водку.) А Союз не может выстрелить в него. Одно дело сражаться на поле боя, рвать там же глотки вражеским солдатам и показывать свое превосходство, доказывая, что вот-вот и победа будет в руках. Другое стоять в кабинете. А он безоружен. А он жаждёт сладкой мести в виде пули в лоб из советского револьвера, сукин сын. А он смотрит пьяными глазами и улыбается. — Великая и могучая держава начинает плакать? Ох, ну что ты, это же просто выстрел. Разве ты не к этому шёл все это время, дорогой? — Рейх шепчет в чужие губы, теперь уже револьвер держат две руки. Советская с немецкой, они переплетаются, вместе сжимают рукоятку огнестрельного оружия с красной гравированной пятиконечной звездой.Союз выстрелить не может
Поцелуй получился неправильным, но ожидаемым. Врагов так страстно не целуют. Врагов вообще не целуют, раз уж на то пошло. Но Союз рот не открывает, слишком гордый. Слишком..... Слишком правильный.Раздражает
Но Рейх то целует, и он требует намного больше и большим пальцем сжимает видимые свежие бинты на Союзовых руках, те же вновь открылись по-новой окрашиваются в алый цвет, открылись раны. Боль прошлась электричеством по телу, выбивая несколько стонов. Союз мычит от неё, но она терпима. Рейх это понимает и усиливает хватку, сжимает чужое запястье до посинения. тут Союз случайно открывает рот при вскрике. Это даёт возможность углубить поцелуй, у Рейха шершавый и мокрый язык, Союзу не нравится. Союз морщиться от поцелуя, но не отталкивает.Это неправильно
Это неправильно
Похуй
Теперь оба кусают друг другу губы, оба вновь, как тогда вечером в 39-том, ведут войну за столь сладкую инициативу, оба хотят контроль над оппонентом. Губы кровоточат, кровь смешивается со слюной, из-за чего приходится сглатывать её. Отвратительно. Это так отвратительно. Воспоминания давно минувших дней снова накатывают волной, та ночь была действительно прекрасна. Ох, жаль, то что было в 1939, останется там же - в 1939. Но ведь врагов, блять, не целуют. Врагов убивают. Убивают. Поцелуй заканчивается, когда из ослабевших рук Союза забирают револьвер. Вместе с воздухом из лёгких. — Это было прекрасно, целоваться ты так и не научился, — Рейх подставляет револьвер к своему арийскому подбородку, советский ожидает что дальше будет, хотя прекрасно знает итог этого шоу. Рейх всегда был красив внешностью для Союза, идеальная черная форма, прямая осанка с уверенным взглядом и громким, завораживающим голосом. Но от мыслей отвлекают, его вновь глубоко и грубо целует Рейх, он прокусывает ему, Союзу ССР, нижнюю губу до крови. Остаётся шрам, точно останется шрам. Немец позволяет прикоснуться к себе, русский до синяков сжимает чужую талию, заставляя партнёра скривиться от боли, оба чувствуют тянущее садисто-мазохическое, но и возбудительное чувство ниже паха, в комнате становится заметно душно, воздуха категорически не хватает, словно его выбили мощным ударом в солнечное сплетение. Прямо в процессе поцелуя, когда уже и земля от эмоций (никаких чувств, вы о чем?) уходит из-под ног - Рейх стреляет себе в голову, вот так просто, комедия закончена, история дописана, занавес, товарищи! Рейх смог выстрелить, выполнил чужую работу. Рейх всегда был увереннее Союза. Кровь брызгает в разные стороны, ярко-багровые пятна окрашивают превосходную военную форму в цвет смерти. Она уже не так идеальна, она испорчена. Она отвратительна. Союз успевает подхватить мёртвое тело партнёра и продолжать целовать: губы, щеки, прикусывать тонкие ключицы. Потому что может, потому что не успел, да и не хотел успеть. Он вновь целует чужие, уже мёртвые губы, кусает их и проникает языком в рот. Плевать, что сейчас из чужого рта кровь льётся водопадом и Союзу, чтобы не захлебнуться, приходится глотать её. На вкус она омерзительная, но он глотает её. Это тоже неправильно, хотя уже все равно на внутренние блоки, они и так уже просто взяли и рухнули в один миг. Врагов не целуют. Трупы врагов тем более. Союз отстраняется от него. И все же Рейх прекрасен, даже будучи таким безмолвным и..... Уродливым от выстрела. Резонанс? Он самый. Русский поднимает свой револьвер, что во время выстрела выпал из чужих рук в белых перчатках, Союз присаживается рядом с Рейхом, ведь он же бережно его усадил к стене. Русский запрокидывает голову назад и смотрит в белоснежный потолок в кабинете Рейхстага. За окном крики счастливых солдат, что вскоре вернуться на родину и будут отстраивать то, что было разрушено вражескими захватчиками. Они будут строить дома, возводить целые города и строить светлый коммунизм ещё долгие и долгие годы. У них будет счастливое и светлое будущее, у них, у детей, у всех. Но без воплощения великой страны. — Ты правда думал, что сбежишь, подлый ублюдок? — Руки дрожат словно у безумца, или наркомана, которого оставили без очередной дозы. И Союз неуверенно подносит оружие уже к своему подбородку, — И даже в аду, тебе от меня не скрыться, дорогой.Второй выстрел