Объятия демона

      Она меряет шагами небольшой клочок земли под сводами тканевого полевого шатра. Раз, другой, третий... За тонкими грязно-белыми стенами шумит лагерь. Ее солдаты празднуют очередную победу и поминают павших. И как бы того не хотела, внутренне Кейл отлично понимает, что все они — вся ее армия — заслужили передышку.       Только вот она не может расслабиться: кровь кипит, а каждая мышца в теле напряжена до предела. Глаза устали и саднят, болит голова, но сознание кристально ясное, как будто она проспала не меньше восьми часов дома, в Демасии — по крайней мере, она чувствует это именно так. Кейл думает. Останавливается, склоняясь над картами. Примерное расположение войск, стратегия, тактика... Цветные фигурки, ведомые ее рукой, перемещаются по расчерченной карте. Не выходит. Раз, другой, третий. Все путается и плывет перед глазами, не желая соединяться в единое целое.       — Не получается, почему у меня не получается... — шепчет Праведница, упираясь руками, сжатыми в кулаки, в неровную поверхность. Губы сжимаются в тонкую ниточку. Она делает н е д о с т а т о ч н о. Ей нужно быть готовой к следующему бою, а она никак не может сложить простейшую комбинацию. — Ты бесполезная, Кейл. Жалкая и бесполезная. Ты поведешь всех этих людей на верную смерть.       Вместе со злостью на себя, внутри нарастает раздражение. Она замахивается, чтобы стряхнуть с карты все эти чертовы фигурки, очередную неудавшуюся тактику, но ее руку кто-то легонько сдавливает в запястье. Достаточно чтобы затормозить, но недостаточно, чтобы удержать. Она чувствует сзади тепло чужого тела и рефлекторно вздрагивает, резко разворачиваясь, выдернув кисть из хватки.       — Кто посмел... — начинает было она, выпрямившись, насколько ей позволяло положение — незнакомец вжал Кейл своим высоким, гибким и сильным телом в стойку, упираясь ладонями по обе стороны от бедер девушки.       — Простите мою маленькую вольность, Госпожа. Мне показалось, вы напряжены и устали. — Его голос сладок и чарующ: низкий, слегка хрипловатый. Такие в определенном смысле привлекали Кейл — признав это, она сбрасывает с себя наваждение, отталкивая незнакомого мужчину, уперевшись ладонями в грудь.       — Кто позволил тебе войти? И с какой целью ты сюда пришел? — Праведница откидывает растрепавшиеся светлые волосы за спину, отходя на безопасное расстояние. В голосе скользит неприкрытое раздражение. Он же нагло скалится, опираясь о стол.       — Мое имя Эвел, спасибо, что поинтересовались. — Кейл хмурится и молчит, не сводя пристального, требующего ответов взгляда. — Вы сами отпустили свою охрану, а я не мог смотреть на то, как Вы истязаете себя. Что Вас тревожит? Мы выиграли этот бой.       Она устало вздыхает, подходя к столу и невидящим взглядом смотря на карты. Желание, нахлынувшее от звучания чужого голоса и хватки, сходит на нет, оставляя после себя лишь растекающееся по телу тепло и легкий привкус горечи на языке.       — Мы выиграли сейчас, но мы можем проиграть завтра. Я не могу... — Он накрывает ее ладонь своей, прижав к стойке, смотря ей в глаза. Слушает. Даже, кажется, слишком внимательно. — Я не могу этого допустить. — Праведница не стряхивает его руку, даже придвинувшись ближе. Ей хотелось, чтобы ее слушали. Ей хотелось чувствовать, что хоть кому-то не плевать на нее, пусть это и было выражено в непозволительной форме. Впрочем, плевать. Ее армия пьет, что уже сверх недозволенного. Нарушение дисциплины таким образом сейчас кажется мелочью, не стоящей порицания.       — Вы позволите мне помочь Вам? — Его голос уже звучит у самого уха, а тонкие сильные пальцы откидывают непослушную прядь с щеки. Кейл только кивает, судорожно выдыхая, чувствуя, как шеи касаются горячие губы. Выгибается, скользя ладонями по плечам, чувствуя, как напряжение скапливается, требуя выхода. Ладони скользят под ее рубашку, оглаживая тело и она тихо стонет...       Что ты себе позволяешь?       Вопрос звучит в голове набатом, заставляя застыть и раскрыть глаза, поймав быстро сошедшее хищное выражение предвкушения на чужом лице. И правда, что она себе позволяет? Втереться в доверие только потому, что ей нужен секс? И кому? Она знала своих солдат и... И это странное имя. Слишком нетипичное, выделяющееся. Он делал все, что она хотела. Он был идеальным. Тем, кого она хотела бы видеть в своем шатре. С кем хотела бы провести ночь.       — Нет. Не позволю. — Хрипло выдыхает она, собрав в кулак остатки самообладания, схватившись за меч, так удачно оказавшийся под рукой, медленно отступая.       — Сучка. — Чужие глаза заливает тьма, а меч в руке вспыхивает ослепительным пламенем. Она чуть было не отдалась порождению Тьмы. Жалкая дура.       — Уходи отсюда, если хочешь жить, — Праведница стискивает зубы, сильнее сжав рукоять оружия. — Уходи сам, или я отправлю тебя во Тьму, тварь. — Ее голос крепнет, но мысли — громче. И бьют они сильнее, чем любое слово, которое могло быть произнесено искривленными в глумливой ухмылке губами. Похотливая идиотка. Как она могла такое допустить? О, она недостойна стоять во главе армии. Она бесполезна, раз так легко готова раздвинуть ноги перед случайным незнакомцем.       — Знаешь, Праведница, а это довольно забавно. — Эвел усмехается, облизываясь и шумно втягивая носом воздух. Кейл хочет снести его голову, но не может двинуться с места. — Тебя боятся и ненавидят многие, но больше всего себя боишься и ненавидишь ты. Один небольшой прокол, маленькая неудача и ты становишься палачом. Палачом для себя самой. — Он начинает хохотать. Хрипло и раскатисто. За стенами шатра нет больше шума лагеря, нет свиста ветра, треплющего ткань. Есть только этот смех и оглушительно-громкий голос в голове Кейл, корящий ее. Ее собственный голос.       — Сдохни, тварь. — Невероятным усилием, Праведница поднимает свой пылающий меч, нанося удар по чужой плоти.       Ничего.       Ни предсмертного стона, ни крика, ни звука ломающихся костей и раздираемого острием мяса. Лишь черный туман, мгновенно истончившийся в воздухе и отголоски смеха. Голос в голове затихает, а Кейл, обессиленная, оседает на землю, тупо смотря на медленно угасающее острие клинка.       Никчемная дура.