* * *
Джон смилостивился над товарищами, и поутру их разбудил только его зычный голос. Собрались быстро, о завтраке и не вспоминали — работы было много. Пока дошли до нужного места, почти совсем рассвело и можно было различить отдельные ветки в высоко темнеющих кронах. Робин с Аланом, то приходя к согласию, то вступая в спор, расчертили песок подобием плана, и Джон, взявшись за топор, приступил к его осуществлению, в то время как Джак и Уилл привязывали к стволам веревки. Они едва успели закончить приготовления, размести сосновыми лапами песок, уничтожая следы, и скрыться за деревьями, когда на дороге показалась небольшая процессия. Тяжело груженую телегу сопровождали, как и обещал Робин, получивший сведения от Алана, двенадцать стражников в глухих шлемах и кольчугах, блестевших под плащами на утреннем солнце, и один воин, не узнать которого было невозможно — слишком часто объезжал он деревни и поселения, то собирая дань, то разыскивая преступников, то принося известие о новых налогах. Гисборн огляделся. Здесь деревья ближе всего подходили к дороге, и он, несомненно, ощутил некоторое беспокойство, понимая, насколько удобно это место для засады. Однако никаких признаков разбойников он не заметил и, помедлив, подал кавалькаде знак двигаться дальше. Они уже миновали самое узкое место, когда вокруг засвистели целые древесные стволы. Двоих стражников выбило из седел, еще трое с трудом удержались, но лошади под ними взволновались, и все внимание стражников уходило на то, чтобы усмирить их. — Осторожно! — крикнул Гисборн. — Приготовиться к бою! Оставшиеся семь стражников образовали круг у телеги. Гисборн поворачивался то в одну, то в другую сторону, пытаясь угадать, откуда произойдет нападение. Случайно он увидел, как между деревьев тенью промелькнул человек. — Оттуда! — воскликнул он, мечом указывая направление. Стражники перегруппировались. Теперь пятеро было с той стороны телеги, откуда ожидались разбойники. На другой стороне остались всего двое. — Давай! — послышался голос Робина, и еще один ствол, прикрепленный к прочным веревкам и подтянутый кверху, рванулся вниз, набирая скорость. С другого края дороги полетели стрелы, словно выпущенные на волю птицы, вскользь задевая крупы и без того перепуганных лошадей. Четверо стражников не по своей воле умчались по дороге, и вскоре даже топот копыт стих, оставляя семерых служителей шерифа против пятерых разбойников. По мнению Робина, теперь преимущество в численности было на их стороне. Но у Джона в запасе оставался еще один аргумент, и он недолго думая перерубил последнюю веревку. Огромный сук пронесся над дорогой, едва не зацепив уже сражавшегося со стражником Алана, и рухнул в пыль. И вместе с ним — вороной конь со своим седоком. Конь бил копытами, пытаясь подняться, но всадник не подавал признаков жизни. — Вот досада. — Джон почесал лохматый затылок. — Алан, наверное, будет ругаться. Да и Робин, пожалуй, расстроится. Он спустился вниз, на дорогу, по пути уложив палкой бросившегося на него стражника, и вступил в бой, надеясь, что его отвага заставит всех забыть о его промахе. Чтобы довести дело до конца, много времени не понадобилось. Вскоре стражники, разоруженные и связанные попарно, были отправлены в сторону Ноттингема с посланием, которое Робин наскоро набросал персонально для шерифа. Удалялась цепочка уныло: золото, которое они охраняли, оказалось в руках разбойников, да и послание от разбойничьего атамана, как предчувствовал каждый, шерифу не должно было понравиться. Робин проследил, как они скрываются за поворотом, приказал Алану на всякий случай не спускать с дороги глаз, а Джону — заняться перекладыванием мешков с золотом на спины лошадей: телега по лесу проехать не могла. Робина не покидала мысль, что он что-то упустил из виду. Вороной продолжал биться, и Робин поспешил помочь ему подняться. Одна из больших ветвей удерживала повод. Робин освободил его и только теперь заметил, что под упавшим суком, скрытый зелеными листьями, неподвижно лежит человек. Не нужно было гадать, кто это. — Гисборн? Вот черт! — Робин потянул на себя ветки, но сдвинуть разлапистый сук было не так-то просто: ветви гнулись и вырывались из рук. — Джон, Уилл, помогите мне! — А как же золото?.. — начал было Джон, но повторный оклик Робина пресек его возражения. Втроем они отбросили сук на обочину, Робин опустился на колени и осторожно перевернул Гисборна на спину. Тот был бледен до синевы, и рука болталась как-то странно. Робин приложил ухо к его груди, послушал, быстро расстегнул плотную куртку и прислушался вновь. — Сердце бьется, — сказал он, не поднимаясь и не убирая руки с груди Гисборна. — Джон, объясни, какого дьявола ты решил действовать без приказа? Джон хотел отмолчаться, но взгляд Робина говорил, что это не выход. — Хотел помочь, — односложно пробурчал он. — Не рассчитал. — В следующий раз думай, что делаешь, — его голос редко звучал так отчужденно. Робин был зол. — Ты мог убить кого-то из нас. А если умрет Гисборн, на нас откроют настоящую охоту, не то что сейчас. Тебе этого хочется? На этот раз Джон понял, что может промолчать и что лучше ему так и сделать. — Поймайте пару лошадей, — распорядился Робин все еще непривычно суровым тоном. — Надо как-то доставить его в лагерь. — Ты хочешь отвезти Гисборна к нам? — возмутился Джон, забыв о намерении молчать и не злить Робина хотя бы до вечера. — А куда я, по-твоему, должен его отвезти? В Ноттингем? А если он умрет по дороге? Замечательно будет явиться на порог замка шерифа с трупом его помощника! — Оставим в какой-нибудь деревне, да и дело с концом. — Да? — Робин опять улыбался, но от этой улыбки хотелось отвернуться. — А что сделает Вейзи с жителями этой деревни, догадываешься? И какую же деревушку мы принесем в жертву его гневу? Джон выдохнул и пошел грузить оставшиеся мешки. Иногда спорить с Робином было бесполезно. И чаще всего это происходило, когда дело так или иначе касалось Гисборна.* * *
Обратная дорога была куда дольше. Лошади, нагруженные золотом, шли медленно, Джак и Уилл старались выбирать прогалины пошире, чтобы было легче пройти. Алан и Джон шли следом за ними. На плечах Алана лежал еще один мешок, Джон тащил два. Робин ехал позади и еще медленнее, чем остальные. В одной руке он сжимал поводья, а другой придерживал сидящего перед ним, так и не пришедшего в сознание Гисборна. Голова помощника шерифа лежала на его плече, и каждый раз, когда Джон, оглянувшись, видел это, его передергивало от злости. Он считал, что Гисборн не заслужил права жить, но переубеждать Робина сейчас было бесполезно. К тому же Джон догадывался, что есть человек, который сделает это за него и гораздо более убедительно. Оставленный охранять лагерь Мач выбежал им навстречу и замахал руками, видя, что вылазка увенчалась успехом. Однако когда Мач разглядел, кого везет его хозяин, его лицо вытянулось. — Вы с ума сошли, — выпалил он то, что давно вертелось на языке у Джона. — Зачем вы притащили его в лагерь? Теперь нам точно конец! — Помолчи, — оборвал его Робин. — Лучше помоги мне. Он осторожно спустил Гисборна с седла, передав в руки Мача. Тот принял ношу с таким видом, будто ему пришлось прикоснуться к змее. Впрочем, долго это не продолжилось: соскочив на землю, Робин тут же перехватил пленника — во всяком случае, Мач надеялся, что Гисборн именно пленник. Однако сознание к тому все еще не вернулось. Робин попытался поднять его на руки, потерпел неудачу и поискал взглядом Джона. — Вот еще, — упрямо высказался тот. — Никогда. — Обещаю больше не припоминать тебе сегодняшний случай и то, как ты чуть не убил Алана, — предложил Робин. В его голосе удовлетворение от хорошо сделанной работы мешалось с беспокойством. Джон хотел бы думать, что это беспокойство относится к тому, какие последствия их ждут, когда шериф узнает о понесенных им убытках. Но обманывать себя не стоило: о шерифе они перестали беспокоиться всерьез уже давно. Тревогу Робина вызывало состояние Гисборна. — Ладно. — Раз уступив Робину, Джон был теперь вынужден уступать снова и снова. Он поднял шерифского прихвостня на руки — весил тот немало — и дотащил до навеса, под которым располагался лагерь. Желание просто свалить ношу на землю как куль было велико, но Робин, не отстававший ни на шаг, не дал этого сделать. Он перехватил у него Гисборна и бережно опустил на накрытый суконным одеялом лапник, служивший ему постелью. — А сам, видно, будешь стоя спать? — не отказал себе в удовольствии съязвить Джон. — Зачем же? Отправлю тебя в дозор, а сам высплюсь на твоей постели, — рассмеялся Робин. Но смех тут же заглох. Робин взглянул на Гисборна. — Джак, — позвал он. — Осмотри его, пожалуйста, — негромко обратился он с просьбой, когда та подошла. — Ты ведь сможешь что-нибудь сделать? Если нет, скажи, я съезжу за лекарем в Ноттингем. — А если ему понадобятся фазаны к столу, ты, верно, пошлешь меня в дворцовый парк их настрелять? — Мач оттеснил плечом Джона и подошел ближе к хозяину. — Зачем ты его притащил, Робин? Мало ли, что вы дружили в детстве? Ты же видишь, кем он стал. Он — твой враг. — Они дружили? — переспросил Джон. — Ну, тогда понятно. Робин друзей не бросает, даже бывших. — Да, — негромко подтвердил Робин, отодвигая их в сторону, чтобы не заслоняли Джак свет. — И если кто-то из вас окажется в опасности — ты, Мач, или ты, Джон, любой из вас, — я сделаю все, чтобы спасти его. Но не надо решать за меня, кого я могу спасать, а кого нет. Пойдемте, не будем мешать. Джак понадобилось не слишком много времени, чтобы закончить осмотр. — Все дело в голове, — объяснила она, растирая в котелке листья какой-то резко пахнущей травы. — Его сильно ударило веткой по затылку. Сейчас я приготовлю отвар и попытаюсь влить в него. Через несколько часов он должен будет прийти в себя. Если этого не случится, — она посмотрела на Робина, — боюсь, тебе действительно придется ехать за лекарем. — Съезжу, — легко согласился Робин, будто речь шла об обычной прогулке. — Заодно послушаю, что говорят в городе об утреннем происшествии. — Да что о нем могут говорить, — хмыкнул Мач. — Все как обычно: шериф обещает бросить все силы на поимку нашей шайки, а горожане радуются, что он опять в дураках. — Вот видишь, как хорошо все складывается, — заметил Робин. — И, кстати, ты собираешься нас накормить или будешь только ворчать и ругаться? — Ворчать и ругаться, — выбрал Мач и безуспешно попытался сохранить суровое выражение на лице, когда Робин обнял его за плечи.* * *
День покатился своим чередом, в повседневных делах и заботах. Уилл ушел в деревню за свежим хлебом и новостями, Джак занялась варкой сложной, но очень хорошо помогающей мази от ушибов и ран, запасы которой в лагере быстро подходили к концу, Джон чинил свой плащ, а Мач начищал оружие, за что всегда брался только в крайнем расстройстве. Робин готовил новые стрелы для лука, время от времени бросая быстрые взгляды в угол, где неподвижно лежал Гисборн. Два или три раза он даже поднимался с места и под неодобрительными взглядами Джона и Мача подходил к тому, внимательно оглядывал и разочарованно возвращался на место. Чем дальше уходило время за полдень, тем обеспокоеннее он выглядел. Когда тени от деревьев протянулись до подножия их холма, Робин не выдержал. — Я поеду в Ноттингем, — сказал он, накидывая плащ. — Твой отвар не помогает, Джак. Я должен что-то сделать. — Да ты и так сделал все, что мог! — Мач загородил ему дорогу. — Если тебе взбрело в голову лечить его здесь, я не буду возражать. Но ты собираешься рискнуть жизнью ради него. Я тебе этого не позволю. — Ты не можешь что-то позволить или не позволить мне, Мач, — Робин говорил тихо, но непреклонно. — Я буду делать то, что считаю нужным, и мне не требуется твоего разрешения. — Я был рядом с вами все эти годы! — Мач обиженно вскинул голову, его подбородок задрожал. — Я же не прошу вас нарушать обеты или предавать друзей! Я только прошу не быть к врагам милосерднее, чем они к вам! — И чем я тогда буду от них отличаться? Их спор оборвал короткий стон. Едва заметный — но Робин услышал. Он вынул меч и неторопливо подошел к постели Гисборна. Глаза того были открыты и смотрели достаточно осмысленно. Он чуть повернул голову, чтобы лучше видеть Робина. — Кто ты? – спросил он сипло. — И где я? — …Я слышала, такое случается. — Джак говорила негромко, чтобы ее слова не донеслись до Гисборна. — При ударе ему отшибло память. И, видно, основательно, если он не помнит тебя, Робин. — И что теперь делать? — Робин выглядел озадаченным. — Я должен рассказать ему, кто он, и ответить на все его вопросы? — Насколько я знаю, лучше, если память восстановится сама. Конечно, если этого не случится, придется ему помочь — нельзя ведь жить, не зная, кто ты такой. Но пока еще слишком рано. Лучше подождать несколько дней, и тогда станет ясно, сможет ли он вспомнить все сам или… — Или, — вдруг подхватил Робин, — я объясню ему, кем он мог бы стать, кем должен был стать. Вы все знаете только одного Гисборна, но я — я помню его другим. И сейчас у меня есть возможность вернуть его — того, каким он должен был стать. У меня к вам только одна просьба — не вмешивайтесь. — Ты уверен? — привычно уточнила Джак. — То, что происходит в голове человека, очень сложно. Ты не можешь предсказать, что случится, если ты вмешаешься. — Но я не знаю, и что случится, если я не вмешаюсь, — возразил Робин. — Дай мне попытаться, Джак. Вряд ли я смогу испортить то, что уже когда-то испортил — по детской глупости и трусости, но все же испортил. — Ну, если речь зашла о детстве, спорить бесполезно, — Мач махнул рукой. — Делайте что хотите, я к нему и близко не подойду. Джон кивнул, показывая, что совершенно с ним согласен. В Джак и Уилле Робин не сомневался. Оставалось дождаться возвращения Алана, изображавшего сейчас верного слугу Гисборна, безмерно опечаленного исчезновением хозяина. Робин опасался, что его появление всколыхнет память Гая, пробудив в ней то, что Робин не собирался пробуждать — воспоминания о службе у шерифа и обо всем, что с ней связано. В конце концов, Робин решил перехватить Алана на подходе к лагерю и объяснить ему положение дел. Он не сомневался, что Алан поймет его и согласится помочь. Из всех разбойников он единственный испытывал к Гисборну хоть какие-то иные чувства, кроме ненависти и враждебности. Иногда это заставляло Робина стискивать зубы и представлять, что Алана вовсе не существует. И, тем не менее, сейчас он мог на него положиться.* * *
— Теперь ты готов ответить на мои вопросы? — Гай присел на своем ложе, неловко подтянувшись на руках. Силы явно возвращались к нему, а с ними и знакомая нетерпеливость. Наверняка ему было непросто дождаться окончания разговора Робина с… да, Робину не миновать признания в их роде занятий. Иначе объяснить лесной лагерь и их образ жизни невозможно. Но сначала нужно понять, как много Гай забыл. — Меня зовут Робин. — Он присел рядом с Гаем, почти коснувшись бедром его колена. — Что последнее ты помнишь из своей жизни? — Робин? — взгляд Гая стал задумчивым, между бровями легла глубокая морщина. Вопрос прозвучал как свист стрелы: — Я тебя знаю? Робин наклонил голову, уходя от взгляда. Вот черт. Он не ожидал этого прямого вопроса. Знает сейчас или знал когда-то? Что Гай имеет в виду? И как лучше ответить, чтобы не испортить ничего первым же словом? — Когда-то я знал в этих краях мальчика с таким именем, — неожиданно продолжил Гай. — Ты чем-то похож на него. Больше тянуть с ответом было нельзя. Робин решил рискнуть. — Да. — Сейчас они смотрели друг на друга, будто проверяя, не лжет ли другой. — Это я, Гай. Я тот Робин. И я до сих пор жалею о том, что тогда произошло. — Ты? Не ожидал, — усмехнулся Гай, и на мгновение в нем проглянул помощник ноттингемского шерифа. — Я помню пожар, помню, как мы с Изабеллой ушли, как трудно нам жилось. Как мне повезло выдать ее замуж за богатого человека. Тогда я получил возможность искать службы, которая дала бы мне достойное положение. Но дальше… Я не помню ничего из того, что было дальше. Но, судя по твоему лицу, со времен моей юности прошло не менее десятка лет. — Я недавно вернулся из Палестины, — Робин не любил врать и собирался придерживаться правды везде, где мог. — Я не знаю, что происходило в Англии и в Ноттингеме в последние годы. Наверное, ты достиг того, к чему стремился. Ты всегда умел добиваться своей цели, Гай, я это помню. Надеюсь только, цена успеха не оказалась чересчур высокой. — Почему ты так говоришь? — Внимательный взгляд впился в лицо Робина. — Ты все-таки что-то знаешь о моей жизни. Почему я оказался здесь и где это «здесь»? — Мы нашли тебя на лесной дороге, без сознания, и принесли в лагерь. Дальше объяснять непросто. Видишь ли, вернувшись из Святой Земли, я обнаружил, что во время моего отсутствия в доме завелись… крысы. — Он усмехнулся. — Англия без короля не была больше той Англией, которую я любил, которую оставил и которую помнил. И в Ноттингеме порядки сильно изменились. Шериф хозяйничает здесь как полновластный лорд: собирает налоги, выжимает из народа все, не оставляя ни зерна на посев, ни муки на еду. Народ голодает, нищает, но Вейзи нет до этого никакого дела. — Робин не сводил глаз от лица Гая. При упоминании имени шерифа в нем ничего не дрогнуло. — Даже в моем собственном доме я обнаружил нового хозяина, который за ним якобы присматривал… — Надеюсь, ты выгнал наглеца из своей спальни? — перебил его Гай, чуть улыбнувшись. — Робин, которого я знал, поступил бы именно так. — Именно так я и сделал. — Улыбка Робина оказалась намного шире. Было чудом видеть открытый, прямой взгляд, теплую улыбку на лице этого повзрослевшего и давно утратившего умение доверять людям старого друга. Вернувшись домой и встретив его в своем доме, Робин долго привыкал к новому Гаю и в конце концов научился видеть видеть в своей жизни двух разных людей. Один был друг детства, самый близкий, с которым их объединяла не только общая тайна, но и какая-то особая, бесконечно крепкая привязанность. Другой был помощником Вейзи, жестоким и расчетливым, не признающим никаких чувств, кроме чувства обладания чем-либо. До этого мгновения Робин и не понимал, как сильно он желает, чтобы эти два человека стали одним целым, как хочет увидеть на лице нынешнего Гая те чувства, которые уже видел когда-то — привязанность, нежность, доверие. И сейчас эта мечта сбывалась. Он был готов благословлять срубленную Джоном ветку. — Это и кое-какие другие мелочи привели нас с шерифом к полному недопониманию. — Настроение Робина улучшалось с каждым словом. Как он скучал по Гаю, по разговорам с ним! Конечно, в детстве они говорили не о политике, но им всегда было интересно друг с другом, о чем бы ни шла речь, и разница в возрасте не мешала общению. Гай с удовольствием учил Робина всему, что знал сам, а тот в ответ смотрел с таким восхищением, что Гай чувствовал себя одним из пэров Англии. — Полагаю, в результате этого недопонимания ты и оказался здесь? — Гай указал на лагерь. — Ты прав. У меня был выбор: позволить убить невиновных людей или спасти их и стать лесным разбойником. — И, конечно, ты не мог поступить иначе, чем поступил. — Гай смотрел на него с насмешливой нежностью, которую Робин узнал и через много лет. Прежде он не видел в этих переглядываниях ничего особенного — они ведь были друзьями, но сейчас Робин впервые подумал, что еще может означать такой взгляд. И не только взгляд, но и эта их взаимная привязанность — и годы назад, и теперь. Ведь его друзья в чем-то были правы: они давно могли сойтись в поединке, из которого живым вышел бы только один. Но, вольно или невольно, ни один из них ни разу не поставил другого в безвыходное положение. Они всегда оставляли лазейки друг для друга, словно сговорившись; всегда отводили меч, приставленный к горлу, предпочитая надавать тумаков. Они оберегали друг друга таким странным способом, оставаясь врагами и в то же время самыми близкими людьми, думающими одинаково и одинаково заботящимися один о другом. Странным здесь было только то, что они не заметили этого раньше. Или это только он один не замечал очевидного? Жаль, что нельзя было задать этот вопрос Гаю. Но у Робина для него был наготове другой. — Да, я сделал свой выбор. А если бы ты оказался на моем месте, Гай, — разве ты поступил бы как-то иначе? Это был, пожалуй, самый важный вопрос. Робин толком не знал, как жил Гай после того, как их пути разошлись, не знал, когда именно тот разучился жить по чести и стал назначать цену всему, что его окружало. Он только надеялся, что это случилось позже и что Гай, сидящий перед ним, ближе к тому, которого Робин знал и любил. — Не знаю. — Гай задумался, глядя на свои руки. — Мне трудно представить себя на твоем месте, Робин. Ты отказался от того, что досталось тебе в наследство. Это непросто, но куда труднее отказаться от того, что оплачено твоим собственным трудом. Хоть я и не помню, чем занимался эти годы, но я уверен, что это не было легким делом. — Не было, — подтвердил Робин. — Я думаю, это было очень трудное дело, Гай. — И я не знаю, смог бы я поступить, как ты. — Гай поднял голову. — Но знаю, что не допустил бы смерти невиновных. Я бы сделал то, что должен сделать — а там будь что будет. — Я знал. — Робин счастливо улыбнулся. — Я знал, что ты так скажешь, Гай. — Не знал. — Синие глаза смеялись. — У тебя на лице было написано, что ты сомневаешься и не уверен во мне. Ты что-то скрываешь, Робин, и я вытяну из тебя, что именно. — Я надеюсь, что ты сам это вспомнишь. — Робин стал серьезным, и будто солнце зашло за облака. — И еще надеюсь, что когда ты обо всем вспомнишь, то не забудешь и этот наш разговор и сделаешь правильный выбор. А чтобы уж точно не забыл… Робин сам не ожидал, что сделает это — но наклонился вперед и поцеловал Гая, долго и сладко, не думая о сидящих неподалеку товарищах, о последствиях, о том, что сделает Гай в ответ… А Гай, мгновение помедлив, подался вперед, навстречу его губам, его телу, и ничего другого Робину больше не требовалось. — Об этом мы тоже еще поговорим, — выдохнул он, отодвигаясь назад. — Да, — подтвердил Гай, накрывая ладонью его руку. — Обязательно. А это что? Робин не сразу понял, что Гай смотрит на свою татуировку — на то, что от нее осталось. Он открыл рот, желая объяснить, — и натолкнулся на взгляд Гая, потемневший и жесткий. — Робин Гуд! — выкрикнул тот, бросаясь на него. Робин едва успел перехватить его руку, потянувшуюся за кинжалом, висевшим на поясе Робина. Гисборн навалился на него, придавив локтем горло. Его лицо было искажено ненавистью. Представлялось невозможным, что этот человек только что его целовал. Робину показалось, что прошла целая вечность, прежде чем Джон и Мач подскочили к ним и оттащили грязно ругающегося Гисборна. Джак ловко стянула тому руки за спиной и отыскала еще веревки, чтобы привязать пленника к ближайшему дубу. Робин поднялся. В глазах было темно, и не из-за нехватки воздуха. — Что случилось? — спросила Джак. — Ну, кроме того, что мы все видели и чем мы не будем интересоваться. — Он увидел свою татуировку. И будто сошел с ума. — Скорее, наоборот, к нему вернулся разум. Вернулась память. Как будто вспыхнул факел в темноте. — Я надеялся, у меня будет еще немного времени. — Робин выглядел совершенно отчаявшимся. — Надеялся, что успею разбудить в нем все то хорошее, что спит глубоким сном. — Поживем — увидим, — пожала плечами Джак. — Теперь у тебя есть крючок, которым можно выцепить что-то из глубины. — Ты о чем? — не понял Робин. — А ты как думаешь? — рассмеялась Джак. — Робин, не вешай нос. Все лучше, чем можно было ожидать. — И что теперь с этим делать? — спросил Мач, подходя к ним. — Убивать его, как я понимаю, ты не будешь. — Не буду, — подтвердил Робин. — Я его отпущу. — И первым делом он сдаст шерифу наш лагерь. — Придется найти другое место. — Он слишком дорого нам обходится, — буркнул Мач, глядя на Гисборна. — Да, — согласился Робин. — Иногда в жизни встречаются вещи, которые нам не по карману. Но мы все равно хотим их заполучить. И иногда это удается. — Пойду готовиться к переезду, — недовольно сказал Мач. — Эх, хозяин, вечно у нас все не как у людей.