The fall

Они падают. «Голова в облаках» отключается, гаснет, летит вниз. Умирает. Ковач чувствует себя так же. Он держит в объятиях тело сестры и не может отделаться от ощущения, что всё это очередная, изощренная и извращенная, чья-то пытка в виртуале. Что он так и остался лежать на гребаной кушетке в гребаной клинике «Вей». Он даже хочет, чтобы сейчас было именно так. Потому что это означало бы, что из этого конструкта можно вырваться. Из реальности — нет. И, конечно же, все происходит на самом деле. Ковач продолжает едва разборчиво напевать слова из сказки о Лоскутном человеке, пока удушающий ком боли в горле не заставляет его замолчать. Он осознает, что до этого повторял строки снова, и снова, и снова, только когда больше не слышит своего голоса. Внезапно кажется, что он был слишком громким. Скрежет металла и пронзительный свист ветра остаются лишь фоновым шумом. Они падают. Он отдал всё, чтобы спасти сестру. Весь этот кровавый путь с Протекторатом и Тактическим Корпусом. Так или иначе, это казалось единственным выходом. Лучшим. Не для него, для Рей. Тогда-то Ковач был уверен в этом. Он и согласился только ради неё. Но что в итоге? Ковач думает, что всё вышло именно так, как выходило всегда в его жалкой жизни — никто никого не спас. Но он не знал, не мог знать о том, что они сделали на самом деле. Прекрасное будущее в новой семье? Как он мог поверить в эту гребаную чушь? Ковачу хочется пристрелить самого себя из прошлого. Келл нежно касается его виска и мягко шепчет: «Ты был всего лишь ребёнком, Так». Ковач усмехается. Можно ли считать это оправданием? Но отдал всё — всё человеческое и живое, что ещё нёс в себе, — ни за что. Рей, конечно, ни разу не обвинила его в этом, ни разу. Когда они снова встретились, казалось, что жизнь перестала быть бессмысленной. А потом они присоединились к Посланникам, потом была Келл. Которая перевернула весь его чертов мир настолько сильно, что он кажется без нее пустым бесконечно и спустя 250 лет. Стоило догадаться, что все полетит к черту. Бывало ли иначе? Рей забрала её. «Расскажи мне историю», — говорит он. — «Ту, которая не заканчивается трагедией и смертью». Он просит Келл, потому что не может вспомнить ни одной похожей. Даже сказки из детства — словно чей-то ночной кошмар. Но на самом деле все ещё хуже, потому что это были не сказки вовсе, просто ужас, спрятанный в словах, ещё не воспринимался как правда в силу возраста. Это потом Ковач все понял. Это чуть позже вся его жизнь превратилась в бесконечную дорогу, по которой он бежал, и шёл, и полз, но всегда нёс только убийства, разрушения и хаос. Пока не встретил её, И — пока не потерял. Потом ад вернулся так стремительно, словно никогда и не уходил, и вот где он. На чужой планете, в чужом теле. В чужом небе. Один. Хотя Келл здесь, рассказывает историю, как он и просил, а ещё говорит, что будет рядом всегда. И ему бы протянуть руку и коснуться хотя бы её пальцев. Но Ковач не шевелится, так и сидит, продолжая исступленно обнимать тело Рей. Он только поворачивает голову и смотрит Келл в глаза, слушает её спокойный голос. Он знает — ладонь встретит только воздух, потому и не пытается, иначе — сейчас, в этот конкретный момент, он уверен — просто рехнется окончательно. Потому что она — всего лишь плод его воображения, игра подсознания и мучительный крик сердца. Оно твоё. С того момента, как я встретил тебя. Она — призрак, которого ему — снова — никогда не найти. Они падают. Слишком медленно и бесконечно быстро. Когда колоссальная масса металла наконец касается воды, силы покидают Ковача незамедлительно. Хватит, мать вашу. Часть его души, та самая — измученная, изувеченная, но ещё живая, мечтает о том, чтобы его стек никогда не нашли.