не приставать к панде!

– Что. Это. Было? – Чен, погоди, что случилось… Ай! Да постой же, Чен, я не понимаю… Минсок испуганно пятится от невесть-чего разъяренного Чондэ, втягивая рыжеволосую голову в плечи. И чего он так взбесился? Все мемберы сегодня замечательно провели время на радио, а в общаге их ждал самый настоящий рай для желудка, устроенный заботливыми мамочками Исином и Кёнсу. За столом царила атмосфера расслабленности и веселья с ощутимой долей вседозволенности. Тао вместе с Сехуном вовсю троллили старших, а хёны снисходительно посмеивались над дурачащимися макнэшами. Кай все время выхватывал кусочки аппетитной курочки прямо с палочек ДиО, ловко отправляя себе в рот, и затем соблазнительно облизываясь. Даже Сюмин, который порядком затрахался сидеть на диетах, поддался царящей анархии и позволил себе утащить пару лакомых кусочков с тарелки Чондэ. Совместный просмотр очередной дорамы, которые так горячо любил Тао (ну как просмотр, первые пять минут все смотрят на экран, а потом, отплевываясь ванилью и каваем, подкалывают несчастную Панду, который не знает, что делать: плакать над перипетиями сериала или огрызаться) обещал стать достойным окончанием такого чудесного дня. Но Чондэ внезапно заупрямился и, сделав страшные глаза и проворчав что-то про серьезный разговор, утащил старшего в их комнату. И сейчас Чондэ наступает на Сюмина, буквально прожигая того взглядом. – Я требую объяснений, хён. – Что объяснять, Чен? – Минсок искренне не понимает, где же он сегодня провинился. А если ничего непонятно, то выход один: берем обаянием. Поэтому Мин корчит умилительную мордашку, прищуривая лисьи глаза и надувая щечки, и мурлычет: – Ну что уже твой хён не так сделал? Ты же простишь своего Баоцзи? Но Чондэ обрывает его, делая шаг вперед и неожиданно резко и грубо прижимая своего парня к стене. – Сегодня твои милости тебя не спасут. Или ты серьезно не понимаешь, почему я зол? Губы брюнета находятся в нескольких миллиметрах от уха Сюмина, и он вздрагивает от ощущения чужого дыхания на своей шее. До его мозга начинают доходить тревожные сигналы: опасность. Чондэ действительно в ярости. – В машине мы воркуем с Тао. На радио сидим с Тао. И когда я, твой парень, пою для тебя, мы обнимаем Тао. И в щечку целуем кого? Тао. Ты целый день вертишься около этого ребенка! – рычит Чен, прикусывая на последних словах чувствительную мочку. – Чондэ, – Минсок тихо стонет, когда младший прокладывает дорожку легких укусов по нежной шее, – ты же прекрасно знаешь, что я а-ах люблю только тебя… Старший задыхается, когда рука брюнета начинает грубо массировать его полувозбужденный (какого хрена? они же ругаются!) пах. Ему страшно, его сердце колотится, разгоняя адреналин по венам, но это, черт возьми, офигенно. – Да-да-да, а Тао, кроме лидера, больше ни на кого не смотрит, и тем не менее, – Чондэ проскальзывает рукой под резинку домашних штанов, под белье и накрывает рукой пульсирующий член старшего, одновременно сильнее вжимая его в стену, – я такого игнора к своей особе терпеть не намерен. – Я никогда ох не думал, что перестань ты настолько ревнив Чондэ! – Минсок закусывает губу, стараясь скрыть рвущиеся из груди стоны. Чондэ-спальня-секс – это само по себе прекрасно. Но грубый, дерзкий и жестокий Чондэ – это восхитительно. И невероятно возбуждающе. – Я безумно ревную. И никуда от меня не денешься, Булочка ты моя. Сюмин уже с трудом воспринимает слова донсэна. Прохладная рука на его члене, грубоватые поцелуи, постоянные укусы и засосы, и это ощущение, когда тебя прижимают к стене, и ты беспомощен и возбужден… Быть ведомым – восхитительно. Особенно с привкусом опасности и чувством собственной вины на губах. Мысли рассыпаются кусочками, и Минсок выгибается в спине, когда Чондэ надавливает большим пальцем на головку. – Ты мой. И сегодня ты хорошо усвоишь это, хён. Сюмин прерывисто выдыхает в ответ, хватаясь за плечи младшего и двигаясь бедрами в такт. Ему нужно совсем чуть-чуть, еще пару движений, но Чен сжимает член в основании, когда Минсок вот-вот кончит. – Блядь, Чондэ… – парень пытается хоть как-то двигаться, чтобы продлить удовольствие, но Чен быстро пресекает все попытки. – Я все еще зол. И, не забывай, – тянет он, неожиданно пошло глядя в глаза, – это наказание. Сюмин по-прежнему вжимается в стену, когда Чондэ начинает расстегивать пуговицы на его рубашке, одну за другой, не торопясь, легко касаясь пальцами бледной кожи. Старшему кажется, что в местах прикосновений нервы взрываются маленькими бомбочками. Малейший контакт заводит еще больше, хотя каждую секунду кажется, что больше уже некуда. – Это наказание, – повторяет Чен, откидывая рубашку в сторону и стягивая с себя майку, – и все будет так, как захочу я. Он резко тянет Минсока за руку и валит его на кровать. – Тебе понравится, хен, – шепчет Чен, избавляя обоих от остатков одежды. Сюмин давно понял, какое наказание приготовил ему донсэн. Раньше он никогда не уступал лидирующую позицию, мотивируя тем, что он старше, сильнее, а больше всего тем, что Чена хотелось валить и трахать на любых мало-мальски подходящих горизонтальных поверхностях. Но сейчас Минсок с удивлением осознает, что он вовсе не против побыть снизу. Он хочет этого с тем, кому принадлежит. С Чондэ. Поэтому Минсок лишь прислушивается к новым ощущениям, когда в него проникают одним пальцем в смазке. Младший старается быть предельно осторожным, ведь кому как не ему знать, как может быть больно в первый раз. То, что хён безо всякого сопротивления уступил ему, на некоторое время вытеснило весь гнев из груди. Внешне Чен оставался относительно спокоен (если не считать дикого возбуждения), но сердце трепыхается, как у зайца, выстукивая тревожный ритм. Блядь-блядь-блядь. Он дико волнуется, пальцы предательски дрожат, и ему каждую минуту кажется, что Мин вот-вот заявит «Никудышный из тебя актив». Но пока все идет на удивление хорошо. Сюмин слегка морщится, когда Чен добавляет второй палец, но ничего не говорит, а просто смотрит. О Господи, как он смотрит! Чондэ вытаскивает и вновь вводит пальцы под новым углом, и Минсок прогибается в спине до приятного хруста позвонков. – Это… То, что тебе так нравится? – хватая ртом воздух, спрашивает рыжий. Вместо ответа Чен слегка сгибает пальцы, надавливая на нужную точку, и Сюмин извивается на кровати, задыхаясь от новых ощущений. Ядерный микс из боли и наслаждения срывает все тормоза, и парень давным-давно позабыл о своем убеждении, что он – прирожденный семе. Его бурная реакция превосходит все самые смелые ожидания Чена. Чондэ просто наслаждается видом откровенно балдеющего Минсока, который сам пытается насаживаться уже на три пальца. Взмокшие взлохмаченные рыжие волосы, взрывная смесь мольбы и похоти во взгляде, и эти стоны… Брюнет невольно задумывается: неужели он также выглядит под старшим? Если да, то ебатьвалитьитрахать! И кстати, о последнем. – Давай уже, – Минсок хватается за плечи младшего, стараясь одновременно крутить задницей и прижаться поближе. Чондэ все еще слегка робеет, но Мин призывно раздвигает ноги, и это так эротично, что матьвашуДапошловсенахуйаСюминособенно! Сюмин шипит сквозь зубы, когда Чен медленно начинает входить. Ему кажется, что он самый ужасный и эгоистичный хен на свете, потому что, несмотря на тщательную подготовку, больно до одури. Чондэ испуганно замирает, тщательно всматриваясь в каждую эмоцию на лице старшего, но Мин упрямо мотает головой «Продолжай». Раз уж решился, то будь пассивом полностью. Чондэ успокаивающе целует и входит до конца плавными толчками. Пару минут, и Минсок двигает бедрами, приглашая младшего продолжить. Чен задумывается на мгновение, затем закидывает ноги старшего себе на плечи и делает пробный толчок. Счастливая улыбка озаряет лицо, когда он видит результат своих действий, потому что Сюмин опять начинает стонать. Громко. Пошло. Несдержанно. Сносит крышу. Чондэ сразу задает дикий темп, трахая задыхающегося Мина под ним до исступления. «Ведь это все еще наказание», – думает он, двигаясь все жестче и сходя с ума от ощущения гладких горячих стенок вокруг его члена. Он не останавливается, пока в легких не начинает покалывать, а пальцы на ногах сжимаются в предоргазменной судороге. Оргазм накрывает его обжигающим снежным комом, и он попросту не замечает, когда кончил Мин. Старший несколько секунд рассматривает белую сперму у себя на животе, а потом без слов притягивает Чена к себе, крепко обнимая. – Хен, – робко подает голос Чондэ, – ты как? – Я тут подумал, – все еще пытаясь выровнять дыхание, тянет Сюмин, – что мне надо чаще приставать к Тао. – Что? – возмущенно вскидывает брови Чен, но рыжий мягко прерывает гневную тираду поцелуем. – Мне понравилось такое наказание. И, – Мин лукаво щурит глаза и облизывает губы, – я хочу второй заход. Чен счастливо хохочет. – Для тебя – хоть вся ночь наказаний, хён. – Сколько, блядь, можно? – стонет Лухан, прислушиваясь к звукам из комнаты Сю и Чондэ и обнимая Сехуна, – тоже мне, кролики ненасытные. – Так, не возмущайся, – обрывает его Бекхён, – Мы же молчим, когда вы после долгой разлуки ханхунитесь до четырех утра. И вообще, милые бранятся – только тешатся. – Йааа! – возмущенно вопит мгновенно вспыхнувший Лухан, – пускай бранятся, только я за этими стонами не слышу, что там у этого индюка с этой курицей происходит. – Эй, тише, это любимая дорама Тао, он и его нунчаки тебе такое не простят, – смеется ДиО. Он оглядывается и добавляет: – А где, кстати, Тао? – И Криса нет… – растерянно тянет Лухан. Внезапно к стонам ЧенМинов добавляются более низкие и хриплые. Кажется, Тао тоже получит за сегодняшние обнимашки с Баоцзи.