Последний вальс

Я открываю окно и закуриваю сигарету. Выдыхаю дым в серое дождливое утро. Прохлада обнимает мое лицо и шею. Хорошо. Я рассматриваю капли дождя на стекле. Они быстро скользят по его гладкой поверхности, оставляя прозрачные дорожки. Водные порезы. Дождь убивает стекло, дым отравляет мне легкие, а твой голос уничтожает разум. Мелодия и острые, как бритвы, слова оставляют глубокие раны в моей душе. Я мазохист. Я снова и снова слушаю этот альбом, упиваюсь твоей болью, которую чувствую в каждой песне. Ты плачешь. Когда-то ты плакал и в поезде. Тушу сигарету и выхожу из тамбура. Скоро приедем. Надо вещи собрать. Это последний город. Это все в последний раз. Ты сам позвал меня за собой. Я не собирался следовать за тобой по всей России. Из поезда в поезд, из города в город, из клуба в клуб. Но, видимо, мое время пришло гораздо быстрее, чем я мог себе представить. Началось, когда же это все началось? Сложно сказать. Кажется, что оно всегда было. И я знал все с самого начала. Так же, как и ты, кстати. Только ты до сих пор не можешь поверить, что твой ангел оказался дьяволом. Ты знал, ты все знал с самого начала. Когда он не звонил, когда не беспокоился и не заботился о тебе. Ты готов был бежать к нему хоть на край света, а он не ценил этого. Принимал и молчал. Иногда, когда ты сам его об этом просил, говорил «спасибо». А ты улыбался. Улыбался, когда смотрел на него спящего, когда клал голову ему на плечо, когда просто вы были рядом и разговаривали друг с другом. Ты чувствовал, а он нет. Ты это знал, но не хотел в это верить. Закрывал глаза и продолжал надеяться. В какой-то степени ты тоже его использовал, ведь он писал музыку на твои стихи. Писал так, как тебе было нужно, как ты хотел. Но, ведь и ему это тоже было нужно. И он тоже был зависим от тебя. Ты попал в его сети, а он угодил в твои. Только ты наивно верил в любовь. А была ли любовь? И что такое любовь? Поезд остановился. Вот я и прибыл в последний город тура Отто Дикс. Аккуратно застегиваю плащ, надеваю кожаные перчатки, беру черную сумку и выхожу из вагона. Поворачиваю голову влево. Мои губы растягиваются в улыбке. Надо же, ты был от меня так близко. Всего 2 вагона. К тебе и к нему подходят какие-то люди. Девушка в пышной черной юбке бросается тебе на шею. Я не слышу, о чем вы говорите, но ты внимательно ее слушаешь, киваешь, кажется, даже улыбаешься ей. Наконец, хоть кто-то, с кем можно пообщаться. В поезде ты, наверняка, всю дорогу спал или строчил в КПКашке. А ведь раньше вы могли разговаривать ночи напролет. Все изменилось. Сейчас вы даже не смотрите друг на друга. Ведете непринужденную беседу с организаторами и промоутерами. Я достаю сигарету, прикуриваю и смотрю на твои белые руки. Ты держишь цветы. Темно-красные розы с шипами. Твои гибкие пальцы аккуратно обнимают их стебли. Даже на далеком расстоянии я вижу, что ты боишься уколоться. Эти шипы не достойны прикосновения к твоей нежной коже. Ласкать эти мраморные ладони могут только горячие губы и холодная сталь. Иногда он брал тебя за руку. Не при всех, а когда вы были вдвоем. В темноте. Он не имел на это право! Нет! Бросаю недокуренную сигарету и направляюсь в ближайшее кафе. Ароматный горячий кофе обжигает меня изнутри и помогает проснуться. Оглядываюсь по сторонам. На меня смотрят люди. Да, мужчина в виниловом плаще, с выбритыми висками, длинными черными волосами и шрамами на лице, наверняка вызывает у них страх и интерес. Я привык. Ко всему можно привыкнуть и приспособиться. Ты тоже к нему привык. Привязался. У вас было общее дело и одна цель. Только работа. Для него, но не для тебя. Ты простил бы ему все, но не измену. А он тебя предал. Я как будто сам пережил все, что с тобой было. Так подробно и эмоционально ты обо всем рассказал. Твою боль можно почувствовать даже через монитор компьютера. Никто тебя не понимал. Только я. Случилось то, чего ты больше всего боялся. Появилась женщина. И он выбрал ее. А ты никак не мог понять, что же произошло. Как так? Три года жизни. Как будто ничего и не было. Не было первых написанных песен, эйфории от первых концертов, всех трудностей и проблем, которые вы вместе решали и преодолевали. Тех минут нежности и страсти, когда вы растворялись друг в друге, забывая обо всем на свете. Ты помнил. Ты помнил все. Его темные волосы и светлые глаза, которые поразили тебя с первой встречи. Синие глаза демона, скрывающегося под маской ангела. Но люди не ангелы. У них есть инстинкты и потребности. А еще есть мораль и общественное мнение. Двум мужчинам нельзя любить друг друга. Это аморально. Он не любил тебя, а использовал. Он исследователь. Ты был его лабораторной мышкой. Но он такой же несчастный человек, как и ты. Ведь он любит только свою музыку и картины. А может, когда-то, он и любил тебя. По-своему, глубоко. Но ты не позволил себя любить, так как это была не та любовь, которую ты хотел. Но в любом случае, он не имел права тебе изменять и так с тобой поступать. Появилась женщина. Ты говорил, что тебе уже все-равно. Главное, чтобы это никак не отразилось на работе группы. Говорил, а по ночам пил вино и страдал. Жалел и убивал себя одновременно. Женщина. Она признавалась в любви тебе, но спала с ним. Он ничего не знал. Она была просто очередным экспериментом в его жизни, но он не хотел ее терять. А тебе обо всем рассказывал. Продолжал свои исследования? Возможно. Только он не подумал о том, что любой эксперимент всегда может выйти из-под контроля. В туре между вами были очень натянутые отношения. Вы почти не разговаривали. Но никакие личные переживания и чувства не должны мешать работе. Только профессионализм. Ты выходил на сцену и отрабатывал концерт на высшем уровне. После выступления раздавал автографы, фальшиво улыбался и пожимал желающим руки. И никто не знал, как тяжело тебе было. Никто. Только я. Даже сквозь линзы и грим я видел твою боль. Чувствовал в каждом движении и в каждом слове. На концертах я всегда стоял в последнем ряду, но когда начинался «Вальс», я старался приблизиться к сцене как можно ближе. Ты танцевал. Танцевал для всех. Но я не замечал никого вокруг. Эти юные девушки, что тянут к тебе свои тонкие руки в черных перчатках, что ослепляют тебя вспышками фотокамер, что громко кричат, когда ты выходишь на сцену — они никогда не смогут понять и почувствовать все то, что ты пытаешься им донести. Иногда я ловил твой взгляд. Такой холодный и пронзающий сердце, словно кинжал. И я умирал от него. Умирал на каждой песне. Но меня воскрешали твои руки. То рисующие в воздухе образы, то размахивающие плеткой, то безжалостно расстреливающие публику из вальтера, то нежно обнимающие немецкую фуражку. Я не сводил взгляд с твоих рук. Я представлял, как ты аккуратно снимаешь перчатки, подходишь ко мне, кладешь руки мне на плечи и медленно душишь меня. Я так хотел бы умереть от твоих рук. В Интернете я как-то наткнулся на очень красивый рисунок. Девушка изобразила твои руки. Очень точно передала всю их красоту и изящество. Я попросил ее нарисовать их белыми с каплями крови на ладонях. Какой же это получился великолепный рисунок! Девушка любила изображать не только твои руки, но и лицо, рисовала тебя в полный рост. У нее получалось очень точно передавать твое настроение, глаза, улыбку. Ты, как будто настоящий, смотрел на меня с ее рисунков. Но я мечтал о прикосновении к твоим рукам. Я целовал бы перед смертью твои тонкие пальцы. Но больше всего я мечтал увидеть на твоих белых гладких ладонях красные капли жизни. Сложно прорваться к тебе сквозь толпу фанатов. Особенно, когда девочки смотрят на меня снизу вверх, как на бога, а некоторые даже пытаются на мне повиснуть. Но ведь у меня был для тебя подарок. Ты сначала долго смотрел мне в глаза. На нож даже не взглянул. Я попросил тебя вынуть его из ножен. Ты очень удивился. По губам скользнула едва заметная улыбка. Сталь ослепила тебя. Ты долго рассматривал нож, аккуратно провел указательным пальцем по лезвию. «Острое какое», — тихо проговорил ты и посмотрел на меня. Я кивнул. Хотел сказать, чтобы ты снял перчатки и прикоснулся к стали снова. Но в этот момент откуда-то донеслось «Драу», и ты исчез. Я обернулся. Там стоял он с бутылкой пива в руке. Черт! Когда же ты оставишь его в покое, когда перестанешь быть его тенью? Ничего, я так просто не сдамся! На следующем концерте я решил снова подарить тебе нож. На этот раз мне повезло больше. Ты раздавал автографы, смыв грим и сняв плащ и перчатки. Но рядом стоял он. Я подошел, улыбнулся и поблагодарил за концерт. Ты скользнул по мне взглядом и опустил глаза. Ты меня не узнал. Так даже лучше. Протягиваю нож. Ты аккуратно вытаскиваешь его и показываешь подарок согруппнику. О, нет! Только не отдавай его! Я выхватываю нож и резко засовываю в ножны, кладу тебе его на ладони. «Осторожно! Это страшное оружие» — бросаю слова куда-то в воздух и ухожу. Снова, снова он мне помешал! Я его ненавижу! Но я добьюсь своего! В сумке у меня лежал еще один нож. Такой же красивый и такой же опасный. И он только для тебя. А вот и последний город. В клуб я приехал довольно рано, но вы были уже там. Я столкнулся с ним в баре. Он сидел, низко склонив голову. Лицо закрывали распущенные волосы. Пальцы нервно барабанили по столу. Я сел рядом и поставил перед ним бутылку пива. Рядом с тремя пустыми. Он приподнял голову и взглянул на меня. Синие глаза дьявола. На лице усталость и злость. Тур забрал все силы. «Ты кто?» — удивленно спросил он и прищурился. «Мне кажется, я тебя уже где-то видел». «Тебе показалось, Слип» — произношу, едва не касаясь его уха губами, и ухожу. В коридоре замечаю тебя. Ты еще не успел загримироваться. Глаза — красные от слез, на лице — отпечаток сильной усталости. Взгляд непроизвольно падает на твои руки. Белые и гладкие. Чувствую, как у меня внутри все сжимается. Сейчас. Рядом никого нет. Я должен сделать это сейчас. Драу. Тихо произношу твое имя и медленно достаю подарок, тут же вынимаю его из ножен и протягиваю тебе. Ты касаешься моей руки, твои пальцы скользят по ручке. «Я вспомнил! Ты тот самый тип…» — раздается за спиной. Снова он! Я едва сдерживаюсь, чтобы не схватить нож и не воткнуть его ему в глотку. Меня начинает трясти. Ты смотришь на меня широко открытыми глазами. Совершенно не понимаешь, что происходит. «Слип, ты его знаешь?» — твой голос такой холодный и мертвый. Неживой. Для тебя умер этот человек. Ты не умеешь прощать. Ты умеешь забывать. «Драу, это же тот самый, что дарит тебе ножи. Этот, кажется, уже третий» — взволнованно произносит он и смотрит на тебя. «У тебя хорошая память, Слип», — отвечаю, улыбаясь уголками губ. Замечаю, как ты аккуратно прячешь подарок в ножны. Черт! Опять не удалось. «Спасибо» — тихо произносишь, не глядя на меня, и уходишь. -Что ты хочешь? Он не убьет себя. У него не хватит сил. Он слабый. -Ты пьян, Слип. Не стоило пить перед концертом. Я не желаю Драу смерти. Ни в коем случае. Просто мой отец был коллекционером. Очень любил холодное оружие. У меня все стены в комнате им увешаны. — Был? — Да. Он погиб. Стал жертвой собственного увлечения. А его немаленькая коллекция продолжает пылиться в моей квартире. Я подумал, что подобного Драу никто не дарил. Каждый нож имеет ценность и свою историю. — Значит, это просто подарки? Он расплылся в улыбке. Я кивнул. Откуда-то вдруг возникли поклонницы и тут же окружили тебя. Больше до концерта я Отто Дикс не видел. На сцену вы вышли, о чем-то споря. Слип не надел плащ и был в кожаных штанах и в черном свитере. Пьяный. Ты сам вынес весь реквизит. Когда ты повернулся к нам лицом, я заметил мокрое пятно у тебя на жилетке. И не только я. Фанатки вокруг зашептались. Кто-то упомянул, что слышал, как из гримерки доносились крики и мат. Наверно, ты заставлял его надеть концертный плащ, а он отказывался, матерился, возможно, даже хотел тебя ударить и потому выплеснул на тебя пиво. В этом туре вы ругались в каждом городе. И виной всему был не только плащ. Ничего, скоро все закончится. На первой же песне я поймал твой взгляд. Холодный и пронизывающий, но печальный и обреченный. Ты спрашивал у меня: «Зачем? Почему? За что мне все это?» Подожди, потерпи немного. Скоро я все прекращу, и ты будешь счастлив. И ты услышал мои мысли. Пел и танцевал только для меня. Я видел это в твоих глазах. Когда заиграл «Вальс», я, как обычно, приблизился к сцене, чтобы видеть каждый шаг, каждый жест, каждый взгляд. Мелодия и голос единым потоком вливаются внутрь. Я снова растворился, я снова умер. Под конец концерта, я заметил, что тебе стало нехорошо. На «Гленофобии» ты почти уже не танцевал и очень быстро покинул сцену после выступления. Что случилось? Ответ мне мог дать только один человек. У двери в гримерку столпились фанаты. Девочки обсуждали, какую же розу подарить Драу, белую или красную. Я решил сразу обратиться к охранникам. Конечно же, ответ был очевиден. Нет. Но внезапно дверь открылась. Ты шел, низко опустив голову. Я бы даже сказал, что тебя вели под руки. Если люди тебя отпустили бы, то ты не удержал бы равновесие и упал. Фанаты взволнованно зашумели. А я увидел его. Он сидел на диване, закрыв ладонями лицо. -Слип! — пробираюсь сквозь толпу к гримерке. Ты меня заметил и сказал охранникам, чтобы меня впустили. Захожу, закрываю дверь и сажусь рядом. — Что с Драу? Ты смотришь на меня слегка удивленно. Но твои глаза настолько пьяны, что я даже не могу понять, помнишь ты меня или нет. — А, снова ты, коллекционер. С Драу? Да все нормально с ним будет. Отлежится часок и полегчает. А вот со мной… — медленно проговорил ты и открыл очередную бутылку пива. Чуть не выронил ее из рук, но я помог тебе поставить ее на стол. — Слип, думаю, тебе не стоит больше пить. Так что с Драу произошло? — Усталость. Это же последний город. Он ничего не ел. Опять давление, наверное. С ним в турах бывает. — Наверно, еще атмосфера в группе повлияла? — тихо спросил я. Ты взглянул на меня, снова прищурился. — А ты откуда знаешь? Кто ты, вообще, такой и откуда взялся? Что тебе надо? В твоем голосе я почувствовал недоверие и некоторый страх. Надо тебя успокоить. Сейчас ты должен доверять мне, Слип. — Я — никто. Просто я вижу, что между вами сейчас натянутые отношения. Да что там я. Ваши юные фанатки тоже постоянно говорят, что вы ругаетесь и практически не общаетесь. Между вами встала женщина? — я придвигаюсь к тебе поближе и аккуратно кладу руку тебе на плечо. Ты вздрагиваешь, но не скидываешь мою ладонь. Скользишь взглядом по моему лицу, плечам, груди. — А ты интересный персонаж. Может, выпьешь со мной? — ты протягиваешь мне бутылку. Твой взгляд останавливается на моих руках. Ты прикасаешься ко мне. — Забавные веревки у тебя на руках. Я улыбаюсь. Закатываю рукав черной сетки и развязываю шнурок на запястье. — Могу тебе подарить часть своего украшения. Он очень крепкий. Таким и задушить можно. Ты сразу наматываешь веревку себе на руку. Внимательно разглядываешь. — Классная штучка. — Там внутри еще есть нить, светящаяся в темноте. Слип. Ты поднимаешь лицо и смотришь на меня. Черт, в твоих глазах тот же вопрос, что и у Драу. Ты тоже хочешь, чтобы я тебе помог забыть обо всем. Скользишь взглядом по мне, прикасаешься к руке. Ты слишком пьян, Слип. И ты меня боишься. Не бойся. — Ты бы понравился Драу, — произносишь совсем тихо и убираешь руку. — Почему вы с Драу не общаетесь? — ты сам выводишь меня на разговор. Кажется, ты уже стал мне доверять. Немного, Слип, осталось совсем немного. Я даже занервничал слегка, когда ты снова заглянул ко мне в глаза. — Он просто не хочет поверить в то, о чем знал с самого начала. И я не могу из-за него начать нормальную жизнь. Да сложно там все… — Нормальную жизнь с женщиной? Я заметил, что тебя совсем не удивил мой вопрос. Ты готов мне все рассказать? Да, готов. Тебе хочется поделиться хоть с кем-то. Но ты все же сомневаешься. Я же чужой человек. Верно, я — никто. — Слип, — снова кладу руку тебе на плечо. И ты заговорил. Медленно, постоянно сбиваясь и забывая слова. Но ты рассказал мне все. Вы с ней поругались, так как она постоянно упоминала про Драу. Говорила о нем больше, чем о тебе. О нем всегда говорят гораздо больше. Потом ты накричал на Драу. Он грозился рассказать ей про ваши отношения. Сначала вы пытались разговаривать, но не смогли услышать друг друга. Драу никогда не простит тебе измены. Ты променял его на женщину. Группа оказалась на грани развала. Драу говорил, что все бросит и уедет в Хабаровск. Что он не может даже рядом находиться с тем человеком, который его предал. Я внимательно тебя слушал. Из-за выпитого количества алкоголя тебе сложно было говорить, но я смог почувствовать в твоих словах много ненависти и злости. Вы ненавидели друг друга. И я понял одно. Я знал это всегда, но сейчас услышал из твоих уст. Он любил. И ты любил. Просто никто из вас не верил в эту любовь. На какое-то мгновение мне стало тебя жаль. Но людей нельзя жалеть. Ненавижу жалость. У тебя зазвонил мобильник. Я сразу понял, что это была она. И прекрасно знал, что она тебе скажет. Твои руки задрожали. Ты выронил телефон и закрыл лицо руками. Она все знает. Драу рассказал. Она все решила. Ты остался один. Я достаю из сумки бутылку абсента и протягиваю тебе. Все хорошо, Слип. Так всем будет лучше, поверь. Ты берешь ее, делаешь глоток и смотришь на меня. Нет, Слип, не я. Драу. Это он во всем виноват. Не успеваю отстраниться и чувствую прикосновение твоих горячих губ. Ты сейчас, как дикий зверь. Одинокий, брошенный и несчастный. Черт, людей нельзя жалеть. Жалость убивает. Я аккуратно отодвигаюсь. — Нет, Слип. Драу. Во всем виноват только Драу, — тихо произношу, заглядывая в глаза. Ты как будто прочитал мои мысли. Резко встал, схватил куртку и выбежал из гримерки. Только бы никто не попался тебе на пути. Это сильное средство. Страх. Я тоже выхожу из гримерки. Ко мне тут же подбегают охранники. Ох, люди, да все в порядке. Ничего не случилось. Просто, время пришло. Выхожу на улицу. Закуриваю сигарету и иду домой. Здесь совсем близко. Мне знаком каждый поворот, каждый угол дома. Бросаю окурок и захожу в подъезд. Второй этаж. Здесь всего две квартиры. Я, не спеша, разуваюсь в прихожей и снимаю пальто. Знаю, что он еще не пришел. У меня есть время. Сажусь перед монитором. Медленно разматываю с руки шнурок и кладу рядом с собой. Смотрю на экран. Комната, знакомая мне с детства. Даже обои остались прежние. Я специально не делаю ремонт, чтобы не забыть той ночи, когда погиб отец. Тогда, 20 лет назад, мне было 13. Вечером отец пришел снова пьяный и под наркотиками. Я уже знал, что он снова захочет меня и потому, приготовился. Я спрятал нож в карман. Он крепко обнимал меня, гладил по спине и целовал в шею. Было противно, но я терпел. А потом, потом он расстегнул мне штаны и снова прикоснулся ко мне. Сверкнуло лезвие ножа и брызнула кровь. Я обезумел. Я ненавидел его. Удары были очень сильными, но он сопротивлялся. Порезал мне все лицо. Раны зажили, но шрамы на лбу и на щеке от них остались. Как сейчас, помню этот кошмар. Но я знал, что все обойдется. Несовершеннолетний, самооборона. Я ни в чем не виноват. Все произошло в квартире, что я предоставил Отто Дикс для проживания в своем городе. Я заранее установил камеры. Очень удачно, кстати. Сейчас я вижу тебя. Ты лежишь на боку, вытянув руки вперед. Глаза закрыты. Здесь же, на кровати твои концертный плащ, перчатки и жилетка. Организаторы привели тебя сразу же после выступления. На тумбочке замечаю коробочку с линзами, лекарства и средство для снятия грима. Смотреть видео, как ты глотал таблетки, смывал грим и вынимал линзы, у меня сейчас нет времени. Скоро придет он. А я пока полюбуюсь тобой. Посмотрю на твои белые руки. Срываю со стены рисунок и прижимаю его к губам. Вся моя комната завешена рисунками. Я как безумный, каждый день просил девушку рисовать твои руки. И она рисовала их для меня. На экране появился он. Я уставился в монитор. Слип ворвался в комнату. Еле на ногах держится. Господи, неужели он выпил весь абсент? Я испугался, так как знал, к чему может привести такое количество алкоголя и лекарства, что я подсыпал. Он тут же бросился к тебе. Навалился всем телом. Не успел ты открыть глаза, как он тут же начал привязывать твои руки к металлической витой спинке кровати. Вот и мой скромный подарок пригодился. Ты попытался кричать, но он зажал тебе рот ладонью. Сам тоже что-то кричал. К сожалению, звука у меня не было. Наверняка, обвинял тебя во всех смертных грехах и матерился. Ты снова пытаешься сопротивляться, бьешь ногами его в живот. Но ты по-прежнему очень слаб. Он бьет тебя по лицу. Крик. Кусаешь его ладонь, когда он снова пытается закрыть тебе рот рукой. Я боюсь за тебя. Он слишком агрессивен и безумен. Только не прикасайся к его рукам, Слип! Ты переворачиваешь его на живот, наваливаешься на него всем весом. Одной рукой продолжаешь закрывать ему рот, чтобы не орал, а другой расстегиваешь свои штаны. Затем обхватываешь его одной рукой поперек талии и стаскиваешь с него галифе. Не можешь удержаться. Скользишь ладонью по его груди и животу. Я вижу, что он недовольно жмурится, из глаз текут слезы. Да, Драу, это не сценический грим, это слезы. Твои настоящие слезы. Ты снова пытаешься вырваться. Сильно дергаешь связанными руками. Но я знаю, что мой шнурок очень крепкий. Ты только больнее себе делаешь. Не надо, Драу, прекрати. Твои запястья и руки не должны пострадать. Они мои. Только мои. Он резко входит в тебя. Ты сильно прогибаешься и извиваешься всем телом. Но Слип, похоже, совсем потерял контроль. Он двигается слишком резко. Одной рукой продолжает закрывать тебе рот, другой с силой прижимает твое тело к себе. Ты уже не в силах сопротивляться. Опускаешь голову. Растрепавшиеся волосы закрывают твое лицо. Я встаю, снимаю со стены нож, который является точной копией того, что изуродовал мое лицо и которым я убил своего извращенца-отца и снова сажусь перед монитором. Ты безвольной куклой висишь на его руке. Он уже не наваливается на тебя, а обнимает, стоя на коленях. Ласкает рукой, целует твою шею, плечи, спину. Монстр. Он настоящий монстр. Я смотрю на его лицо. Он на грани. Резко встаю, хватаю нож и веревку. Без труда открываю дверь в квартиру. Слип уже кончил и теперь так же безвольно висел на тебе, навалившись всем телом. Я выбрал очень удачный момент. Он сейчас почти без сил и не сможет сопротивляться. Я обхватываю его поперек горла и оттаскиваю от тебя. Он сильно впивается пальцами мне в руки. А шнурок тем временем уже впивается ему в горло. Хрип, стоны. Он весь дергается и извивается в моих руках. Я поднимаю глаза и смотрю на тебя. На твоем лице застывает страх. Ты пытаешься вырваться, но Слип крепко привязал тебя. Ты не можешь даже кричать, не можешь посмотреть на умирающего Слипа. У тебя шок. Я чувствую, что тело в моих руках больше не сопротивляется. Медленно кладу его на пол. — Драу, он умер счастливым. Он погиб, после неземного удовольствия. Подхожу к тебе. Ты меня боишься. Отодвигаешься назад. Широко распахнутыми глазами с ужасом смотришь на Слипа, потом на меня. — Ты… ты… ты его убил? — Я его спас. Я спас и тебя. Достаю нож. Вижу, как ты смотришь на него. Нет, Драу, я не собираюсь тебя убивать. Не бойся. Освобождаю твои руки. Ты потираешь запястья и снова смотришь на меня. Страх медленно растворяется в твоих глазах. Я спас тебя от того, кто причинил тебе так много боли. Я знаю, я все знаю. Позволь мне тоже испытать неземное блаженство. Я здесь, с тобой. Я только для тебя. Аккуратно беру твои руки в свои ладони. Целую тонкие пальцы. Я знаю, что ласкать твои ладони могут только горячие губы и холодная сталь. Нож оставляет тонкие полосы, через которые по каплям вытекает кровь. Ты не шевелишься. Застыл, словно мраморная статуя. Я нежно провожу пальцами по порезам, затем, снова целую твои ладони, запястья. Капли жизни на моих руках и губах. Жизнь после смерти. Отхожу и сажусь за пианино. Знаю, что Слип тоже успел на нем поиграть. Но его песня закончилась. Теперь я сыграю для тебя. Вальс. Последний Вальс. Начинаю играть. Пальцы оставляют на клавишах кровавые следы. Твоя кровь на его музыке. Ведь я играю его Вальс. Его Вальс для тебя. Ты не можешь оторвать взгляда от моих рук. Тебе становится страшно. Как будто это ты только что убил Слипа. Убил собственными руками. Да. Это ты его убил. Ведь я — Никто. Я просто играю для тебя его Последний Вальс.